10. Пошумел на свадебном пиру

10. Пошумел на свадебном пиру


Ее величество ночь сошла легкой поступью на уставшую от забот землю. Раскинула по-хозяйски звездную мантию над уснувшим миром, развела посеребренные луною тучи, обрела облик человеческий.

Бесшумно ступая босыми ногами, подошла со спины тихо, присела к огню, протянув озябшие руки.

- Здравствуй пилигрим – прошептала шелестом листвы задрожавшей от легкого ветерка пробежавшего верхами деревьев.

- Я ждал тебя – сказал ей в ответ, протянув фляжку с вином.

Она приняла, пригубив немного – Все думаешь на звезды смотришь?

- Есть маленько, все же далекие они.

- И как с пользой?

- А то – я подбросил веток в огонь, снова посмотрел на звезды.
- Гляжу, обновы справила. Ярко горят, красивые – она улыбнулась.

- Хотела созвездие, но уж больно громоздкое оно, слепит глаз своим скопищем. Так что выбрала самые яркие да путеводные.
- Согласись, удачно венчают россыпь и цвет, и блеск все ко двору.

- Это верно, ладно подобраны – согласился я.

- Ну надумал чего, не томи, рассказывай – не вытерпев, сказала ночь.

- Вот что за народ вы такой женское племя? Умом не понять, словом не выразить – она взяла фляжку снова пригубила.

- А тебе зачем, знать где ключ лежит? Оставь все как есть и голове легче станет. Так что надумал?

- Эх, костьми ляжешь, а чтоб, по-твоему.
- Есть мыслишка одна, вроде толковая.

- Какая же? – не отставала она.

- Порошок у меня один имеется, дареный, действия особого, наперед не узнаешь, чего случится после – ночь призадумалась не надолго правда.

- Задумал развеселить всю компанию честную? Только как предложишь, а может секрет порошка известен им? Да и с чего им, запросто так угощаться?

- Эх ты, темнота в звездочках, подарен то мне он людьми особыми, породы редкой, им духи в ножки кланяются и со временем они на ты. Как родня, во как.

- Шаманы с холмов, что ли? – спросила ночь.
- Соглашусь, ловкачи они знатные, это верно, но сомневаюсь я пилигрим. Колдуны тоже не лаптем деланы, о зельях, травах наслышаны порядком.
- Мелковата мыслишка твоя, зуб даю, не выйдет, по-твоему.
- Ты вот что друг любезный, лучше выведай у провожатого вашего, зачем он тебя с собою в горы берет.

- Так вроде гостем буду – ответил я с досадою.

- Ты погоди выводы поспешные делать, тут думаю, есть умысел тайный. Надобен ты колдуну, а вот зачем? – ночь на минуту смолкла, мир зазвенел тишиною в ушах.

- Все, попутала баба, черт тебя возьми – в сердцах сругнулся я.

- А это дело говоришь, теперь же слушай мою задумку – просияв луною, сказала она, не дав мне и слова молвить.

Отпив вина, я стал слушать задумку ночи.

- В лесах здешних предгорных, мается один нечистый. Места ведь дикие безлюдные, сам понимаешь работы по профилю шиш.
- Лютый он по природе своей, меры в кровожадности не знает и аппетит его до убийств, крайне велик – ночь отпила вина, чуть помедлив, продолжила свой рассказ.
- Так вот слушай внимательно, да на ус мотай, верно, пригодится. Роду он древнего, корни от самого мрака идут, когда в нем еще и зло не обитало, так что ему все едино, где грешник, где праведник, была бы потеха кровавая, тут он меры не знает.

- Как же мне сладить с ним, если говоришь, свиреп он чрезмерно? – ночь насупилась гневно тучами.

- Слушай, что говорю и помалкивай. Место тут рядом есть одно заповедное, где злыдень этот привязанность свою оберегает. Растеньице редкое, цветочек крохотный о котором он печется заботливо. Сорвешь лепесток и колдунам подбросишь, почитай дело в шляпе.
- Никому в том месте жизни не видать, так что поразмысли хорошенько, как вам ноги оттуда вовремя унести, может и порошок шаманский на что сгодится. Ну как пилигрим дело толкую али нет?

