Эхо

Раинька страстно желала любви, желала до зубовного скрежета, ночных судорог, до бешено бьющегося сердца  и перехваченного в горле дыхания. Желала везде: ранним утром в переполненном автобусе по дороге на работу на овощебазу, где  в любое время года, надев синий халат и резиновые сапоги, хлюпая по раскисшей ботве, сортировала по ящикам по степени увядания свеклу и картошку, в потной очереди за хлебом, зажатой между измученных бытом тёток, добравшись вечером до своей комнаты  с  пожилым диваном, уставившись на экран чёрно-белого «Горизонта», пытаясь сосредоточиться, чтобы понять, о чём всё-таки так проникновенно говорит диктор, обращаясь непосредственно к ней.
Она хотела, чтобы её любили. И любить самой.
Хотела всегда, сколько себя помнила:  с детского дома на проспекте Огородникова около кинотеатра «Москва», куда её в декабре сорок второго принесли девочки из бытового отряда, отыскав по жалобному писку  котёнка, прижавшегося к детскому тельцу,  в куче тряпья в обвалившемся парадном. Наверняка это был последний котёнок в голодающем городе. Как принесли, она, конечно, не помнила, было ей на вид месяца два. Нашедшую её сандружинницу звали Рая, так находку и записали – Рая Огородникова, рождения 7 ноября 1942 года. В дом ребёнка её не перевели и на Большую Землю вместе с другими малышами  не вывезли, побоялись, что не доедет,  и осталась она в детском доме со своими диагнозами – алиментарная дистрофия или, в  просторечии, «ленинградская болезнь», отсутствие века на правом глазу, волчья пасть и заячья губа. А с возрастом и задержка в развитии, и  ринолалия, речевое расстройство, из-за которого с трудом давались Раиньке  гласные и согласные звуки, и говорила она, гнусавя, словно нос её был зажат деревянной прищепкой.
- А что вы хотите, - говорила няня Зоя, заворачивая Раиньку в свой ватник и вытирая тряпочкой слюну, вечной струйкой ползущую изо рта малышки. – У блокадной мамочки что может родиться. Жива, и ладно. С лица не воду пить.

Няня  Зоя её и выкормила: каждое утро затемно она ходила в Педиатрический институт – объект специального уничтожения номер 708 на немецких картах, где организовали ферму из трёх породистых коров, чтобы раздавать молоко в дома ребёнка. Выкормила с ложечки, выходила и умерла через год, когда Раинька уже потихоньку ковыляла по извилистым коридорам старого здания на тонких кривых ножках, а детская норма хлеба  увеличилась до трехсот граммов в день. Умерла, оставив сто пятьдесят рублей и  завещав купить Раиньке котёнка. Но директор детского дома распорядился купить с рук три килограмма хлеба, а не ждать, когда снова  начнёт раздаваться в городе кошачье мяуканье.

А ещё Раинька хотела красное платье: чуть  ниже колена,с  широкой оборкой,  рукавами-фонариками  и глубоким вырезом, точь-в-точь, как в витрине Дома моделей на Невском.
**********
Ни  воспитатели, ни дети любить Раиньку не спешили: взрослым было не до неё, а дети прозвали  « Чучело-мяучело»,  не брали в свои игры, толкали при случае в спину, смеялись, когда падала, а потом пыталась подняться, неуклюже вставая  на четвереньки, теряя равновесие, как колченогий щенок, которого спустили первый раз с поводка, лили в кровать воду и кричали, что Райка опИсалась, ябедничали, что она храпит по ночам и не даёт спать.
Раинька на самом деле пИсалась и храпела,  терпела,  не обижалась, иногда плакала и с новой силой, как могла,  обрушивала любовь на всех, кого видела: выносила горшки за малышами, отдавала сверстникам кисель за обедом, стелила за старшими постель. 
В школу её отправили в обычную: в первом классе она осталась  на второй год, потом повторила третий, потом четвёртый, и её перевели в специнтернат. После восьмого класса пошла в швейное ПТУ, но, не доучившись, бросила и устроилась работать на овощебазу.

