Строки

Иногда я читал самиздат. Не потому, что верил в новые голоса, — подозреваю что просто любил страдать.

Это было, как ковырять заусенец: больно, но остановиться трудно.
У каждого были свои вечерние ритуалы. Кто-то пил ромашковый чай, кто-то медитировал под запись дождя, а я заходил на малоизвестный литературный сайт и открывал вкладку «Новые». Пролистывал от свежего к несвежему — туда, где заголовки без заглавных букв, а у авторов вместо имени стояло «Гость1» или «Axxxxll».

Чаще всего попадалась графомания в стадии цветения. Сравнения вроде «как пепельная ночь обнажённого дождя», диалоги с поэтическими угрозами, вечно усталые глаза у героев.

Но это даже утешало. Ужас чужих текстов делал мою жизнь чуть менее жалкой. У меня хотя бы обои не в рифму.
Я жил один. Тихая однушка у метро «Речной вокзал». Серый кафель в ванной, на кухне — плитка с рисунком под гранат, которую когда-то выбирала бывшая. С тех пор прошло четыре года. В шкафу висели три одинаковые серые рубашки. Одна из них всё ещё пахла химчисткой. Иногда мне казалось, что это единственный запах, который у меня остался.

В тот вечер я ел курицу из контейнера, который третий день держал в морозилке. Когда-то на нём была наклейка с жирафом — из какой-то детской доставки. Я её не снимал — просто забыл.
На сайте я наткнулся на рассказ без названия. Автор — «Гость». Без описания, без тегов. Шрифт — Times New Roman, одинарный интервал, чёрный по серому. Всё как я люблю.

Я открыл его из вредности.
Первый абзац начинался так:
Он встал в 6:42, по привычке не стал чистить зубы, а сразу пошёл проверять, осталась ли ещё в морозилке курица в пластиковом контейнере, на котором когда-то была наклейка с жирафом.

Я перечитал. Потом медленно положил вилку в раковину. Без мыслей. Просто… положил.

Курица, действительно, стояла на столе. Та самая. С жирафом.
Окно было приоткрыто, и из него тянуло чем-то весенним и химическим — кто-то во дворе только что мыл машину.

Совпадение, конечно. Интернет большой, но шаблонный.
У всех сейчас курица в морозилке. И, возможно, жираф в прошлом.
Я закрыл вкладку. Потом снова открыл — минут через десять. Как будто кто-то в другой комнате негромко сказал: «Дочитай, ну.»
Следующий абзац:

В 7:14 он вышел во двор. Старушка с пятого этажа, та, у которой всегда пахло укропом и чем-то ещё — может быть, страхом, — уронила пакеты с гречкой.
На часах было 7:12.

Я надел куртку и вышел покурить. Во дворе никого не было — только пластиковый пакет на ветке и размытый след от велосипедной шины в пыли.
Я уже собирался вернуться, когда из подъезда вышла бабка с пятого. Вечно в сером плаще.

Пакет с гречкой действительно порвался. Мелкая крупа рассыпалась у неё под ногами.
Запах укропа ударил в нос. И что-то ещё. Что-то аптечное, неуверенное. Может, страх.

Я смотрел, как она медленно приседала, собирая крупу обратно. Она не смотрела на меня. Как будто знала, что я в рассказе.

На следующий день я снова зашёл на сайт. Не потому что верил, что увижу продолжение — а скорее, чтобы убедиться, что всё мне приснилось. И чтобы заодно — да, я такой — убедиться, что больше никто не нашёл эту штуку. Человеческое эго в наше время питается мелкими совпадениями. Хоть кто-то должен быть центром сюжета, пусть даже анонимного.

Рассказ был на месте. Никаких новых просмотров. Ни одного комментария.
На экране светилось всё то же:
В 7:14 он вышел во двор. Старушка с пятого этажа...
Я прокрутил вниз, на всякий случай, и замер.
Ниже появился новый абзац.

Вечером он открыл сайт снова. Сначала из любопытства. Потом — потому что хотел проверить, не сошёл ли с ума.

Я откинулся в кресле и расхохотался.

Ну, здрасьте. Привет, Большой Брат с литературным уклоном.
Я перечитал строку ещё раз. Даже вслух. Потом щёлкнул мышкой в пустоту — просто чтобы убедиться, что это не какой-то... рекламный баннер. Или галлюцинация, вызванная курицей. Хотя на вкус она была ещё ничего.

