20. Тень отца

20.Тень отца.
Петрарка много путешествует, задерживаясь в городах по несколько месяцев. Франциска обучается в монастыре, сына оставляет в Милане, устроив его учиться, упросив своих друзей присматривать за ним. Надо сказать, что ни один из учителей не мог похвалиться результатами  воспитания Джованни. До отца доходили письма с жалобами о его пренебрежении к учёбе. Умный от природы, но вспыльчивый  юноша постоянно попадал в переделки, за что отцу приходилось расплачиваться. Отец уже не надеялся на то, чтобы сделать из сына достойного гражданина. Он понял главную ошибку, забрав его у матери, когда он в ней нуждался.  Франческо много раз представлял себя на его месте и каждый раз вину  сына он брал на себя, и после мысли «Я бы тоже стал таким, отбери отец меня от моей любимой  матери», прощал ему все проделки. Но с другой стороны бунтарский и свободолюбивый нрав сына  он списывал на Веллию: «Весь в мать» и тоже, непременно прощал. Джованни уже 17 лет. Избалованный славой отца, модный щёголь не хотел понимать, каким трудом достаётся отцу его праздное существование.  Его горделивая осанка в среде светской молодёжи говорила о том, что не отец, а он носит его венец, но если смыть позолоту можно увидеть человека неуравновешенного склонного к авантюре, но с другой стороны он проявлял бескорыстие и добросердечность. Искренне любящему отцу больно было иметь такого «непутёвого сына». Джованни с большими перерывами, но всё же, окончил богословские курсы. Отец с упорством искал ему место, где он остудил бы свой неуёмный темперамент и  начал сам зарабатывать себе на жизнь.  Воспользовавшись своим положением, Петрарка решил пристроить своего отпрыска каноником в Верону. Получив письмо, в котором подтверждалось  согласие на должность каноника для сына. Отец тут же  поспешил сообщить Джованни новость:
–Сынок, подойди ко мне, надо поговорить.
Они сели у стола.
–Что  предлагает мой любезный отец?
 – Во-первых, проститься со своими друзьями и подружками. Во-вторых, я нашёл для тебя место каноника в Вероне.
Лицо Джованни искривилось в негодовании, носом, кажется, он вобрал, всё зло небес и выдохнул:
 –  Благодарю великодушно. Ты  хочешь меня запереть в эту церковную тюрьму?
 –А  для чего ты учился богословию?
 –Не знаю, но не беличьи шкурки на плече таскать.
 –Тебе будут платить за то, что ты их будешь носить, а кто мне будет платить за то, чтобы я тебя на плече носил? – Взбунтовался отец. Он положил ему на стол  документы, удостоверяющие личность Джованни, прошение и письмо с тем, чтобы он предоставил их в одной из церквей Вероны и тихо, взяв   его за локоть, добавил:
     – Может, карьеру сделаешь.
 –Какую? Не ты ли затянул судебную тяжбу с семейством Скалиджери? Не ты ли перешёл на сторону  нашего достопочтимого тирана Висконти? Что же ты от меня теперь ждёшь? Я не дипломат и не лизоблюд, и не козёл отпущения.
Петрарка  строго посмотрел на сына:
 –Послушай, я договорился о месте работы, значит, не всё так плохо,  я состою в дружбе с уважаемыми лицами  в Вероне, тебе ничего не угрожает.
Сын молчал, наклонив голову, Петрарка продолжил:
 –Я  мечтал, как мы с тобой будем беседовать на философские темы, как ты будешь радовать меня своими стихами или публикациями, я хотел тобой гордиться, переписать на тебя библиотеку, но что ты с ней будешь делать, если  книг боишься как змеи.
В этой библиотеке Но  Джованни видел не библиотеку, а средство обогащения. Он знал, что библиотека – это часть его наследного состояния,  которую он надеялся, приберёт себе.
 –Будет нужда, продам, – неожиданно, прямо в сердце ужалил Джованни своего отца.