- Темнишь ты подруга, ох темнишь, чего-то не договариваешь.

- Имею интерес в этом деле – согласилась она.
- А ты и появись со своим делом, человек, он то в таких делах всегда необходим, более не утомляй расспросами.

- А как же цветок тот узнаю? – ночь рассмеялась, да звезды ярче вспыхнули.

- На камне он растет, что супротив природе.
- Бывай, удачи пилигрим, солнце уж близко – ночь встала и бесшумно ступая, исчезла средь своих обожаемых звезд, подступали росою утренние сумерки. Я подбросил еще веток в огонь, сладко зевнул и укрывшись плащом, уснул крепким сном праведника.

Проснулся я далеко за полдень в наилучшем расположении духа, в такие моменты обычно совершаются неимоверно добрые глупости, способные перевернуть все что угодно с ног на голову.

Крепость жила обычной своей жизнью, внешне спокойной, но в глубине конечно бурлящей, так и должно быть с этим не поспоришь. Пройдясь вдоль стены я решил взобраться на сторожевую башню и осмотреть окрестности, действительно до горного хребта было рукой подать, пешим ходом не более дня, а если верхом и того меньше.

День выдался погожий, еще бы узнать на каком камне произрастал заветный цветок. Вот тут-то я и раскрыл от удивления рот, на пригорке неподалеку от крепости возвышался громадный серый валун и на самой его макушке, против воли ветра, не покачиваясь, краснело что-то.

- Глазам не верю – дозорный, услышав мои слова, толкнул меня в плечо, указывая на валун.

- Проклятый камень, кто не коснется, все в ночь умрут – он сплюнул трижды, затем продолжил.
- Собирайся странник, тебе пора. Ночью эти с гор пришли, видно к закату и выступите.

Я поспешил вниз, времени на поход к валуну оставалось не так много, а пропади я надолго, то в крепости сразу же хватятся, начнут расспросами мучить, что до колдунов, они народ больно подозрительный до разного рода случайностей.

Спору нет, задумка ночи теперь выглядела заманчиво и опасно, но, как и любого рода, авантюра зависела от судьбоносного случая, который, конечно же, предвидеть не возможно. Вот когда человеку голова ясная с умом вострым надобна, чтобы невольно впутавшись в дело серьезное, ловко выбраться, причем сухим и при своих.

- Вижу призадумался ты пилигрим? – раздался голос за спиной.
- Какая тяжесть легла на плечи, что заботит? – колдун бесшумно подошел и взял меня под локоть, жестом предложив пройтись.
– В чем же причина?
 
- Думается о всяком — чуть помедлив, я продолжил.
- Свадьба значит дело решенное и гость я вроде того званный, а подарка при мне нет. Отсутствует, вот и призадумался, как быть в таком случае, а на ум ничего подходящего не приходит, а подарок надобен, пусть и пустячный, но с умыслом и тайным значением, чтоб честной народ во мне гостя порядочного видел, а не проходимца бессовестного.

Колдун остановился – Задал ты задачку, так с ходу и не осилить. Ладно, в две головы помыслим, а после время будет и поговорим, кто больше да лучше надумал.

- Когда в путь тронемся?

- Время еще есть – колдун прошел вперед и остановился.
- Жених с приготовлениями запаздывает, не все гости собраны – сказал он и направился далее молча. Я, постояв, вышел за ворота и пошел к лесу, одно беспокойное предчувствие разрасталось во мне, успею ли, хватит ли времени исполнить задуманное?

Ускорив шаг, я вскоре оказался у того самого треклятого валуна, который громадиной возвышался надо мною, осталось только исполнить бездумно задумку ночи. Признаться честно струхнул малость, замялся, но все же полез на валун. Всего один лепесток, а доживу ли до утра, одному кровожадному существу из мрака известно.

Я не испытывал огромных сомнений насчет разъяренного чудовища, когда оно прознает о моей проделке. Думай голова, хорошенько мысли, иначе, зачем тебя ноги по белому свету носят, а она трусливая не в лад рукам причитала – Не тянись руками к запретному, уноси ноги пока возможность есть.

