На краю памяти Часть 9
Глава 9
Возвращение в Одессу
Дорога домой началась не с радости, а с усталости. Анна шла рядом с мамой, держась за её руку, и всё время оглядывалась назад, будто боялась, что кто-то позовёт обратно и скажет:
«Куда это вы, гражданочка, без разрешения?»
Но никто не звал. Позади остался гетто — с его бараками, запахом сырости и голосами, которые теперь навсегда остались в памяти. Впереди была только дорога — разбитая, весенняя, с лужами по колено и грязью, которая прилипала к ботинкам, будто не хотела отпускать.
— Мама, а мы далеко ещё? — спросила Анна, когда солнце уже поднялось высоко, а ноги стали ватными.
— Ещё немного, — ответила Софья, поправляя платок. — Вот дойдём до станции, а там — поездом. Если, конечно, поезда ходят.
— А если не ходят? — Анна нахмурилась, вглядываясь вдаль.
— Тогда будем идти пешком, — вздохнула мама. — Главное — не останавливаться.
Вокруг шли люди: кто с узлами, кто с детьми, кто просто с пустыми руками. Все шли молча, будто боялись сказать что-то лишнее, чтобы не спугнуть хрупкую надежду на возвращение. Иногда попадались солдаты, иногда — такие же, как они, беженцы. Кто-то здоровался, кто-то просто кивал, а кто-то смотрел в землю, будто стыдился своих мыслей.
На станции было шумно. Люди толпились у разбитого здания, спорили, кто-то плакал, кто-то ругался. Вдруг из-за угла выехал поезд — старый, с облупленными вагонами, но для всех он был как подарок. Анна с мамой протиснулись в вагон, где уже сидели женщины с детьми, старики, кто-то держал на руках курицу, кто-то — чемодан без ручки.
— Где вы были? — спросила соседка, женщина в сером пальто.
— Там же, где все, — ответила Софья. — Возвращаемся домой.
— Домой... — женщина горько усмехнулась. — А есть ли он ещё, этот дом?
Поезд тронулся, и за окнами поплыли поля, деревья, полуразрушенные станции. Анна смотрела на всё это и думала:
«А вдруг Одесса не такая, как раньше? Вдруг там всё чужое? Вдруг нас никто не ждёт?»
— Мама, а если наш дом заняли? — спросила она.
— Значит, будем искать другой, — сказала Софья. — Главное, чтобы мы были вместе.
В вагоне кто-то начал рассказывать, как в их городе всё разрушено, как люди живут в подвалах, как хлеба не хватает. Кто-то вспомнил, что в Одессе всегда было весело, даже когда денег не было.
— В Одессе, если у тебя нет денег, тебе всё равно дадут поесть, — сказал старик с седой бородой. — А если не дадут — значит, ты не в Одессе.
Все засмеялись, и стало чуть легче.
Дорога казалась бесконечной. По ночам в вагоне было холодно, люди жались друг к другу, делились последним хлебом. Анна слушала, как мама шепчет молитву, и пыталась вспомнить, как пахнет море.
«Я уже забыла этот запах...»
От этого становилось страшно.
Когда поезд наконец остановился на одесском вокзале, люди высыпали на перрон, будто боялись, что поезд уедет обратно и увезёт их надежду. Вокзал был почти пустой, только где-то в углу стояли военные, а на стене висела облупленная табличка:
«Одесса-Главная»
— Вот мы и дома, — тихо сказала Софья.
— А где же дом? — спросила Анна, оглядываясь.
— Сейчас найдём, — улыбнулась мама, но в глазах у неё была тревога.
Они пошли по улицам, которые казались знакомыми и чужими одновременно. На углу стоял дом с выбитыми окнами, на другой стороне — лавка, где когда-то покупали хлеб. Всё было разрушено, стены покрыты копотью, двери выбиты. Только море всё так же шумело где-то вдали, и этот шум был единственным, что не изменилось.
— Мама, а вдруг наш дом цел? — спросила Анна, когда они подошли к знакомому двору.
— Сейчас увидим, — сказала Софья.
Во дворе было пусто. На лавочке сидела старушка, закутанная в платок, и глядела в никуда. Анна подошла к двери, толкнула её — дверь открылась с противным скрипом. Внутри пахло сыростью и пылью. На полу валялись обрывки газет, где-то в углу стояло ведро.
— Здесь кто-то был, — сказала мама, осматривая комнату.
— А вдруг вернётся? — испугалась Анна.
— Будем вместе, — твёрдо сказала Софья. — Мы теперь никого не боимся.