 –Не только библиотеку ты и отца и мать за деньги продашь – он в бешенстве ударил кулаком о стол и закричал: – третьего дня, чтобы духу твоего здесь не было!
Джованни взял документы, спешно спрятал в куртку,  пулей выскочил из дома и крикнул своему кучеру:
 – Паоло! Готовь повозку, сейчас же едем в Верону!
В нём соединились  отцовский мятежный темперамент, материнская строптивость и негативные последствия воспитания. Внешне он был похож на отца и унаследовал и грехи его молодости. Всё же, Джованни пришлось облачиться «смирительную рубашку» – в  белые одежды и носить беличьи шкурки – знак отличия каноника. Он обязан присутствовать на всех церковных праздниках, петь молитвослов, а иногда проводить мессы самостоятельно. Службу в церкви несли как каноники из монастыря, связанные обетом безбрачия, так и свободные  каноники. Джованни относился к последним. После мессы он мог жить обычной жизнью вне церкви.
Чёрные дни наступили для Петрарки. Отсылая сына в Верону, он сильно просчитался, о чём предупреждал его Джованни. Приемник почившего дожа  Дандоло Марино Фальери, с которым у Петрарки была давняя дружба, был казнён; ушёл в изгнание его верный друг Аццо да Карреджо. Его судебная тяжба со Скалиджери в защиту Аццо,  обернулась против Петрарки: сына поэта изгнали с должности. Карьеру, о которой мечтал Петрарка, его отпрыск не сделал, отчасти  по вине отца.  Уезжать обратно  в Милан Джованни не рискнул, и остался в городе, в окружении новых товарищей. В феврале 1354 года в Вероне он сблизился с молодёжью, готовившей бунт против синьории. «Непутёвый сын», как его называл в письмах Петрарка, пошёл на баррикады. Причастные к этим событиям участники были жестоко наказаны. Джованни быстро покинул Верону и неожиданно для отца появился на пороге дома в Милане. Петрарка снял очки, оглянулся на скрип двери и к своему удивлению  увидел сына.
–Что на этот раз?
 –То, о чём я предупреждал. – Джованни прошёл в комнату сел около отца.
 –Джилли, принеси что-нибудь поесть для Джованни, – крикнул Петрарка слуге и продолжил: – Тебя изгнали с должности  каноника из-за меня?
 – Получается так. Я оказался без работы, но появилась  ещё причина, по которой я быстро оказался здесь. – Он немного помолчал, не зная с чего начать, но собрался с мыслями и продолжил: – Я с веронской молодёжью участвовал в мятеже против синьории. Нас разогнали, кого поймали, я сумел сбежать. И вот я здесь.
Он посмотрел отцу в глаза. Петрарка не знал, как поступить в данной ситуации. Как патриот он даже возгордился сыном, что тот проявил себя в политической борьбе, с другой стороны его следовало бы выругать за то, что он рискует своей жизнью.
 –Ты думаешь, я буду читать тебе  проповеди? Я и сам в молодости был бунтарём, знаешь, ты меня в чём-то повторяешь. Я тебя понимаю, но поверь, это возрастное. Только на плаху не попади.  Чем собираешься заниматься?
 –Чем скажешь, тем и буду заниматься.
  –Нет, ты сам ищи. Пойди на рынок труда, может, кому нужен личный секретарь или нотариус… поищи.
Отец прошёлся по комнате, потирая руки. Он так всегда делал, когда был в замешательстве и не знал что сказать. Безделье до добра не доводит и предложил сыну то,  заведомо понимая, от чего он откажется.
 –Поможешь  мне в переписывании книг? Будешь получать от меня деньги как писарь.
 –Ты же знаешь, что не помогу.
 –Назови мне хоть одну причину, по которой ты не любишь книги?
 –Стихи к Лауре. Я чту свою мать, а ты, мой любезный отец воспеваешь любовь к какой-то даме, которую я   ненавижу, тебя ненавижу, когда ты сидишь за письменным столом. Мне кажется, что ты в это время мысленно изменяешь моей матери. И все книги твои лживые ненавижу! Скажи, ты любишь мою мать?