Так я совершил вначале опрометчиво, малую глупость, затем непоправимое действие, отломил лепесток, побледнел от страха, да и посыпал цветок порошком шаманским, а после дал деру, только ветер в ушах засвистел. Переведя дыхание уже у ворот, обернулся назад с таким сожалением запоздалым во взгляде.

Напьюсь до одури, а дальше, как с мертвеца спросу никакого. Проходя мимо покоев девичьих, увидал невесту в окне.

- Подарок сыскал я вам на веселье госпожа, только вот не знаю, хорош ли окажется, дорог ли будет после?

Я переложил лепесток в мешочек – Вот ночь осилим своею удачей да звездой яркой в небе, а после узнаем, каково везение на свете этом бывает.

- Пьян ты что ль? – спросила она.

- За этим и спешу госпожа. Вот прихвачу штоф и в поле махну, там мне спокойней и есть с кем беседу завести, откланяться напоследок духам лесным и полевым, в горы идем, там другая компания будет – с тем и подался в погреба винные.

- Право же не в своем уме чудак-человек – сказала девица.

Пил я с отчаянием доступным лишь человеку. Поджидал лиху беду да горланил песни кабацкие. Бранился, грозил кулаком, а после в пляс ударялся, валился на землю и хохотал бесноватым, смотрел, не мигая в огонь, подмечая быть, может танец саламандры и ночь была тепла, приветлива, звездами искрилась.

Не расслышал я тогда рокового рыка звериного из темноты глубокой, не испытал на шкуре своей гнева адского, может, подействовал порошок и появилось время, чтоб ночь осуществила задумку свою.

Утром меня растолкали в бока и облили водой ключевою, был хорош и помят порядком, с тем подался в путь дорогу, лесными стежками, предгорными извилистыми тропами. Ближе к вечеру мой разум посетила некоторая ясность момента, хоть всегда запоздало.

Мы спускались в глубокое ущелье, на дне которого царил сумрак, к моему не скрываемому удивлению в этой сгущавшейся темноте, колдуны стали наполняться тусклым зеленоватым свечением. Даже их одежда испускала слабый мерцающий свет.

- Не пугайтесь госпожа, мир бессмертия это сумерки и тут надобно иметь внутренний свет, дабы разные бесприютные духи не вознамерились погубить вас – сказал колдун и ударив посохом о камень, вдруг пробудил окружающее нас пространство, вспыхнувшее тусклым пурпуром кружащихся вокруг светляков.

Увиденное мигом очистило голову от винного хмеля и заставило пошатнуться в седле, девушка охнула и забылась в беспамятстве, отсюда не существовало обратной дороги. Жуть колдовская да и только.

Издалека все обозримое медленно копошилось, напоминая во всем разлагающийся труп, сочащийся гноем и при ближнем рассмотрении ощущение только усиливалось. Мерзкая клоака, полная разного рода склизкими паразитами и насекомыми самой скверной природы. Они были повсюду, на один ужасный манер белесые, безглазые, тошнотворные, смердящие серой, чернеющее отверстие улыбки колдуна сменилось тонкой шевелящейся линией.
- Сии твари есть наши подданные и рабы, далее нас встретит неустрашимое воинство горных ущелий – остальные слова колдуна я не разобрал, потому, как сам был близок к обмороку.

Спуск окончился, мы достигли дна. Окружающая мерзость обрела свои настоящие размеры, на фоне этих громадных клыкастых извивающихся слизней и пиявок, некоторые из которых имели вполне человеческие конечности, мы казались карликами.

По стенам ползали бесформенные существа, склизкие, гадкие, сквозь натянутую бледную кожу проглядывали ребра и торчали острые шипы, а когда они, осмелев, приближались очень близко, можно было различить уродливую пасть с торчащими наружу клыками.

Я видел некое существо сродни пиявке, оно имело золоченый рог, пять налитых женских грудей из сосцов, которых сочилась кровь, разинутая пасть, усеянная кривыми обломками гнилых клыков раскрылась и оттуда высунулось змеиное жало, усеянное множеством мерзких бородавок.