Они устроились в углу, расстелили старое одеяло, которое нашли в шкафу. Анна легла, прижалась к маме и долго не могла уснуть. За окном шумело море, а где-то во дворе кто-то тихо пел на идише.
Утром они вышли во двор. Соседка, та самая старушка, посмотрела на них и вдруг улыбнулась.
— Софочка? Это ты? — спросила она.
— Я, тётя Сима, — ответила мама. — Мы вернулись.
— Слава Богу, — вздохнула старушка. — А я думала, никого не осталось.
— Мы остались, — сказала Софья. — А вы как?
— Как... — старушка махнула рукой. — Живу, как все. Вот только людей мало стало. Половина не вернулась, половина уехала.
— А кто в нашем доме был? — спросила мама.
— Да кто только не был, — ответила тётя Сима. — И военные, и чужие. Всё вынесли, что могли. Но стены стоят, значит, и вы стоять будете.
Анна слушала их разговор и думала:
«А вдруг всё можно начать сначала? Вдруг и правда стены — это главное?»
В тот день они убирались в квартире, выметали пыль, выбрасывали мусор. Анна нашла в шкафу старую фотографию — на ней был дедушка Лазарь, бабушка Фрида, мама ещё совсем молодая. Она долго смотрела на фото, гладила пальцем лица.
— Мама, а если бы они вернулись, им бы понравилось? — спросила она.
— Им бы главное — что мы живы, — ответила Софья. — Остальное — дело наживное.
Вечером во двор пришли соседи. Кто-то принёс хлеб, кто-то — банку варенья, кто-то просто сел на лавочку и молчал. Люди смотрели друг на друга, будто впервые, и не знали, что сказать.
— А вы, где были? — спросил сосед дядя Миша.
— В гетто, — ответила Софья. — А вы?
— Я тут остался, — сказал дядя Миша. — Всё ждал, что кто-то вернётся.
— Вот мы и вернулись, — улыбнулась мама.
— Хорошо, что вернулись, — сказал дядя Миша. — Теперь жить будем.
Анна слушала разговоры взрослых и думала:
«Как всё изменилось. Двор был тот же, но люди стали другими. Кто-то смотрел в глаза, кто-то — в землю, кто-то вообще не говорил ни слова».
— Мама, а если я не смогу привыкнуть? — спросила она вечером.
— Привыкнешь, — сказала Софья. — Мы одесситы, мы ко всему привыкаем.
— А если не привыкну? — Анна нахмурилась.
— Тогда будем жить по-новому, — улыбнулась мама. — Главное — вместе.
Ночью Анна снова не могла уснуть. Она слушала, как за стеной кто-то тихо шепчет молитву, как во дворе скрипит калитка, как где-то вдали шумит море. Она думала о дедушке, о бабушке, о тех, кто не вернулся.
«Они всё ещё рядом, просто теперь их не видно...»
— Мама, а если я забуду, как они выглядели? — спросила она.
— Не забудешь, — ответила Софья. — Пока помнишь — они с тобой.
Утром они пошли на Привоз. Рынок был не такой, как раньше: мало людей, мало товаров, но всё равно кто-то торговался, кто-то ругался, кто-то смеялся. Анна почувствовала, что Одесса жива — пусть и другая, но жива.
— Смотрите, кто пришёл! — закричала тётя Белла, торговка рыбой. — Софочка, ты ли это?
— Я, тётя Белла, — улыбнулась мама. — Мы вернулись.
— Слава Богу, — всплеснула руками тётя Белла. — А я думала, всех уже нет.
— Есть ещё, — сказала Софья. — И будем жить.
Анна смотрела на людей, на старые прилавки, на море, которое виднелось вдалеке, и думала:
«Всё можно начать сначала. Главное — помнить, кто ты и откуда».
Вечером они вернулись домой. Мама заварила чай, достала кусочек хлеба, который дала тётя Белла. Они сели за стол, и Анна вдруг почувствовала, что дом — это не стены, а люди, которые рядом.
— Мама, а если завтра всё снова изменится? — спросила она.
— Тогда будем менять вместе, — сказала Софья. — Мы уже умеем.
Анна улыбнулась, посмотрела в окно, где зажигались первые огоньки, и подумала:
«Пусть всё не так, как раньше, но главное — что мы вернулись. Пусть с потерями, пусть с болью, но с надеждой».
— Мама, а если я когда-нибудь забуду этот день? — спросила она.
— Не забудешь, — сказала Софья. — Мы будем вспоминать вместе.
Анна закрыла глаза и услышала, как за стеной кто-то тихо поёт на идише. Она улыбнулась и подумала:
«Всё будет хорошо. Главное — помнить».
Свидетельство о публикации №225060100957