 –Хотелось бы не любить… и тебя хотелось бы не любить, да не получается. Всё равно люблю.
–Я бы на твоём месте на ней женился, а не имел в качестве слуги и ещё, ребёнка не надо отрывать от матери.
 – Моя мать при законном муже была обременена работой не меньше.
Здесь Джованни осёкся. Он опустил голову и в знак примирения с самим собой, сложил ладони и тихо спросил:
 – Где моя мать сейчас?
 – У моего друга Людовико.
 – Ты её выдал замуж как рабыню?
 – Нет, что ты! Он – кантор в церковном хоре. Это лучшее, что я мог для неё сделать. Я не хотел, чтобы она возвращалась к брату в нищету.
Джованни понял. Вопросов больше не было.
 Он знал, что отцу нельзя иметь семью. Они молчали и прислушивались к скрипу  старой ставни:
 – Поднимается ветер, – сделал заключение отец и добавил: – Я  на неделе уезжаю в Мантую.
 –И понесёт же тебя нелёгкая в декабре. Почему ты всю жизнь переезжаешь из города в город? Почему на месте не сидится?
Отец пожал плечами, присел к сыну поближе, располагаясь к доверительному и примирительному  разговору.
 – В молодости желание увидеть новое погнало меня на сушу и на море, а отвращение к одному и тому же и ненависть к закостенелым обычаям могли завести меня на край света. Единственной целью моих странствований когда-то была свобода. В погоне за нею я далеко блуждал по Западу и Северу до границ самого Океана… сейчас бегу от себя, от своих мыслей. Я как бродяга ищу новых впечатлений.
Он немного подумал, улыбнулся, глядя в пространство, и продолжил:
 –Веллия  меня часто об этом спрашивала, ей я не ответил, но тебе, ты уже взрослый человек, скажу. Люди сведущие в деле любви, между прочим, советуют любовникам время от времени расставаться на короткие сроки, во избежание того, чтобы скука постоянного присутствия  и ухаживания не сделала их равнодушными друг к другу. К этому-то я тебя склоняю, это советую и приказываю: научи свою душу сбросить гнетущее её бремя и так, без надежды на возвращение. Уходи. Уходи; тогда ты почувствуешь, как полезна разлука для исцеления души. (О презрении к миру.)
Джокомо от такого откровения отца немного засмущался:
 –А ничего более существенного ты мне не хочешь сказать?
Франческо отмахнулся от вопроса:
  –Ничего  ты не понял.
Утром Петрарка дал распоряжение своему эконому, слугам, попрощался с сыном и отправился в путешествие. В Мантуе Петрарка общался с королём Карлом IV, когда он походом шёл  на коронацию в Милан. В обществе после убийства римского трибуна происходила резкая перемена. «Если бы трибун продолжил так, как начал, то можно было думать, что совершается дело скорее божественное, чем человеческое» такого хорошего человека Петрарка увидел в немецком императоре Карле. Он привлёк его внимание  своим положением и личными качествами. Был воспитан в Италии, испытывал интерес к наукам, что имело большое значение в глазах  поэта и патриота. Кроме того, император в бытность свою в Авиньоне пользовался  личными симпатиями  Петрарки, и именно он уверовал, что Карл может стать приемником Риенцо.  Петрарка верил королю, зная о его хорошем воспитании и образованности, и настойчиво приглашал его в Рим. В течение трёх лет Петрарка  написал три письма, Карл ответил на последнее, которое было отмечено поэтом ядовитым замечанием: «вынужден более удивляться и более хвалить в Карле талант писателя, чем мужество императора». Два раза Карл IV совершал походы в Италию в 1354 году, чтобы короноваться в Милане королём и в Риме императором в 1355 году, но в интересах папы для войны с миланским  Висконти. Он был коронован в Риме в пасхальный день, но после коронации в тот же день отправился в Прагу.  О Чехии он заботился больше чем об империи.
