Стальной храм Иштар. Пролог

Пашендейль, Западный фронт. Октябрь 1918.

Земля — не почва, а чёрное месиво из глины, крови и ржавого железа. Уже три месяца здесь ничего не растёт, кроме воронок и мёртвых. Леса сгнили стоя. Поля вздыбились от снарядов. Но даже здесь, в вязкой мясорубке, что-то ползло вперёд, скрипя бронёй. Танки.

Они пришли как чудо. Газеты кричали об «английских черепахах», прорывающих немецкие линии. Но в Пашендейле чудо увязло в грязи. Тридцать тонн стали застревали уже через сотню метров. Экипажи гибли не от пуль, а от дыма, огня и духоты. Но приказы были отданы.

Один из танков — Mark IV, по имени Judgement — должен был поддержать наступление канадцев на высоту. С неё немцы били по дорогам, траншеям, позициям. Высоту нужно было взять любой ценой.

Ночь перед атакой — чёрная, с рвущим ветром и дождём. Британская артиллерия гремела до самого рассвета. Под её завесой Judgement тронулся. Скрипел, как древний зверь. Пар из двигателя вплетался в утренний туман. Внутри было жарко, дымно, тесно. Каждый метр — как бой.

Канадцы уже поднимались на холм. Judgement полз за ними, стреляя. Но внезапно:
— Артиллерия! Слева!

В дымке показался немецкий расчёт у тяжёлого орудия. Первый выстрел танка — в цель. Второй — мимо. Потом глухой удар — и броня дрогнула. Осколок пробил борт. В моторном отсеке вспыхнуло масло. Огонь пошёл внутрь.

Четверо из экипажа —  наводчик, заряжающий, второй пулемётчик и помощник водителя — погибли почти сразу. Один задохнулся, двоих убило взрывом, четвёртого опалило до неузнаваемости. Оставшаяся в живых половина экипажа танка отбила атаку, потушила пламя и выбралась наружу.

Дождь усиливался. Пехота исчезала вдали. А Judgement застыл, как металлический гроб, посреди поля.

— Назад, — сказал командир.
— Келдерик?
— Да. Если не уйдём сейчас — добьют штурмовики.

В Келдерике никто их не ждал. Это был не форпост, не опорный пункт. Точка отхода из ада. Judgement развернулся с усилием. Гусеницы выдирали куски торфа, как когти. Позади горели останки "Голиафа", другого MK IV, который ушёл в атаку часом ранее. Спустя 20 или 30 минут двигатель захрипел и замолк. Экипаж танка выбрался наружу. Вокруг было тихо. Никакой победы. Никакого торжества.

Прямо у танка, в воронке от мины, четверо выживших похоронили своих товарищей — тех, с кем делили броню, жар, грязь и страх. Тех, кто был их экипажем во время пира смерти.

Они молча завернули тела в обугленные брезенты, сняли шлемы и опустили в похожую на болотистую топь землю. Она не хотела брать мёртвых — липла, стонала под лопатами. Ни крестов, ни слов. Только короткое: — Простите.

Потом они вновь погрузились в люки своего стального чудища и, с четвертого раза запустив двигатель, не державший холостой ход, отправились к Келдерику.

Сзади гремела артиллерия. Возможно, высоту возьмут. А может, нет. В этом октябре никто ничего не знал. Только одно: завтра всё начнётся снова. Командир посмотрел на небо. Там не было звёзд. Только облака — такие же тёмные, как земля под ногами.