Сон 18 Печать

Это начиналось как сон обычный, почти прозаичный — я пришёл в дом дальнего родственника, решившего связать свою судьбу с женщиной, которую никто в семье не мог назвать по имени, лишь обозначали — "его невеста". Я не ожидал радости от этой встречи, но и беды не предчувствовал.

Внутри дома было светло, натужно празднично — как бывает, когда торжество строят по шаблону, а не по велению сердца. Он — смущённо счастливый, будто всё ещё не верит в происходящее. Она — с улыбкой тонкой, как лезвие, и глазами, полными удовольствия от собственной власти.

При мне, не скрываясь, она с холодной страстью начала отравлять его мысли: намекать, сравнивать, принижать. Каждое её слово — заноза в живую плоть семьи. Меня как будто смывало оттуда — я чувствовал, как вокруг меня становится тесно, как если бы воздух сам начал сторонился. Я не спорил. Я просто встал и вышел.


---


На улице тянулось серое небо — то ли ранний вечер, то ли позднее утро. Я наспех решил заехать на работу — забрать вещи из раздевалки. Подходя к проходной, я кивнул охраннику, с которым когда-то пил чай и играл в шахматы по вечерам, но он не ответил. Только хмуро уставился и сказал:

— Ты больше тут не работаешь. С месяц как.

Фраза пронеслась в голове, как камень по зеркальной глади. Память барахталась, не находя ни одной зацепки. Меня как будто вырезали из фотографии и забыли вложить обратно.

Когда он отвернулся, я всё же проскользнул внутрь. Коридоры были такими же, как всегда — знакомыми, но теперь чужими, как улицы из детства, которые ты нашёл во взрослом возрасте и не узнал.


---

"Шкаф №10"

Раздевалка встретила меня холодом. Металлические шкафчики стояли, как молчаливые свидетели. Мой — десятый. Я открыл его — и отпрянул: изнутри, будто крылья птицы, выпали огромные белые перья, плотные, как пластина, и чуть заострённые, будто несли в себе опасность. Они пахли холодом и светом, каким пахнут пустые горные вершины.

Рядом висел пакет — не мой, но с моей зимней курткой. В кармане лежала черная игла и три монеты: белая, красная и зелёная. Монеты были тёплые. Живые? Я подбросил их — они зависли в воздухе дольше, чем должны были. Я поймал их — и положил обратно, не зная, зачем они мне.

Охранник окликнул меня, сердито. Сказал, что его уволят, если узнают, что я был здесь. Но это уже не имело значения.


---



Я шёл домой. Мир стал вязким. Меня никто не ждал, а даже если и ждали — не верили. Я пытался предупредить родителей насчёт коварства невесты но встретил только насмешку, непонимание, обвинения. Всё казалось перевёрнутым, как будто слова в этом мире больше не несли смысла.



---

Настроение падает ниже нуля. Я бреду понурив голову, а тут ещё до кучи мерзкий холодный дождь. Он не был бурей, не был даже злым — просто холодным, тягучим. Тот дождь, что делает всё бессмысленным.


Венчает мое душевное состояние повсеместная грязь,и от того что я соскальзываю и ступаю правой ногой в болото. По щиколотку. Твою мать ..

Тихо матерясь наклоняюсь чтобы попытаться спасти изгвазданные штаны и вдруг замечаю блеск.

Неужели удача, не верю!
 В такие дни остаётся только расставить в сторону руки и ждать пока Зевс ( или кто там за это отвечает) сжалится и метнёт в голову своей жертвы молнию прервав наконец страдания.

 А тут, ну точно - золотые кольца. Подхожу ближе чтобы поднять драгоценность и замираю. По спине несётся стая гигантских мурашек спасаясь от цунами холодного пота. То что я принял за счастливый знак в виде потерянных кем-то золотых колец на поверку оказалось сияющим золотым символом печати перехода между мирами.

 Тут же понимаю что сплю, удивляюсь что печать в первый раз на моей памяти не венчает дверной проем или арку, а лежит в основании черной ямы, поблескивающей зеркальными краями.


Но делать нечего, я ее нашел ...дверь, и сил сопротивляться нет. Я должен в нее войти.

Практически делаю шаг в пропасть, и вдруг...


---


Женский голос — мурлыкающий, обволакивающий — сказал мягко, но властно:
— Домой.

Всё исчезло.


---


Я открыл глаза. Передо мной сидела трехмастная кошка. Её глаза были широко распахнуты, и она уставилась прямо на меня, будто тоже только что вернулась. Затем она вздрогнула, прикрыла глаза, обмякла — и начала умываться, как ни в чём не бывало.

А я всё ещё ощущал на ладонях тепло от тех монет. И запах дождя.