- Поцелуй этой бестии очень жгуч – насмешливо произнес колдун.

Жуткий монстр вздрогнул, издав глухой стон, кровь брызнула струями, тут же возникли другие порождения здешнего зверинца. Начисто лишенные кожи на человеческом торсе, переходящем в бычью тушу, закованную в сталь, копыта высекали искры из камня, могучие руки сжимали кривые с широким лезвием сабли, голову покрывал округлый шлем в их налитых кровью глазах пылал настоящий огонь.
 
- А вот и наше непобедимое воинство. Уже близки чертоги бессмертия, готовься ступить в наше царство пилигрим – после колдун наигранно расхохотался.

Окруженные плотным кольцом здешнего воинства мы продвигались далее по извилистой дороге меж всякой невероятной живности обитавшей во мраке. Порою природа и черная магия, а в этом я ничуть не сомневался. Вступив в противоестественный союз способны зачать и следовательно, породить нечто противное дневному свету столь оно омерзительно внешне, что разумней будет подыграть, не подав виду, каков ужас на самом деле.

Крайне шаткое убеждение в любой миг могло рухнуть карточным домиком, этот рассеянный свет то и дело выхватывал из темноты самые, что ни на есть абсурдные формы жизни. Колдун же все время неотрывно следил за мной, я чувствовал на себе этот холодный взгляд.

Если бы все зримое погрузилось во мрак, скрылось навсегда в темноте, если бы угас пурпур, этот пугающий свет из посоха словно оживлял все зловещее безумие рукотворного ада и зло притаившееся в нас, тут приобретало форму. Становилось жуткой реальностью, роковой неизбежностью, деяния твои рождали жизнь мерзкую и хищную.

Это страшное, немилосердное, разрывая плоть, выворачивая ее наизнанку, торжествовало над падшей, мертвой душой. Оно пожирало себя, себе подобное, преисполненное радостного существования в бессмертии, оно просто было наго и слепо, испытывало похоть и голод, более ничего. Спасителен ли будет лепесток в здешнем мире уродств, я был близок к сомнению, но в том, что он принесет избавление нам, давало некоторую надежду.

Колдун поднял руку и наша свадебная процессия остановилась, воины расступились, открыв на обозрение то, что преграждало путь далее.

- Ступай во мрак, проклятое создание! – крикнул колдун, угрожающе подняв посох вверх.

Темнота медленно отступила, схлынула подобно волне, оставив хрупкую фигуру, покрытую траурной вуалью.

- Убирайся прочь! – снова пригрозил колдун и уже намеревался нанести удар посохом. Из-за стоявшей фигуры появилось довольно страшное существо. Нечто подобное человеку телом и конечностями, правда данные члены были неестественными и большими, вдобавок ко всему обильно усеяны множеством кровоточащих порезов. А вот с головой и была полная беда.

Это были мясистые вывернутые рыбьи губищи, грубыми стежками пришитые к шмату полупрозрачной кожи с редкими клоками седых волос. Длинный подбородок раздваивался, переходя в изогнутые бивни, подобие которых также венчало голову сего жуть-существа.

- Моя госпожа желает видеть невесту – и оно, оскалившись, показало огромные, не меньше лошадиных зубы. После стало пятиться назад, невольно зацепив вуаль, сорвало траурный покров и застыло на месте в страхе.

Воины отступили, да и колдуны сбились в кучу. Тревога и неприкрытый животный страх одолел в данный миг всех без исключения, я же терялся в догадках и соответственно в вопросах не лишенных смысла. Незнакомка определенно имела превосходство над остальными.

Осознавая, что в бесконечности различных миров, в том числе преисполненных абсолютнейшего уродства, как в этом крохотном и рукотворном. Всегда находится место некоему соперничающему началу, имеющему свой вес безграничной власти, пусть даже сосредоточенном в столь хрупком теле.

Я даже усмехнулся с этой мысли. Враг, соперник, жестокая борьба за существование, не это ли служит одним из оправданий жизни? Гармония, идиллия, это всегда где-то там, на недостижимом, предполагаемом расстоянии.