С Васей Раинька познакомилась на автобусной остановке: он сидел на остановке, заняв своим грузным телом всю скамейку. Синий форменный пиджак едва сходился на животе, больше похожем на большой барабан.  Голову его украшала фуражка со звёздочкой,  золотистыми крылышками и затейливой вышивкой на козырьке. «Лётчик», - догадалась Раинька. - «Как Кикабидзе в «Мимино».
- Ты вкусно пахнешь, щами, меня зовут Вася, - металическим голосом, чётко выговаривая слова, отчеканил он и подвинулся, освобождая Раиньке место.

Раинька смутилась: кислый капустный запах, просочившийся за пятнадцать лет в каждую клеточку тела, был её вечным спутником и отпугивал всех, кому случалось оказаться рядом. Каждый день после смены она тёрла себя  в душевой жёсткой мочалкой, щедро намыливаясь то туалетным мылом, то хозяйственным, поливаясь от души  «Белой сиренью»,  пытаясь избавиться от надоедливого духа, но ничего не помогало. Даже в переполненном автобусе пассажиры старались держаться от неё подальше, брезгливо морщась и прикрывая носы.
- Рая, - зардевшись, представилась Раинька  и продолжила светскую беседу. - Мне «тринадцатый». А тебе?
- Мне тоже, - проскрипел Вася. – Я куплю тебе билет.
- Спасибо, - покраснела Раинька, предусмотрительно промолчав, что у неё «карточка». Она сразу поняла, что Вася за ней ухаживает.

Теперь Раинька не ходила, а порхала: она чувствовала себя настоящей женщиной, любимой и любящей. Вася встречал её после работы, она гордо брала его  под руку, и они важно шествовали на автобусную остановку. Покупать ей билет Раинька вскоре запретила, предъявив «карточку», ведь их бюджет вполне возможно в скором времени мог стать общим, а жить надо экономно.
Иногда он не приходил, и тогда Раинька, углядев в небе самолёт, замирала: «Мой летит…», представляя Васю в кресле пилота.
Любить Васю было несложно: ухаживал он аккуратно, водил в кино и в мороженицу, домой не напрашивался, прощался у парадного, сальности не говорил, правда, о свадьбе не заговаривал и  под юбку не лез. Хотя последнее, судя по ехидным замечаниям товарок, бывших в курсе романа, несколько затянулось.
- Райке под сороковник, до пенсии под ручку гулять будут, - сплетничали многодетные разномужнии. – Зима скоро, так он свой петушок отморозит.

И Раинька решила взять инициативу в свои руки. «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у неё – наша задача», - когда-то сообщил ей Мичурин с плаката в классе.  Раинька этого не забыла и решила пригласить кавалера на день рождения. Ответственный Вася приглашение принял, но сразу сообщил, что быть может только в пятнадцать ноль-ноль, после демонстрации – День рождения это, конечно, важный праздник, но личный, а годовщина Октябрьской революции – праздник общественный, к тому же  страна гуляла на широкую ногу: 60 лет со дня, и ещё были живы те революционеры, которые видели вождя мирового пролетариата лично. С этим Раинька поспорить не могла, хотя и пионерия, и комсомол прошли мимо неё.

Вася появился ровно в три, вручил Раиньке пять гвоздичек и коробочку с пирожными из кафе «Север», слегка разочаровав подарком, но опять же, в случае общего бюджета скромность в покупках простительна.
Он пробежал по квартире бодрой рысью, потрясывая килограммами живого веса, кратко комментируя Раинькину жилплощадь:
- Однушка в новом районе, это хорошо, раздельный санузел – хорошо, а вот окна на мусорку – плохо, и кухонька маловата.

