Из эстонского детства

Я родилась в белорусском городе Бобруйске под Могилевым 20 сентября 1974 года. Но сознание мое проснулось в Эстонии. В Тарту служил мой отец в дальней авиации с 1977 по 1981 год.

Вспоминаю пасмурное декабрьское утро где-то возле Вильянди. Когда всех взрослых, всех разом отнесло от меня на тот берег озера, я видела их очень хорошо, слышала смех чьих-то матерей, которых сбрасывали после сауны в прорубь, но слышала всё это как бы сквозь мембрану. Я стояла одна, ввинченная в многоснежную эстонскую зиму, своё одиночество, своё начавшее стариться детство.
Потом над ухом я услышала голос своей матери, чтобы я шла вот по этим следам за отцом.
«Что такое следы?» - спросила я. Мама сказала, вот эти вмятины и есть следы, ступай по ним, а то провалишься в снег. Я шла за отцом, и мы уткнулись в поленницу дров, отец взял топор, это я сейчас понимаю, что это был топор, и стал рубить им дрова для костра. Стук топора шёл сквозь мою мембрану, я не понимала, что происходит, потому что интересно было смотреть за работающим отцом, и этот стук топора пробивал мою плёнку, которая стала рваться.
В детстве мне приходилось бывать у отца на службе. Ведь мой отец был в это время не в небе – он работал в красном кирпичном доме, где в густой весёлой листве парка стоял один из самых старых памятников в Тарту - Барклаю де Толли. Позже, как это часто бывает с сакральными русскими зонами, здание штаба перепрофилировали в гражданский объект, и стало оно отелем «Barclay».
Это позже я узнала, что чуть позже в соседнем доме на улице Анне будет жить после Афганистана Джохар Дудаев со своей Аллой. После русско-чеченских войн я как будто увидела их двоих:
советского летчика-аса, совершившего свой крутой геополитический разворот, и его русскую жену Аллу, будто вставленных в большую рамку. Будто кто-то приподнял их будущее надгробие, и они, слитые воедино, почти как Лодовико Сфорца и Беатриче д'Эсте, и выходят из этой рамы и идут прямо на меня.

Он - обладатель надменного, холёного лица с печоринскими усиками.
Она – невероятно красивая, в чёрном кожаном пальто, из-под винтажного платка вырываются пряди длинных белокурых волос.

Пока они идут так, как будто только вчера встретили друг друга, Джохар несёт её сумку, он, чеченский муж. И улица провожает их ноющим завистливым взглядом.

В 2009 году прошла совершенно инфернальная информация:

погибший в 1996 году бывший лидер Чечни Джохар Дудаев по-прежнему числится в списках жителей эстонского города Тарту и возглавляет список задолжников за квартплату. По данным эстонского еженедельника "Ээсти экспресс", бывший советский генерал, командовавший в конце 1980-х годов расположенной близ Тарту дивизией стратегической бомбардировочной авиации, задолжал за свою квартиру по адресу: бульвар Сыпрусе, 1-52, по состоянию на август 2000 года 17065 крон, или около одной тысячи долларов.

Но никто не знает, кто оплачивал жилье генерала с начала 1990-х годов, когда он перебрался в Чечню, где был избран ее президентом.

Как сообщил мэр Тарту Андрус Ансип, у городских властей нет юридических оснований вычеркивать Дудаева из списка живых.

Моя мама в поздние 1980-е годы училась в Тартуском университете на филфаке, где в те времена преподавали легендарные лингвисты и литературоведы Юрий Михайлович Лотман, Лариса Ильинична Вольперт. Была она еще и мастером спорта СССР, гроссмейстером по шахматам, знатоком поэзии А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, их связей с французской культурой. Моим первым музеем стала художественная галерея Тартуского университета с белоснежными гипсовыми копиями греческих скульптур в натуральную величину. За год до нашего отъезда из Тарту в Москву, в эту галерею завезли мумии двух египетских мальчиков, живших между 410 и 50 годами до н. э. Надеюсь, к египетским мальчикам эстонцы относятся бережно, совсем другое дело – к детям «советских оккупантов», которыми мы стали, только начав жить.

Встреча с эстонским писателем Калле Каспером и стала для меня той ниточкой, связывающей меня с эстонским детством. Правда, в феврале 2022 году она оборвалась. Но тогда нас еще связывали армяне. Ведь Каспер был женат на известной писательнице Гоар Каспер-Маркосян, которая ушла из жизни в год 100-летия геноцида армян – в 2015 году в Барселоне. И Гоар, и Калле объединяла не только страсть друг к другу, но и к русскому слову, к античной поэзии.
В те годы у меня в творчестве состоялся маленький эстонский период. Я и написала рассказ «Лижущая камень и кровь», который опубликовали в журнале «Таллинн» в 3-4/2018 году. Написала и о Джохаре Дудаеве «Летчик от Бога и его джихад», где, между прочим, вспоминаю, как я очень сильно любила дни учебных полётов. Особенно когда после них шёл летний, освежающий дождь и на нас, гуляющих на своих горках, копающих песок, сыпалась сверху блестящая новогодняя мишура, нужная для отражения волн радаров.