Дабы не утратить абсолют здесь и совершенство сейчас, каждый, вплоть до творца должен или вынужден практиковаться в беспрерывной борьбе противоречий, конфликтов в том же созидании после, присутствует разрушение до.

За пределами всех возможностей и безграничности пространств, есть предопределенный конец и предвосхищающее начало, того, чему еще не придумано названия, а слово это, одна из тайн сокрытых в бесконечности.

Краткий миг был равен этой мысли, девушка склонила на бок голову и лицом ее расползалась улыбка, неестественно кукольная, зловещая, дай ей волю, она бы перегрызла глотки всем.

- Разве это не мое право, увидеть ту, на чью голову ляжет венец будущей королевы? – она сделала шаг и кони встали на дыбы, покрылись испариной, начали в ужасе пятиться.

- Прочь во мрак! – пригрозил колдун, его лицо сделалось пепельно-серым как собственно и лица остальных.

- Не мое ли право, быть гостьей на свадебном пиру? Не я ли первой должна поднять кубок во здравие молодых? – этот голос резал слух, девушка сделала очередной шаг.

Свечение посоха меркло и сумерки оживали гротескными тенями, порождающими то  рык утробный, то плачь, то стон.

- Слышишь это? – девушка сделала круговой жест рукою.
- То ропот не добрый. Они не довольны тем, что происходит, хочешь знать почему? – этот вопрос вверг колдунов в оцепенение. Эта пугающая, плотоядная улыбка не сходила с ее лица.

- Меня отвергли, лишили всего, изгнали во мрак, где справедливость? – она присела, словно готовясь сделать прыжок, я увидел за спиною черные крыла ворона.
- Тебе ли дана сила остановить меня? – тут блеснула молния пронзившая девушку насквозь. Тело еще вздрагивало, невыносимо несло гарью, когда возник новый персонаж.

Человек этот, не приведи господь вас повстречаться с ним ни днем, ни ночью, с первого взгляда внушал ужас и ничего более. Высок ростом, статен фигурою, немного сухощав, лицо напрочь лишено отметин времени и оно, живое, в нем заключен хищник и бог.

Я то, душа простая, ожидал старикашку дряхлого увидеть, изъеденного молью да в паутине. Ногой он оттолкнул тело с дороги и приблизился к нам. Колдуны спешились и упали на колени, в седле оставался я, да невеста без чувств.

- Оставайся в седле, невесту стереги – приказал он, только после его слов я сбросил оцепенение и смог пошевелиться.
- Значит ты гость званый, сопроводитель девицы? – его глаза остановились на мне.

- Он самый — только и смог ответить.

- Каков храбрец, от моих приглашений люди все в петли лезут. Посмотрим, доживешь ли до дня завтрашнего.
- Отыграем пир шумный, а после будешь у лоскутной в услужении, пускай забаву имеет с человеком, не все же ей с челядью по норам путаться – он развернулся и подошел к распростертому телу девушки.

Пальцы бледные сомкнулись до хруста на тонкой шее, после он поднял с необычайной легкостью хрупкое, точеное тело.
- Будет и тебе моя милость – кожа девушки вмиг посерела, зашелушилась, хлопьями спала. Теперь я увидал, что она состоит из множества уродливых шрамов и вправду лоскутная королева, она открыла глаза.
- Раба тебе жалую для забав, не забывай мою щедрость – он встряхнул девушку и отшвырнул в сереющую мглу.
- Помни и не забывай!

- Будь ты проклят! – раздалось в ответ.

- Дура была, уродиной стала, а сладу никакого - и жених, подав знак, пригласил следовать за ним. Я право же сильно сомневался в лютости того существа, что придет за лепестком, тут и сам сатана споткнулся бы.

Остаток пути мы проделали без происшествий, только мне все время чудились хлопки крыльев, раздававшиеся где-то над головой. Настал черед увидеть врата здешних чертогов бессмертия и вот мы приблизились к ним.

