Пансионат строгого режима 6

роман в кипятке
В «Сосновом Пыхе» снова грянуло новоселье. Привезли нового жильца: пожилой, тонкий, как палочка корицы, в клетчатом шарфе, несмотря на плюс двадцать пять. На входе представился:
— Николай Альбертович. Филолог. В отставке. Временно — живой.
Сказал это с такой тихой иронией, что даже Жорик на миг примолк. А потом торжественно провозгласил:
— Новый интеллигент в доме! Щас понесётся Толстой через тосты!
Николай Альбертович поселился в угловой комнате, начал утро с цитаты из Блока, в обед читал «Историю русского языка» вслух, а вечером выходил на веранду смотреть на закат, как будто ждал, что с небес сойдут Сервантес и Бунин на перекур.
Но настоящая драма началась, когда он увидел Валентину Аркадьевну. Та как раз несла на веранду фикус и журила Жорика за то, что тот «опять швырялся капустой в методиста».
— Какая пластика движений… — пробормотал Николай Альбертович, глядя, как фикус покачивается в такт её шагам.;— Это не пластика, это радикулит, — мрачно сообщил Жорик. — Но выразительно, не спорю.
С этого дня Николай Альбертович начал выгуливать свои чувства, как антикварную трость: аккуратно, с паузами, цитатами и лёгкой горечью.
— Валентина Аркадьевна, вы не могли бы одолжить мне книгу? Я сломал очки, но надеюсь догадаться, о чём там речь по запаху страниц…;— У вас есть романтическая линия или просто поэтическая гипотония? — с прищуром спросила она.
А вечером он играл на стареньком пианино в холле. В основном – что-то грустное, с оттенком дождя и безответной любви. Жорик, прислушиваясь, вздыхал:
— Ща расплачусь. Прямо в миску с гречкой.
На третью неделю Николай Альбертович всё-таки осмелился. Подошёл, поклонился и сказал:
— Валентина Аркадьевна, я понимаю, что мы все здесь — как книги в библиотеке списанного фонда. Но ведь и там бывают жемчужины…;— Это вы себя к Пушкину приравняли? — уточнила она, улыбаясь уголками глаз.
— Нет. Скорее — к сносочке. Но страстной.
Жорик не выдержал, подлетел и торжественно объявил:
— Я, как духовное лицо учреждения, благословляю этот союз! Клянусь не орать по утрам и не ронять компот на клавишника.
С тех пор Валентина Аркадьевна и Николай Альбертович стали часто гулять вместе. Он читал ей Ахматову, она — рецензировала. Жорик сопровождал, как почётный караул, и иногда мурлыкал:
— Ну вот… Кто сказал, что любовь — только для тех, у кого ещё нет карточки в поликлинике?
И, улетая на фонарь, добавлял философски:
— Щастье — оно как манная каша. Сначала непонятно, зачем, а потом вдруг тепло.