Мы собирали её, думая, что кто-то специально для нас настриг «дождик», чтобы мы немного поиграли в него. Однажды я, мне было тогда года четыре, пришла на службу к отцу, почему-то посредине его кабинета стояла гиря. Я в шутку подняла её немного, стоявшие рядом офицеры перепугались и осторожно отняли у меня шестнадцатикилограммовую тяжесть.

Я любила этот чужой и очень красивый мир. Может быть, потому что это были годы первого осознания себя и полного одиночества: его никто не нарушал. Мир этот был почти всегда непонятен, потому что речи его я не понимала (как сладкая патока, тянутся их «maa», «uus», разрезаемые мягким карканьем «gr-r-r»), либо был молчаливым.

Так я помню себя, иногда часами в одиночестве гуляющей по улице Анне, где рядом жил огромный толстовский дуб и ухаживала за цветочными клумбами миловидная пожилая эстонка.

Однажды я почему-то не смогла открыть дверь в подъезд. Мимо проходила женщина с мальчишкой, они подошли молча и открыли мне дверь. Вся эта сцена подействовала на меня так, как будто ещё больше подчёркивая мою детскую слабость.

На третьем этаже жили Коломазины. Я иногда гуляла с их дочкой, отец её, как я сейчас понимаю, был возрастной, и после смерти тети Вали он и дочь уехали в Петербург. Умерла она от усталости, может быть, от частых простуд: он заставлял копить на машину и тётя Валя часто ходила зимой в магазин в домашних тапках. Кажется, на том же этаже жил дядя Валера Соснов: он ждал отправления в Афганистан.

Какие-то отголоски, отзвуки отголосков, потому что вряд ли кто-то мне мог это сказать, но находясь в этом месте уже в старшем возрасте, я начала догадываться, что русских здесь не любят.

Никто никогда со мной не говорил на эту тему, когда мы жили в Тарту, не предостерегал, но то, что на Певческом поле, оказывается, и вправду поют, я узнала уже много лет спустя. Когда иногда мне попадались журналы с фотографиями, где улыбчивые эстонки в рубахах, клетчатых юбках, в чепцах и полотенцах, украшающих причёску короной, пели народные песни. Почему я никогда не слышала эстонских песен, не видела этих улыбок и праздников, на том кадре мы стоим с моими русскими приятелями, внутри этого поля, окружённые концентрическими рядами пустых скамеек, и у Дениса неестественно подёрнуто, словно вывихнуто плечо.
Мама однажды уехала на Чудское озеро, изучать язык русских староверов. Где они, студенты филфака Тартуского университета, тоже были чужими. Жили неделю-две среди этих стариков, говоривших «идямши», «смотрямши», потомков неуничтоженных истинно русских людей, которых фашисты сажали на деревянные карбасы и топили. Они только после того, как приезжие предлагали старикам камфорное масло (растирать артритные суставы), ставили на утро вёдра с молоком и оставляли свежекопчённую рыбу…

Однажды она в тоске пересекала ратушную площадь, шла сдавать эстонский язык и увидела митинг и лозунги.

Экзамен явно проваливался, и вдруг экзаменатор спросила:

— А вы знаете, какой сегодня день?
И мама стала машинально произносить то, что прочитала на флагах:

— Eesti Vabariigiaa stap; ev….Eesti Eest….

«Дудаев был хорошо подготовленный офицер. Он окончил Военно-воздушную академию имени Гагарина, достойно командовал полком и дивизией. Твёрдо управлял авиационной группой при выводе советских войск из Афганистана, за что был награждён орденом Боевого Красного Знамени. Его отличали выдержка, спокойствие и забота о людях. В его дивизии была оборудована новая учебная база, обустроены столовые и аэродромный быт, наведён твёрдый уставной порядок в гарнизоне Тарту. Джохару по заслугам было присвоено звание генерал-майора авиации», — вспоминал Герой России генерал армии Пётр Дейнекин.

И через несколько лет Джохар Дудаев, командир эскадрильи тяжёлой бомбардировочной дивизии, ас, лётчик от Бога, и тот, чьим именем будут пугать маленьких русских детей, да и всех нас, тот, кто после событий в Вильнюсе сделает заявление на эстонском радио, что если советские войска будут отправлены в Эстонию, он не пропустит их через небо...

Тот, в честь которого спустя 30 лет после моего рождения в городе моего детства - в Тарту - на здании гостиницы «Barclay» будет установлена мемориальная доска.