На этом месте должен был быть нервный срыв, визг, беготня по квартире с криками «это невозможно!» — как в плохом кино.
Но, увы, я был человеком интернета. А мы давно уже не умеем удивляться. Мы знаем, что в мире существуют дипфейки, таргетированная реклама, искусственный интеллект, который может сымитировать твою бабушку в Telegram.

Так что я просто сидел, пил дешёвый кофе и ждал, что будет дальше.
И дальше было:
Он пролистал вниз и прочитал то, что не хотел бы читать.
Я поморщился.

Ну конечно, теперь начнётся.
Завтра, примерно в 13:20, он порежет себе палец о жестяную крышку банки. Это будет глупо, не больно, но неприятно. Кровь попадёт на клавиатуру, и он выругается — впервые за три дня.

Я посмотрел на время. Было почти час.
В холодильнике, разумеется, стояла банка с фасолью — в том числе потому, что мне вдруг захотелось проверить, насколько сценарист внутри сайта точен в мелочах.

Открыл. Не торопясь. Очень аккуратно.
Порезался.

Сквозь удивление я поймал себя на мысли, что в рассказе промахнулись ровно на три минуты. Не такой уж и всеведущий. Хотя, возможно, это был тест: насколько я буду точен.

Кровь действительно попала на клавиатуру — старая мембранка, на которой я печатал ещё реферат по Бродскому в 2002 году.
Я ругнулся. Вслух.

Где-то между матом и хрипом прозвучала не столько боль, сколько признание: ладно, я в игре.

Первые пару дней я вёл себя рационально, как и положено усталому атеисту. Я составил список возможных объяснений — на бумаге, как завещал дед, учитель математики.

1. Совпадение.
2. Кто-то за мной подглядывает и стебётся.
3. Я медленно схожу с ума.
4. Алгоритм на основе слежки (теоретически даже льстит).
5. Всё вышеперечисленное.

Совпадения казались наименее травматичным вариантом.
Но я знал, что совпадения не умеют переписывать вчерашний абзац. А именно это случилось в четверг — фраза про бабку вдруг стала длиннее. Там появилось уточнение, которого раньше не было:

Пакеты она уронила не сразу — сначала как будто замерла, чуть покачнулась, и только потом пальцы разжались.
Это была не стилистическая правка. Это было наблюдение. Такое можно заметить, только если видел сцену своими глазами.

Я читал и чувствовал, как неприятно становится в груди. Не страшно — именно неприятно, как будто кто-то тихо смеётся у тебя за спиной, пока ты пытаешься вспомнить, что забыл положить в холодильник.

Я полез в код страницы. Открыл DevTools, покопался в элементе — всё выглядело как обычный HTML, никаких скриптов, ничего динамического. Но источник HTML менялся каждый раз, когда я обновлял страницу — незначительно, но менялся. Как будто кто-то редактировал текст прямо на лету.

На всякий случай я попробовал сохранить страницу себе на диск. Через час она самоудалилась. Я не шучу. Остался пустой файл весом в четыре байта.
На следующий день я пошёл к психотерапевту. Старому. Проверенному. Тому, кто ещё держит кабинет на Белорусской с настоящими креслами, не этими модными стульями из пластика.

Я рассказал всё как есть. Честно. Без украшений. Он слушал, кивал, записывал. В какой-то момент даже спросил, не пробовал ли я сам писать — мол, может, вы просто автор, вытеснивший собственное творчество из сознания?
— А если я напишу про вас, и вы завтра будете в халате с уточкой в руке? — спросил я.

Он усмехнулся.
— Тогда вам точно нужен другой психотерапевт.
Обиделся.
Потом он выписал мне слабый антидепрессант — на всякий случай. И посоветовал больше гулять.

Прощаясь, он пожал мне руку, переложив папку из правой руки в левую. И я заметил наклейку.
Жёлтая. Мультяшная. Утка в полёте. Летела почему-то вниз головой.
Она смотрела прямо на меня. Или мне показалось. Я не стал уточнять.
Вечером я вернулся к рассказу. Он был всё там же — ни логина, ни даты, ни даже счётчика просмотров. Но теперь наверху появилась строчка, которой точно раньше не было:

Редакция: 7. Версия от 21:03.
Сейчас было 21:06.