Петрарка был опечален.  Он не мог  его понять. «Корону, которую он получил без единого удара меча, с полным кошелем денег который он привёз пустым, но с малой славой за добрые дела и с великим позором за унижение императорского величия. … Император по имени по правде ты всего лишь король богемский». Висконти отсылает Петрарку в качестве посла вслед за Карлом наладить добрые отношения.      Король перешёл Альпы, Петрарка приветствовал его как миротворца и пытался уговорить его последовать примеру  Риенцо, объединить Италию вокруг Рима и покончить с войнами. Объединения Италии не получилось. Разбогатевшие графства тянули одеяла на себя, ввязываться в политические распри на сытый желудок  никому не хотелось. Только обедневшие демократы что-то изобретали на политической арене.  Тогда Петрарка гневно обрушился на демократа Якопо Буссолари, ему удалось создать в Павии коммунальные вольности, которые по своей сути стали предтечей мракобесия Савонароллы. Петрарка защищал тиранию Висконти как принудительный акт к миру и объединению Италии.
Какие вопросы решал   Карл IV с  Петраркой не ведомо, но никакой распри, ни каких междоусобных воин  с вовлечением в них  Милана не было. Известно лишь нарочито показное: Петрарка показал ему трактат «О покое», после чего  последовал ответ:
 –Попадись  он мне, я бы его сжёг.
Петрарка ответил:
  –Постараюсь, чтобы он вам не попадался.
Похоже, Карл не испытывал желания общаться.  Он оседлал коня и  уколол  Петрарку на прощание:
 – Кстати, моя настольная книга  «Откровения»  Бритты Шведской.  Она образованная монашка,  ныне здравствующая. Очень рекомендую.
В письме Петрарки касательно этих событий есть свой шифр, в котором прослеживается главная мысль: покоя не будет, будет война, но Петрарка постарался, чтобы не попадаться. В итоге в Милан не пришла междоусобная  война. За дипломатические хлопоты от императора   Петрарке  было даровано звание пфальцграфа – исполнителя императорских распоряжений о даровании дворянства.
Петрарка поздним вечером возвратился в Милан. На пороге его встретил верный слуга Джилли.
 –Где Джованни? – поинтересовался хозяин.
 –Наверное, где-то с друзьями, он не докладывает. Появляется редко, иногда ночует дома  и опять  уходит.
 –Загулял парень, – сделал заключение отец.
Был подан ужин. Запивая куриную грудку вином, он всё еще не мог поверить, что сын взрослый и у него есть женщины, он вспомнил себя в этом возрасте, сравнил с собой сегодняшним: 
«После того как утихли страсти и пламя её погашено благодеянием более зрелого возраста – ох, что это я говорю, когда ведь повсеместно можно видеть похотливых и безумствующих стариков, отвратительное зрелище или гнусный пример для молодых. После того, вернее, как пожар тот угашен небесной росой и Христовой прохладой, строй моей жизни почти один и тот же всегда…»
После сытного ужина,  он  зашёл в свою любимую библиотеку. Хозяин наизусть знал место каждой книги и мог без свечи, с закрытыми глазами взять с полки то, что ему хотелось. Но сейчас он заметил, что исчезла его книга сонетов. Петрарку будто кипятком ошпарило.
 –Джилли, в библиотеке исчезла рукопись с моими сонетами. Не знаешь, где они?
Испуганный неожиданной новостью слуга тут же оказался подле своего хозяина и в недоумении сокрушался:
 –Как же так, воров не было, посторонних друзей и товарищей Джованни тоже не было. Если ты думаешь, что кто из слуг, то я ручаюсь за каждого из них. Я же богом клянусь, не брал и на что они мне?
Через некоторое время Петрарка лежал в постели, предчувствуя, что не дождётся сына в скором времени. Он ждал своего сына как никогда, подозревая его в воровстве. Волнения, казалось,  перехлёстывали через край, и спать не хотелось. Его родной сын, в которого он вложил свою душу, дал образование, вывел в свет, нанёс ему удар в спину. «Я не  смог воспитать своего сына, о котором очень заботился», – постоянно укорял себя Петрарка. Сын явился уже под утро. Отец вышел ему навстречу:
 –Ну, здравствуй, сынок, чем удивишь?