Удивительный замок из белого мрамора. Величественный склеп бессмертия, гряда за грядой остроконечные башни, теряющиеся во мгле здешнего неба. На неприступных стенах пылают огни в огромных чашах, чьи языки зловещими бликами играют в снежной белизне каменных глыб, у врат, состоящих из двух громадных створ горного хрусталя, на ступенях дремал рыжий лохматый пес. Заслышав нас, животина лениво зевнула и поднялась на все четыре лапы.

- Мой король – откланявшись, сказал пес и коротко рыкнул, его хитрые глазенки остановились на мне, он вильнул хвостом.

- Признал ты в нем кого? – спросил бессмертный у пса рыжего.

- Водил я прежде знакомство с разными людьми хозяин и человек мне любой будет как друг закадыка – ответил пес.

- Право дивно, не замечал я за тобой таких виляний хвостом.

- Так и человечиной в королевстве вашем давненько не пахло хозяин, только вот эти многоужасные – и пес кивнул на провожатых, засеменил к невесте.

- Ишь, а молодка то хороша собою, молоком и медом пахнет. Живехонькая на загляденье. Чудо как мила, жалко ее.

- Молчи блохастый, знай место – пригрозил бессмертный.

- Знаю хозяин, на оном и сижу с цепью-удавкой – пес ухмыльнулся.
- Подкинул бы табачку властитель, без курева худо, тоскливо.

- Службу служи исправно лежебока, будет и табачок.
- Довольно словами блудить, отворяй ворота.

- Слушаюсь мой король – пес подмигнул мне и заковылял к воротам.
- Пожалуйте с миром в здешний ад – тявкнул он и опять улегся на прежнее место, зевнул и закрыл глаза.

Войдя, мы оказались перед широкой лестницей из кроваво-алого камня, украшенной множеством ваяний дремлющих в сумерках богов, различного сложения и наружности, но сплошь мерзких и отвратительных.
Правда содержали их в строгой чистоте и порядке, ни трещинки, ни пылинки не разглядел я на каменных телах и ликах.

- Богам положено нежиться в сладкой дреме почитания, а нам править их именем, их силой и властью – сказал колдун.

Переступив последнюю ступень, мы оказались в саду живой плоти, поражающем своей безукоризненной ухоженностью и чудовищным содержимым. Стволы и ветви здешних деревьев были покрыты кожей всех мыслимых цветов и оттенков, листву заменяли густые пряди волос, цветы походили на сплетения пальцев, раскрытые в немом крике рты, окровавленные языки.

Влажные губы, изуродованные множеством бородавок, язв, гнойников и присосок ласкали неимоверно огромные ушные раковины обильно поросшие волосом что мхом, от столь невероятно откровенного проявления маслянистой нежности, стало сильно подташнивать, голова пошла кругом.

Хотелось поскорее выбраться из этого ужасного сада, не думая, какие плоды принесут столь омерзительные деревья.

Бессмертный остановился – А вот и мой розарий, я лично пекусь об этих дивных цветах сладострастия – после этих слов глазам моим предстал этот адский цветник.

Запах похоти и возбуждения, пчелиный гул тысяч стонов, все обозримое едва шевелилось, сочась слизью и пеной, постоянно и непрерывно. Я рефлекторно закрыл глаза, но после пришлось раскрыть их еще шире, дабы не угодить в это обволакивающее, прилипчивое кровавое месиво из возбужденной плоти. Увиденное тут да покроется тайною за семью замками.

Прежде мне доводилось бывать в храмах особого почитания плотской любви меж мужчиной и женщиной. Видеть великое множество позиций для достижения высшего наслаждения, но если все это перемешать, лишив пропорций тела и принудить жить веком растений да животины всякой, то выйдет нечто не поддающееся описанию и неимоверно гадкое.

На россыпях алмазной пыли произрастало несколько кусков женских тел в полный торс и усеченных в коленях. Все они были перевернуты и нещадно высечены плетью, густая кровь медленно ползла повторяя изгибы, культи украшали витые браслеты и цепи.

Тела лоснились от испарины, некоторые не тронутые участки кожи имели ритуальные рисунки, на многих присутствовало выжженное клеймо, не веря собственным глазам, я все же решил приблизиться и убедиться в подлинности этих существ.