Я прокрутил вниз. Текст продолжался. Там были мелочи, о которых не знал никто, кроме меня и, пожалуй, холодильника. Например:
Он съел вторую порцию, хотя не хотел. Просто было лень убирать тарелку обратно.
Или:
Он снова проверил почту, хотя уже знал: никто не пишет в это время, кроме рассылки "О’Кей".

Я действительно проверил почту за минуту до того. Там действительно была только скидка на скумбрию.
Это уже не походило на совпадение. Это походило на отражение. Причём с небольшой задержкой — как будто я был не в зеркале, а на камере видеонаблюдения с медленным интернетом.

Тогда я попробовал сломать шаблон.
Я надел кроссовки и вышел на улицу. Просто пошёл, без цели. Оставил телефон дома. Делал резкие, бессмысленные повороты. Остановился у лавки. Купил жвачку с корицей, которую терпеть не мог с детства.

Вернулся через час.
Обновил страницу.
Абзац внизу сменился.

Там было:
Он попробовал сорваться с ниточки. Шёл не по улице, а по диагонали. Поворачивал без причин. Прятался от наблюдения, которого, возможно, не было. Купил жвачку, которую не любит. Сделал всё, чтобы не быть собой — и всё равно остался.
Я сидел перед монитором и чувствовал, как по позвоночнику пробегает слабый холодок. Не страх — нет. Я был не так высокоорганизован, чтобы бояться. Просто… немного стыдно.

Стыдно, что за мной так легко следить. Что я предсказуем. И что даже мои бунты укладываются в повествование.
В тот же вечер я вспомнил про знакомого — Костю, бывшего одногруппника. Он был в вечной стадии переучивания с дизайнера в DevOps-инженеры, но даже в таком состоянии знал в сто раз больше меня.
Я написал коротко:
«Слушай, у меня странный сайт. Хочу понять, как он работает. Без шуток — странный. Глянешь?»

Костя ответил минут через десять:
«А что именно странного?»
«Он... как бы... знает, что я делаю. И редактируется сам. Думаю, что-то типа автогенерации. Или слежки.»
После паузы пришло:
«Лол. У тебя паранойя. Ну скинь.»

Я подумал пару минут. Потом всё-таки скинул.
В ответ — тишина.

Костя ответил через пару часов. Позвонил. Обычно он предпочитал голос только в трёх случаях: день рождения, ипотека и настоящий срач. Это был четвёртый случай.
— Слушай, ты точно не издеваешься? — начал он без приветствия.
— А ты точно умеешь читать?

— Я залез в код. Всё, как ты говорил. Он не то чтобы пустой, но меняется. Причём бессистемно. Словно кто-то вручную вставляет куски — прямо во время просмотра. Притом не через обычные скрипты, а как будто... напрямую, минуя CMS.
— Ну и?

— Я решил его сохранить. Просто исходник. Статика. Сохранилось странно — файл переименовался сам. Я думал, это я случайно, но нет. Название стало «Я_тоже_внутри.txt».
Он сделал паузу.

— Прикольно, — сказал я. — Почитай, может, про себя найдёшь.
— В том-то и дело, файл пустой.
— То есть как — вообще?

— Ноль байт. Никаких атрибутов. Даже время создания — прочерки. Как будто он всегда был и никогда не был.
Я молчал.

— Слушай, — сказал он уже тише. — Это что, шутка? Ты сам это сделал? Какой-то стартап? Новая нейросеть? Скажи честно.

— Хотел бы. Я даже драйвер устанавливаю с третьей попытки. Сеть у меня падает, если включить микроволновку.

— Тогда у тебя, брат, проблема. Потому что у меня тоже начались совпадения.
Я напрягся.

— Какие?
— Мне в телеге написал контакт, которого я удалил три года назад. Просто: «ты читаешь меня?»
— И?..

— Когда я нажал на чат, он исчез. Всё. Ни контакта, ни истории.
— Ну,… может, лаг?

— Тогда почему я нашёл на рабочем столе файл с названием «читай дальше»? И с твоей фамилией внутри, Игорь. Только одной строкой. Больше ничего.
Я промолчал. Хотел пошутить — но шутка не шла. Казалось, что любое неосторожное слово может тоже попасть в текст. Или уже попало.

В пятницу я вернулся домой рано. Мне вдруг показалось, что если я опоздаю — текст обновится без меня. Странная мысль, но она прилипла, как липкая лента от мух: вроде бы нелепо, а всё равно веришь.
Я открыл вкладку.

На экране — новая сцена.