 –Да ни чем, – пожал плечами Джованни.
 –Тут в моё отсутствие в библиотеку проникли воры, неуловимые и необнаруженные. Может, ты что знаешь?
 –Я взял твои сонеты, и заложил ломбард. Мне нужны были срочно деньги.
 –Опять попал в историю? Рассказывай, что случилось на этот раз.
 –Мой друг набил лицо одному знатному сеньору и угнал его лошадь.
 –Хорошие у тебя друзья.
 –Не хуже чем твои.  Я как-то на досуге читал «Декамерон». Сер Чаппелетто в одной новелле жил у братьев, не у Колонна ли?  Уж очень этот сер  на тебя похож: с его слов так святой, а главное все поверили!
 –Не болтай всякой ерунды, там и близко меня нет. – Он хотел было яростно защитить свою честь, но вернулся к украденной рукописи:
–  Не уходи от ответа.
  – А как бы ты поступил, если бы твой друг попал в беду?
Этим вопросом Джованни немного осадил гнев отца. Он склонил голову с длинными посидевшими волосами над письменным столом и спокойно пробормотал:
 – Как ты мог!
Его оскорбило, даже более того, будто ножом полоснуло по сердцу сравнение его с Чаппелетто. Он ведь и, правда, никому не доверял писать свою биографию,  решил это сделать сам. Почему не доверял, какие грехи хотел скрыть и предстать после смерти перед грядущим поколением не опороченным? Он отвернулся, боясь посмотреть сыну в глаза и опершись руками о стол, опасаясь своего собственного жестокого решения, тихо, но строго сказал:
 –Ты меня очень обидел  сравнением с Чаппелетто. – И, набрав воздуху как для смелости, дополнил: – Видеть  тебя не хочу.
 –Извини.
Джованни будто предчувствовал, что этой сценой всё закончиться, он ушёл, не попрощавшись.  Петрарка остался один в доме перед закрытой дверью, казалось, не уйди Джованни так спешно, всё закончилось бы миром.
 
  Отец винил себя: «Знаю, что тебя погубило: моя беспечная благосклонность». Отец, неудовлетворённый успехами образования своего отпрыска, передавал его, то одному, то другому воспитателю, перевозил из города в город, отдавая его в разные школы, даже тогда, когда он дорос до церковного сана. Отец, излишне опекая сына, сделал из него взрослого ребенка.
Джованни несколько недель  жил у друга на деньги, полученные в ломбарде. Он знал, что отец строг, но отходчив и через несколько дней возвратился домой. Франческо счёл воровство его сонетов к Лауре –ревностью и давно простил. Впрочем, неприятности от сына оставались и не уходили, хотя бы на несколько дней, менялись их истории, от которых изрядно уставал отец. Сын своими выходками отрывал его от работы. Петрарке частенько приходили письма с жалобами на Джованни, и ему  приходилось за что-то платить, где-то улаживать конфликты. Сын не давал отцу  душевного покоя. Наконец, Джованни уехал в Падую в имение своего отца. В этот период Петрарка начинает активную творческую деятельность. Сейчас ему надо было успеть дописать недописанное, «отшлифовать» не редактированное.
У него работают писцы, которым он диктует текст, но даже и они не поспевали за большим объёмом работы и уходили от него. Он осознавал, что жизнь утекает гораздо быстрее, чем в молодости, а сделать ещё нужно  многое.
В 1359 году 22-летний Джованни вернулся в Милан. Вместе со слугами во время отсутствия отца обокрал его дом. Наконец, терпение  отца лопнуло, он  решил принять радикальное решение, отправить его в  Авиньон, подальше от себя и своего дома, который его сын постоянно обкрадывал.  Он хлопочет  о месте сына в авиньонской курии, где у него есть собственный приход, и получает оттуда положительный ответ.