С жильём Раиньке повезло. Вернее, сначала не повезло –  на медосмотре перед поступлением в ПТУ у неё обнаружили туберкулёз, вполне обычная картина для блокадников, но туберкулёз вроде бы давний,  остался в неактивной фазе в виде тёмного пятна в лёгких. А потом повезло -  решили не рисковать, к тому же подоспел очередной День Победы, и выделили ей не комнату в коммуналке, как положено выпускникам интернатов, а отдельную квартиру.
Освоился Вася быстро: выпив слегка игристого «Абрау Дюрсо», не успев закусить мелко накрошенным оливье, он повалил именинницу на диван, безжалостно задрав надетую по такому случаю плиссированную юбку, и, тыкаясь мокрыми губами Раиньке где-то за ухом, шаря  дрожащими руками в районе резинок от чулок,  жарко зашептал: 
- Ты того-этого, трусы что-ли снимай!

Не так представляла себе невинная девушка первый интимный опыт: с трудом спихнув с себя дородное тело, она поправила праздничный наряд и твёрдо сказала:
- Я – не такая, до свадьбы – ни-ни!
 
Вася не сопротивлялся -  поймав брючным ремнём убегающий живот, он накидал в тарелку горку салата и торжественно произнёс:
- Будем жениться!

К походу в ЗАГС Раинька сшила красное платье из ацетатного шёлка, что купила в Пассаже  с премии. Ткань слегка залежалась на сгибах в ожидании важного повода, но Раинька разгладила её горячим утюгом и приступила к работе, вспомнив, чему успела научиться в швейном ПТУ. Справилась  за ночь: сняла мерки, сделала выкройку из газет, сметала на живую, а утром сострочила у соседки на старом «Зингере».
Раиньке вообще нравилось наряжаться: раз в месяц она отправлялась в свой любимый «Московский» универмаг и на весь вечер пропадала в отделе готовой одежды, методично меряя одно платье за другим. Выходя из примерочной, она обстоятельно осматривала себя со всех сторон в большое зеркало, доводя продавщиц до обморока своим «Мне идёт?» Продавщицы вздыхали, переглядывались, закатывали глаза и считали минуты до закрытия.
В назначенный день Вася пришёл не один, с мамой. Раинька была тронута, теперь у неё будет не только муж, но и настоящая семья, с мамой.  Симпатичная женщина в норковой шапке и в пальто с норковым воротником представилась Анной Константиновной, отослала Васю за мороженым и присела за скамейку. Раинька удивилась – на улице уже минус, так и простудиться недолго, а Васечке болеть нельзя, с кем без него люди летать будут,   но решила с будущей свекровью не спорить. Мороженое так мороженое. «Мне «Ленинградское» за двадцать две копейки», - крикнула она Васе и села рядом с Анной Константиновной.
- Милая Раечка, - начала Анна Константиновна нежным голосом, и Раинька спинным мозгом почувствовала, что свадьбы не будет.

Не может на ней Вася жениться, не совсем здоровый он, вернее, совсем нездоровый. Больной. На голову. Эпилептик. Не-де-е-способный. Последнее слово Раинька не очень поняла, но поняла, что родился он хорошим, здоровым мальчиком,  ходить и говорить начал рано, а потом война, эвакуация, до самой Сибири  вместе с  Сестрорецким инструментальным заводом,  где папа Васи ведущим инженером был, первые недели в палатках, там и укусил ребёнка энцефалитный клещ. Заметили не сразу, думали, что грипп, хорошо, что спасли. И теперь у Васи целый букет, но не цветов, а болезней. Что такое болезни, Раинька хорошо знала.
- Не может быть, - тихо заплакала Раинтка. – Он же лётчик…
- Да какой он лётчик, - вздохнула Анна Константиновна. – Мечта была у него в детстве, вот и сшили ему форму, чтобы радовался. Он дома и сейчас в самолётики играет и модельки собирает. Не надо вам жениться, хотите дружить, дружите, будете вместе самолётики собирать. У него ТУшки хорошо получаются.

Но собирать самолётики Раинька не хотела, ни ТУшки, ни какие другие, поэтому встала и пошла прочь, не дожидаясь «Ленинградского» мороженого за двадцать две копейки.