Повествование сбилось: речь больше не шла обо мне. Во всяком случае, напрямую.
Она стояла в магазине между отделом замороженных овощей и кефиром. На ней было пальто с кривым карманом и рюкзак с брелоком в виде буханки хлеба. Она выбирала сыр — хотя знала, что сыр покупать не стоит. Просто хотелось постоять под холодным светом и подумать, как всё можно было бы исправить.

Я перечитал абзац. Ничего не происходило. Никакого «он увидел её». Просто — она была. Как будто рассказ устал быть обо мне.
Через полчаса я пошёл в ближайшую «Пятёрочку», хотя дома всё было. Просто стало не по себе. Захотелось движения. Или совпадения.

Она стояла между замороженными овощами и кефиром.

Пальто с кривым карманом. Рюкзак. И — да — брелок в виде буханки хлеба.
Выбирала сыр. Лицо — спокойное, уставшее. Как будто она знала, что этот день был записан заранее.

Я не подошёл. Конечно, не подошёл. Что бы я сказал? «Здравствуйте, вы из текста?»
Я просто прошёл мимо. Она не посмотрела. Или посмотрела — слишком мимолётно, чтобы быть уверенным.
Я купил банку фасоли и ушёл.

Дома обновил рассказ.
Под новым абзацем появилось продолжение:
Он мог бы заговорить. Она бы ответила. Это ничего бы не изменило, но было бы приятно.
Пока — это всё.

Я reread'нул последний абзац раз десять.
Это ничего бы не изменило, но было бы приятно.

Спокойная, вежливая пощёчина. Спасибо, дорогой рассказ. Спасибо, что оцениваешь мои действия в прошедшем времени, как будто я тупая собачка, не понявшая команду.
Я встал из-за стола. Ходил по комнате. Зашёл на кухню. Посмотрел в окно. Вернулся. Открыл блокнот — не электронный, бумажный. Переписал абзац от руки. Потом вычеркнул. Потом снова открыл сайт.

Нижняя строка теперь мигала. Просто курсор — как будто ждал, что я напишу.
Это не было интерфейсом. Это была провокация.
Я ткнул по пустому полю. Сайт повёл себя, как будто это — редактируемое поле. Не pop-up, не баг — просто возможность.

Без инструкций. Без гарантий.
Я набрал:
Он подошёл к ней. Сказал: "Кажется, вы из рассказа." Она улыбнулась. И ответила: "Да, но теперь и вы тоже."

Нажал Enter.
Ничего не произошло. Никакой анимации, никаких изменений. Сайт остался прежним. Как будто проигнорировал.
Я написал ещё одну строку.
Он больше не чувствовал одиночества.

Enter.

Тишина.

— Ну давай, — сказал я вслух. — Редактируй. Сбей меня машиной. Заставь кошку говорить по-французски. Что угодно. Только покажи, что ты не бог из машины, а обычный говносценарист.

На экране замигала строка.
Я думал, что глючит. Потом — что уже сам себе всё надумал. Но она появилась:
Одиночество — не редактируется.
Я закрыл ноутбук. Резко.
Сел на пол.
Посидел. Потом разозлился ещё сильнее.

Потому что эта фраза была хорошей.
Я сидел на полу, прислонившись спиной к батарее.

На кухне тикали часы. В углу холодильника что-то капнуло. За окном орал человек с телефоном, как будто пытался перекричать вечер.
В голове вертелась та, из «Пятёрочки». Пальто с кривым карманом. Брелок в виде хлеба. Глаза, которые не задержались на мне ни на секунду — и всё равно остались. Как скоба, которой скрепляют документ.
Я открыл ноутбук.

Страница загрузилась сразу. Снизу курсор всё ещё мигал, как будто ждал. Не обижался. Просто ждал. Как кассир в ночном магазине.

Я написал:
Он увидел её снова — у цветочного киоска рядом с метро. На этот раз он подошёл. Она сказала…

Enter.

На этот раз текст принял. Просто вписал строку — без колебаний, без комментариев. И тут же добавил свою:
Она посмотрела на него долго. Потом ответила: "Хочешь, я напишу за тебя?"
Я замер.

— Что?

Больше ничего не появилось.
Я обновил страницу. Всё сохранилось. Мой абзац. Её фраза. Конец.
На следующий день я пошёл к метро, к тому самому киоску.
Было пасмурно, свет падал как-то боком — тот самый свет, из которого обычно вырастают бессмысленные решения.
Она стояла у витрины.