– Джилли! – Закричал Петрарка, – все  ко мне!
Слуги тут же прибежали на крик хозяина.
 – Найдите мне Джованни, немедля!
Слугам понадобилось два дня, чтобы отыскать Джованни в одной из таверн с друзьями. Джованни оставил друзей и обратился к слугам:
 –Я не заходил в дом с тех пор как был изгнан. Что случилось? – Он сложил руку за руку на груди так гордо и независимо, как это сделал бы сам августейший Цезарь.
 – Он срочно потребовал тебя…, Вас найти. Сеньор, послушайте отца, пожалейте нас, мы Вас ищем вторые сутки, с ног сбились.
 –Тебя…вас… определитесь уже конкретней.
Он выскочил на улицу. Оседлал своего коня и крикнул Джилли:
 –На залог от Горация купил Горация! Как тебе этот каламбур?
 –Красавец, – с оттенками грусти оценил коня Джилли.
Дома его с нетерпением ждал отец. Он протянул сыну письмо, в котором сообщалось, что ему дают должность каноника в Авиньоне и добавил:
– Отправишься в Авиньон, в папскую курию.
Джованни свалился в кресло и рассмеялся:
  – Представляю, какой приход будет. Весь народ соберется в церкви посмотреть на отпрыска великого, нет, величайшего Петрарки!
– Удачная шутка,– оценил отец.
 –Твоя тень везде будет меня преследовать. Я не человек, я твоя тень. А это уже грустно.
Даже это трагическое откровение сына для отца в душе стало комплементом, но он не подал вида.
 – Сам виноват, я сделал для тебя всё, чтобы ты стал человеком достойным своего отца. Хотел бы сделать карьеру, я бы помог.
 – Однажды ты уже помог, отправив меня в Верону.
Отец прошёлся по комнате и, будто опомнившись, резко сказал:
 –Поезжай, я устал от тебя и от позора.
 Он повернулся к столу и зашелестел бумагами:
 – Вот рекомендательные письма, возьми с собой. Заедешь в Воклюз, посмотришь как там, – он  замолчал. Душили слёзы, но пересилив себя,  сделал несколько глубоких вздохов и продолжил:
–Завтра отправишься. Джилли проводит тебя до обоза. Постарайтесь найти надёжное сопровождение. По приезде к Людовико, напишешь письмо, чтобы я не волновался. Ещё с нетерпением буду ждать весточку о матери. Говорят, она ушла в монастырь. Вот только не знаю, стала ли она монашкой или живёт при монастыре. Выясни.
Джованни кивнул в знак согласия и начал собираться в дорогу, не упуская момента перед отъездом зацепить отца за живое:
 – Смотри, какой у меня Гораций!
Отец увидел коня и с обречённостью ответил:
 –Да, хороший Гораций… был.
Джованни  не стал дожидаться следующего дня, немедля приказал покормить  коня и с несколькими вооружёнными купцами, гружёнными товаром, отправился в Авиньон.
Джованни по приезде сразу навестил Людовико в надежде увидеть свою мать. Со стороны хозяина был тёплый приём. После приветствия, Джованни спросил о матери. Людовико сделал скорбное лицо, долго молчал, не зная с чего начать, наконец, подготовив интуицию Джованни, тихо сказал:
 – Она умерла в монастыре. Я отправил письмо Франческо через третьи руки, мне запрещена переписка с ним, ты ведь знаешь. Оно ещё, должно быть и не дошло.
Джованни потерял дар речи, он говорил то шёпотом, то хрипло:
 – У  кого можно узнать подробности её смерти, может это и не она, где её могилка? Не поверю, пока не увижу.
 – Она торговала монастырскими булочками на площади перед церковью, да я тебе завтра покажу. Теперь вместо неё торгует другая монашка, с ней  и поговоришь, я тебя к ней подведу.
Джованни сидел на скамье у входа и не мог поверить в такую новость.
 – Отец виноват.