**********

Раинькину драму переживали всей бригадой. Расположившись в обеденный перерыв вокруг составленных вместе ящиков, выставив две  «чекушки» и собрав немудрёную закуску из ближайших коробок и бочек, женщины всех возрастов и разнообразных семейных положений решали судьбу своей товарки.
- Не ной, Райка, - сказала пожилая вдовая сортировщица, хрустя солёным огурцом. – Мужик в доме уж и не такое большое счастье – стирай ему, готовь, убирай. Та же работа, только бесплатно.
- Не скажи, - протянула сортировщица помоложе. – А как без него в постели? Холодно и скуууучно…
- Батарею включи да телек, - буркнула разведёнка с тремя детьми. – Будет тебе и тепло, и весело.
- Не, я без этого дела не могу, - сладко потянулась молодая. – Батарея разве ж обнимет да приголубит…
- Что вы, девки, всё о срамном, - смутилась новенькая, недавно из деревни перебравшаяся к тётке в город. – Муж в доме  это любовь, забота, дети…
- А дети без срамного откуда берутся? Из капусты? – захихикала молодая и закусила  очередную стопку квашеной капустой.
- Вот, дети, - подхватила пожилая.- Скажи спасибо, Райка, что твой Вася тебе ребёночка не заделал. Вовремя мамаша его подсуетилась.
- Я не такая, - промычала Раинька и всхлипнула.
- Ну и дура, - припечатала молодая. – Вот и помрёшь нетраханная.
- Дети- это хорошо, это правильно, - подала голос ещё одна сортировщица, поглаживая беременный живот за месяц до декрета. – Мы сразу решили – не меньше двоих. Дети – главная радость в жизни. Ты поторопись, Раечка, хоть для себя заведи и так уже старородящая будешь, а то и вовсе бездетной помрёшь.
- Мне ребёночка-то хочется, а детей без мужа не бывает, - возразила быстро захмелевшая Раинька.
- Я же говорю, дура, - заржала молодая. – Ты в воскресенье в Парк Победы пойди, так мужа себе враз найдёшь: солдатики в увольнении до любых невест охочи.  Они на лицо не особо смотрят, и твоё сойдёт.
- Зачем Вы так? – одёрнула её новенькая.
- А что? – вскинулась молодая. – я правду говорю! Чай не Софи Лорен…
- Научишь ты её, - толкнула молодую пожилая. – Еще опять какого больного подцепит.
- И ты дура, - икнула молодая. – Они там медкомиссию проходят, все здоровые. На пару раз сойдёт. Как стемнеет, за локоток цепляй, в кусты, рейтузы и трусы сняла, ноги раздвинула и готово.

На слове «трусы» Раинька вспомнила Васю, всхлипнула и выпила ещё стопочку.
- А не отморозит себе чего? – недоверчиво спросила новенькая. – Зима ведь.
- Не успеет, - мрачно сплюнула разведёнка. – Ихнее дело не рожать, сунул-вынул и бежать.
- Ты, главное, домой не води, - продолжала наставлять молодая.  - А то ещё сопрут чего.
- Не поведу, я ж не дура,  - прогундосила Раинька. – У меня серёжки золотые с красными камушками на трюмо.
 
Гулять по воскресеньям в Парк Победы Раинька ходила до весны. А потом перестала- мягкий снег под кустами превратился в грязные лужи, да и тошнить её стало: от запахов на складе, духоты в автобусе, еды в буфете.
- Догулялась, - вынесла приговор пожилая.
- Догулялась,  - улыбнулась кривым ртом Раинька.

**********

Родила Раинька быстро, как выплюнула.  Ночью схватки сразу частые пошли, скорая, роддом почему-то на Васильевском,  ехали с сиреной, распугивая машины и пешеходов,    приёмный покой, едва на каталку успела, в операционную, тут и крик первый раздался.
- Девочка, ладненькая, чернявенькая, - акушерка подхватила новорожденную и завернула в пелёнку. – Папаша грузин что ли?
- Покажите, - прошептала Раинька.
- Ты отдыхай пока, сейчас тебя  подошьют немного и в палату, утром на первое кормление принесут, - неуверенно сказала акушерка и быстро вышла с ребёнком.