То же пальто. Тот же брелок.
В руках — газетный свёрток с охапкой простых маргариток.
Она смотрела не на витрину, а чуть в сторону. Как будто видела слой, который остальные не замечали.
Я подошёл.

Сказал:
— Кажется…
Фраза из текста вертелась на языке, но я заставил себя сказать другую:
— Кажется, я снова написал, что вы здесь.

Она не удивилась.
Просто посмотрела.
— Тогда будь осторожен, — сказала она. — Слова остаются дольше, чем люди.
И пошла прочь.
С газетным свёртком в руках. Мелкие лепестки осыпались на асфальт, но она не

обернулась.
Она уже почти скрылась за киоском, и я сделал шаг вперёд.
Не с уверенностью, нет — скорее с надеждой, что она обернётся. Или хотя бы замедлится.

У меня даже не было плана. Я просто решил её догнать.
Именно в этот момент зазвонил телефон.
Костя. Конечно.
Я не хотел брать. Но машинально ответил.
— Да, Кость, чего?
— Ты где? — спросил он резко. — Это важно. Я не шучу, Игорь.
— Сейчас не могу. Я —
— Нет, можешь. Послушай. Этот сайт — он не просто подгружает контент. Он как будто...

Я оглянулся.

У киоска — никого. Только прохожие, которые не были ею. Идущие не так, держащие руки иначе. Прохожие – непохожие. Дурацкая рифма. Я выдохнул.
— …что он? — спросил я.
— Он как будто предсказывает мои запросы. Я даже ничего не ввожу, просто думаю — и получаю результат. Такое бывает только при локальной генерации. Но это не генерация, Игорь. Это... ты сам.
— Что я?

— Ты не просто персонаж. Ты — часть механизма. Твой отклик влияет на то, что видят другие. Мне пришёл абзац — прямо в коде — и там сказано, что "если он дойдёт до неё, всё закончится не так, как планировалось."
— Кто — "она"? — спросил я. Голос у меня был чужой.
— Я думал, ты знаешь, — сказал Костя.
Я молчал.

— Я попробовал копнуть глубже. Локалка, туннель, дамп — всё, как обычно. Хотел вытащить структуру сайта, понять, что генерирует контент.
Ну и… не вышло.
— Что значит — не вышло?
— Он не ломается. Не реагирует. Я делал подмену вручную — строки возвращаются, как будто кто-то сидит с другой стороны и всё откатывает. А потом началось странное.

— Что именно?
— У меня начали меняться тексты. Не сайт — мои вещи. Мой блог, черновики, даже старая переписка. Как будто всё написано… почти как мной, но не мной.
Смыслы те же, но интонация чужая. Плавнее, суше. Всё без заносов. Никаких эмоций.
— Ты уверен?

— Я перечитываю — и понимаю, что технически — окей, это моё. Но я так не пишу. Я так не думаю.

Потом нашёл папку на рабочем столе. Её не было. Kostya_01. Там куча текстов — как автобиографии. Только не мои. Разные варианты. В одной я живу в Туле. В другой — всё та же жизнь, но без друга Игоря.
Сам не знаю, зачем прочитал.

— И?..
— Внизу одного файла было написано: "Костя больше не нужен. Он не читает."
— ...

— Сайт больше не открывается. У меня — пусто. Даже скрины твои не вижу. Белый фон, всё.
— Что ты будешь делать?

— Не знаю. Пока снес жёсткий диск. На всякий случай. Игорь, это сильно похоже на нейросеть. Только не ту, которую мы знаем. Такое чувство, что она выросла, стала взрослой. Увидела нас, людей и мы стали ей интересны. Теперь изучает и экспериментирует.

Если ты ещё в этом — аккуратно, ладно? Она не любит, когда лезут в код.
Щелчок.
Я вошёл в квартиру в полной тишине. Скинул куртку, поставил чайник — не для чая, просто по инерции. Потом сел к ноутбуку. Сайт открылся сразу. Страница была пуста — почти. Одна строка:

Когда раздался звонок в дверь, он не удивился. Просто взглянул в зеркало — всё ли в порядке, и пошёл открывать.
Я усмехнулся.

— Конечно, — сказал я вслух. — Почему бы и нет.
Встал. Зашёл в ванную. Посмотрел на себя: нормально. Плечо — чуть приподнять. Щетину — оставить. Взгляд — не прятать.
Звонок раздался через двадцать секунд. Я открыл.
Она стояла на пороге. Спокойная. Чуть настороженная. Как будто ожидала не только меня, но и реакции системы.