Людовико отреагировал молчанием. Предложенный ужин остался не тронутым. Джованни долго смотрел в одну точку, пока его не расшевелил Людовико:
 – Спать будешь в той комнате, где ночевала Веллия. Я прикажу тебе постелить, – и он рукой указал куда-то прямо.
Утром они отправились на церковную площадь. Джованни узнал от монашки все подробности последних дней жизни своей матери. Просил описать её внешность, чтобы убедиться, что это именно она. Перед уходом он купил несколько булочек как «от мамы» и, попрощавшись с Людовико, уехал в Воклюз.
Через  месяц Франческо получает письмо от Людовико, а позже от Джованни, в которых сообщалось о смерти Веллии в монастыре.
Петрарка не отметил  в своём Вергилиевом кодексе год смерти той женщины, которая подарила ему детей. Догадкой, что Веллия скончалась раньше Петрарки, послужило стихотворение:
Не слышал сын от матери родной
Ни муж любимый от супруги нежной
С какой заботой, зоркой и прилежной,
Преподанных советов: злой виной
Не омрачать судьбы своей земной –
Какие, малодушный и мятежный
Приемлю я от той, что, в белоснежный
Одета свет, витает надо мной
В двойном обличье матери и милой…
В 1359 г. Петрарка выезжает в Падую чтобы там встретиться с Боккаччо. После отъезда Петрарки из Флоренции ещё в 1350 году, Боккаччо начал действовать. Он знал, что ещё в далёком 1302 году у отца Петрарки было конфисковано имение в Инчизе. Боккаччо добивается от градоначальника благосклонности, чтобы вернуть бывшие земли Петрарке как законному наследнику. Петрарка получает одно из наиболее волнующих писем из Флоренции. Высокочтимому Франческо Петрарке, канонику падуанскому, увенчанному лаврами Поэту, дражайшему нашему согражданину Приор искусств и Гонфолоньер Справедливости народа и города Флоренции. «Давно уже до наших ушей и сердец дошла слава твоего имени, любимейший наш согражданин, счастливый отпрыск нашей отчизны, прими некогда отторгнутые у отца твоего праотцовские нивы, а ныне выкупленные у частных лиц. Скромный дар ты сумеешь оценить, зная законы нашего города, ибо ни для кого ещё не было сделано ничего подобного. Ты можешь проживать свободно в городе, в котором ты должен был родиться». Далее следуют высокопарные слова из Вергилия, Лукана, Саллюстия, такие как «ты свет и блеск нашей отчизны», «ты овеял славою наш век»… Далее – приписка: «письмо доставит  наш чрезвычайный посол Джованни Боккаччо». Петрарка отблагодарил, но повёл себя высокомерно. Флорентийская знать забрала обратно свой дар и никогда больше не приглашала поэта.
Боккаччо не оставлял в покое вопрос о выходе в свет его разрекламированной поэмы «Африка», ведь вопрос за что Петрарку увенчали лавровым венком до сих пор в среде интеллигенции завис в воздухе. Петрарка не хотел даже говорить об этой поэме, и был непреклонен к любым просьбам Боккаччо показать её в свете.
– Если она когда-нибудь «Африка» выйдет в свет, не сомневайся в верности обещания: раньше всех она придёт к твоему порогу. Но её удерживает и угрюмая придирчивость хозяина, и бесчисленные преграды, поставленные Фортуной; впрочем, даже исчезни все они, и тогда мне кажется, лучше бы ей оставаться дома. Боюсь, выскользнув из рук раньше времени, наподобие яблок, незрелыми сорванных с ветвей, чем надо и не перенесёт зимы, – тем более что возврата после выхода в люди ей никогда не будет. Но с другой стороны он надеялся, что когда-нибудь читатель дорастёт до чтения «Африки», что шлифуя поэтические строчки, она сама, как «Книга песен» преобразиться и займёт на книжных полках достойное место.
Забегая вперёд, в 1361 году через  Барбато да Сульмона и Боккаччо, почти формально обратились Никколо Аччаюоли и римский Орсини, Петрарка оставался непреклонен.