Последний кофе

Последний кофе

- Пожалуйста, ваш кофе, господин коро… - камердинер замолкает, оглядывается на тюремщиков.
- Спасибо, Джевс, - я принимаю в руки блюдце и чашечку, вдыхаю аромат напитка. – Надеюсь, это кофе из той самой таверны, о которой я говорил.
- О да, господин, - Джевс с охотой рассказывает, как отрядили особого чиновника с командой жандармов, чтобы они за всем приглядели. Чайник доставили самой быстрой мотокаретой, с такой помпой, будто везли самого кор…
Из коридора раздаётся раздражённое покашливание, Джевс смущённо суетится, предлагая мне сахар, сливки и всё, что может понадобится для кофе, но я отказываюсь. Вкус нельзя ничем испортить. Если сегодня для меня всё закончится неудачно, красивый будет штришок к печальному образу: он отказался от последней трапезы и выпил всего лишь чашечку чёрного кофе без сахара.
Я отпиваю глоток остывшего, не смотря на чиновника и мотокарету, кофе. Это к лучшему. За терпкими оттенками приправ, за острым заслоном перца, по дороге из корицы я вхожу в пещеру, на стенах которой вижу картины. Заговор зреет во временном правительстве. Супруга моя, бывшая королева, находится в изгнании, но плетёт сеть из подкупов, угроз, смертей и бунтов. Всё то, что я пропустил за год, сидя в темнице, пролетает передо мной за считанные секунды. Но история не рассказана до конца, я слышу лишь совет – говорить, что меня спасёт Бог, потому что… Буду я спасён или нет? Чёртов особый чиновник, он стоял над душой у баристы, который не успел зашифровать всё, что должен был. Мелкими глотками я пью кофе, пытаясь разобрать во вкусе тайные смыслы, но ничего нового не нахожу.
К эшафоту меня ведут через плотную толпу. На соборной площади тысячи людей. Молитвы, проклятия, окрики жандармов и треск фотовспышек сливаются в зловещий гул. Сколько раз я наблюдал публичные казни? Со мной поступают как с обычным подданным, простите, гражданином. Не церемонясь, связывают руки и ноги, жрец бормочет отходную.
- Я хочу сказать последнее слово!
Министры, сидящие в ряд перед эшафотом, взволнованно шепчутся, подают палачу какой-то знак, снизу на эшафот вбегает тюремщик с микрофоном.
- Говори, - сипит мне на ухо палач, от него пахнет чесноком и перегаром.
- Знайте, любимые мои подданные, - я еле сдерживаюсь, чтобы не перейти на крик. – Я обязательно спасусь!
Не проходит и двух секунд, как на голову мне одевают мешок. Что ж, еще одна деталь исторической личности, возможно, он, король, спасся на небесах, так будут писать историки будущего. Я слышу скрип рычага, и люк эшафота уходит из-под моих ног. На сотую долю мига я зависаю на той высоте, на которой должна сломаться моя шея, и продолжаю лететь вниз. Удар, треск в лодыжке. Сломал или вывихнул, думаю я так, будто это не моя нога.
С восторженным рёвом толпа сметает жандармов, министров и эшафот, срезает с меня путы, но не догадывается сорвать мешок, а когда тебя несут на руках, порой перекидывая и чуть не роняя, не так уж удобно этот чёртов мешок снять самостоятельно.