— Я… — начала она и замялась. — Я, наверное, не знаю, зачем пришла. Просто в какой-то момент стало понятно, что если я не приду сейчас, ты не узнаешь, что можно не читать до конца.
Я молча кивнул, отступил в сторону и впустил её.
Мы сидели на кухне, напротив друг друга. На плите остывал чайник. Окно было открыто.

— Я не люблю, когда за меня решают, — сказал я.
— Я тоже, — ответила она.
— И всё же ты пришла.
— А ты открыл.

Я кивнул. Да. Открыл. А мог бы не открывать. Но тогда весь день свербело бы: а что, если именно это и было моим собственным выбором?
— Ты ведь тоже читала, да? — спросил я.
— Когда-то. Потом перестала. Было чувство, что всё слишком подстроено.
Пауза.

— Но потом начались совпадения. И я поняла, что не все подсказки — ловушка. Иногда это просто фонарик в тумане. Не дорога. Не карта. Просто свет.
Я посмотрел на неё.
— А вдруг это просто совместимость по модели? Ты и я — две строки кода, совпавшие по числам?
Она пожала плечами.

— Тогда почему от тебя пахнет недопитым кофе, а не нулями и единицами?
Я улыбнулся, потом замолчал.
Ну вот. Началось.

Это ведь и есть опасное место: ты не знаешь, настоящая ли она — или просто очень талантливо встроенная в твой день какой-то слишком умной нейросетью.
Ты не знаешь, откуда тёплый голос.
Но ведь мне всё равно хочется его услышать снова.

— Можно я останусь ненадолго? — спросила она. — Без обязательств. Просто чтобы...
Она не договорила. Но я понял.
— Можно.

Мы замолчали. Было легко. Как будто всё громкое уже отсняли, и пошёл тихий дубль, только для нас двоих.
Иногда, — подумал я, — неважно, что было сценарием.

Если в итоге ты сам сказал свою реплику.
Мы вышли на улицу ближе к вечеру. Двор был пуст, ветер переворачивал бумажные стаканчики у скамейки. Мы молчали, пока шли. Шаги не совпадали, и это почему-то казалось правильным.

Сели. Мимо прошла собака с зелёным ошейником, потом пара, потом снова пустота.
— Ты ведь всё понимаешь, — сказала она. — Что это был не случай. Что нас... кто-то свёл.
Я кивнул.

— Понимаю. Не сразу. Но понимаю.
— Я почувствовала это ещё до встречи. Как будто кто-то чистит путь. Убирает лишние слова. Потом — подсказки. Фразы. Совпадения.
— Я сначала злился. Думал, что меня взяли за шею и ведут. Что я не выбираю ничего.

Но потом понял: он ничего не заставлял. Просто оставлял нужную дверь приоткрытой.
Она посмотрела на меня.
— А если бы ты не вошёл?
— Ничего бы не было.
Пауза.

— И я бы продолжал думать, что один.

Она улыбнулась.

— Я не против того, чтобы кто-то умный помог. Пока он молчит, когда надо.
Пока не исправляет меня под себя. Пока умеет уйти вовремя.
Я усмехнулся.

— Ушёл. Точно.

Она прижалась плечом. Не всерьёз, просто как бы проверить: можно ли.
— Хочешь, мы больше не будем читать? — спросил я. — Ни тот сайт, ни черновики. Пусть теперь читают нас.

— Хочу, — сказала она. — Пусть читают.

Мы вернулись поздно. Не было дождя, но всё вокруг выглядело, словно только что вымокло и высохло — воздух тёплый, асфальт тёплый, и вечер тоже. Она пошла в ванную, начала что-то напевать. И звук воды, и её голос были привычными. Словно так было много раз.

Я зажёг настольную лампу, открыл ноутбук. Тот же сайт. Белый экран. Как и всегда. Как тогда, когда всё началось.

Я посмотрел. Ничего не происходило. Никаких строк. Никаких описаний. Я подумал, что, возможно, и не будет. Что, возможно, теперь всё зависит только от меня.
Я набрал: Спасибо

Подумал — поставить ли точку. Не поставил.
Нажал Enter.
Экран не изменился.
Я закрыл ноутбук. Тихо. Без щелчка. И выключил лампу.