Утром малышку не принесли, днём тоже.  Другим мамочкам в палате принесли, а ей нет.  Раинька поспала, поела, опять поспала и начала нервничать: акушерка сказала, ладненькая, отчего не несут…
Когда и вечером ребёнка не принесли, Раинька осторожно встала, накинула халат, сунула ноги в тапочки и пошаркала в коридор.
Дверь в ординаторскую была приоткрыта: две молоденькие сестрички – у одной из-под шапочки кокетливо выбивались рыжие кудри у другой – светлая чёлка - пили чай на диване, пожилая врач за столом писала что-то в толстой тетрадке, останавливаясь и покусывая ручку. В углу возился печник, пытаясь приделать отвалившуюся чугунную дверцу к угловой печи, отделанной цветными изразцами. Раинька хотела постучать, но голова у неё закружилась, и она прислонилась к стене.
- Ты видела эту, из восьмой палаты, с кривой рожей? – рыженькая  взяла чашку и вытянула губки в трубочку, чтобы не смазать помаду.
- Жуть, страшна как смерть,- поддакнула блондинка. – Надо же, и таких любят, никогда бы не подумала…
- Им надо запретить рожать, чтобы уроды не плодились, прямо закон такой принять, - сказала рыженькая.
- Вот-вот, - согласилась блондинка. – А то и дочка у неё такая же родилась: не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка.

И они рассмеялись.
- Молчать!! – врач ударила по столу ладонью с такой силой, что тетрадь, в которой она до этого писала, подпрыгнула и сползла на пол. – Молчать, вы, две безмозглые курицы, какие вы, к чёрту, медики? Вы бы карточку роженицы посмотрели: рождения ноября сорок второго, в Ленинграде, в блокаду. В БЛОКАДУ!!
- Мы не знали, мы не думали, - залепетали в унисон обе, вскочив от испуга с дивана.

Чашка выпала из рук рыженькой, и чай растёкся на её белоснежном халате отвратительным жёлтым пятном. Блондинка заплакала, размазывая по лицу тушь.
- Что не думали, это точно! Вы чему-то учились, в школе, в училище? – продолжала кричать врач. –  ВЫносить, родить в блокаду? Когда зародыш жрёт маму, которую  уже сожрал голод…Что такое в медицине  отсроченный эффект или отдалённые последствия слышали? И второе, и третье поколения могут нести следы перенесённых потрясений. Это вы – неведомы зверушки, а её вылечат, наука на месте не стоит. И будет она красавицей, всем назло!

Теперь рыдали уже обе, вытирая слёзы куском марли.
- У меня бабушка в блокаду умерла, - всхлипывала рыженькая.
- А у меня тётя… - вторила ей блондинка. – Мы больше не буудем…

Непослушная крышка от печки с грохотом ударилась о мраморный пол. Печник  встал, выпрямил спину и грозно погрозил  узловатым пальцем:
- Тихо всем!

Девушки испуганно замолкли.

- Эхо слышите?  Она, проклятая…Хотели нас на слабо взять, -  он поправил расстёгнутый ворот рубашки, под которой показалась тельняшка. – А мы им: врёшь, не возьмёшь!
И он сжал перед собой руки в кулаки.

*********

Раинька села в такси абсолютно счастливая, теперь она знала, кого она будет любить и кто всю жизнь будет любить её. Она прижала к себе драгоценный свёрток и  вдохнула нежный запах грудничка.
- Музыка не мешает? – спросил таксист, заводя мотор.
- Пусть играет, - блаженно улыбнулась Раинька. – Она крепко спит.
- Назовешь как? – водитель прикрутил звук радиоприёмника.
- Виктория, -  гордо ответила Раинька.
- «Победа» значит, - похвалил таксист. – Красивое имя.
- Ага,    -  важно сказала Раинька. – И она у меня красавица.

Водитель осторожно тронул с места машину:
- В маму пошла.