Тела вздрагивали, их то и дело пробивала мелкая дрожь. Струйки пота и кровь, густой дурман, идущий из мест срамных, тут я увидал, что в рассечённых до кости ранах копошится всякая мерзость, творящая боль и сладкую истому. Отскочив, я все же не отвел взгляда.

- Смотри пилигрим, более не увидишь ты такого не найдешь в целом свете – сказал колдун.

Тела конвульсивно вздрагивали, словно некое непрерывно растущее существо разрывало их изнутри. Я отошел подальше, дабы не запачкаться, потому как кровь и потроха стали лезть наружу. Подступила тошнота, но мы продолжили наше изучение данного цветника.

Бессмертный усмехнулся – Это лишь цветы едва ухоженные, там впереди нас поджидает мое искусное творение – он пригласил следовать за ним.

Громадное, обезглавленное тучное тело, насаженное на кол словно пугало, ступнями вросшее в землю, возвышалось над нами. Бледно-розовая кожа в бесчисленных складках, дряблая грудь со вздутыми венами обвисла до вынутой пуповины, тянущейся в раскрытое чрево, а далее живое, визгливое, черт знает что, желало вырваться из табакерки.

Мы обошли это нечто кругом, но ничего человеческого я не обнаружил, а вот заместо головы произрастал изогнутый рог украшенный золотом и каменьями.

Бессмертный хлыстом прошелся по чудищу, оно, задрожав, окропило землю потоками слизи мерзкой и тут же все кругом закопошилось. Из недр проклятых выползали просто омерзительнейшие твари, наполовину личинки, в остаток верткие головастики, они все стремились прошмыгнуть в находящееся рядом тучное нечто.

Я бы отвернулся, но куда, ни глянь, шевелилось и существовало такое без имени и на порядок страшней да ужасней.

Обезличенное, мясное месиво в нем имелась щель, руками оно упиралось в землю, заложив ноги за голову. Спина этого монстра поросла обильно множеством девичьих грудей, в живот вонзились бычьи рога, безвольно болтались мужские причиндалы, виднелись перебитые ребра. Из зияющей дыры бывшей ртом вывалился огромный синий язык и часть кишечника.

Далее ужасающее разнообразие гадкого цветника раскрывалось во всю ширь да длину. Женская грудь, обрамленная тысячами многосуставчатых шевелящихся пальцев из сосцов которой сочилось семя. Глазища лишенные век, налитые кровью, лезущие из орбит, в зрачках притаился чернейший мрак и ужас сонма сменяемых призрачных масок.

Тут же возвышался узловатый высоченный фаллос, сплошь усеянный наростами бородавок. Волосатые языки трепетали листвой на ветру, лентами содранная кожа, обвисшая до земли, рыдала кровью плакучих ив, культи, внутренности, гной повсюду и все это мерно шевелилось в движении немыслимой оргии абсурдных тел.

Темные остекленевшие глаза быка, витые в золоте рога, вживленные в его тушу женские тела, лица растянуты гримасами экстаза.

Чернокожая самка, опутанная змеиным фаллосом обезьяны, ртом она заглатывает его окончание, ее глаза вырваны, в глазницах искрятся раскаленные угли. Неестественно вывернутые руки вросли в череп примата, который вцепился пальцами в ее грудь, они вздрагивают. Хлыст оставляет алые полосы на телах, я зажмурил глаза, но меня подтолкнули, понуждая идти вперед.

Оскальпированная дева, покачивающаяся в петле, ее безвольные, изломанные руки,  раздробленные щиколотки ног, рот порван и полон пеной слюной, язык вырван, глотка перерезана, грудная клетка вскрыта в ней еще трепещет сердце, которое остервенело клюют птицы с железным оперением.

Глаза закатились от немыслимого наслаждения, произрастающего из невероятного мучения, она рефлекторно вздрагивает, сыплет кусками алой пены.

Данная немыслимая жизнь, вот тут доказывала обратное, сколь разнообразие живет во всем, соответственно и в этом жутком месте.

Увидеть мне пришлось многое и эти скупые зарисовки лишь тщетные попытки, среди которых довлеет мое не желание использовать слова, дабы хоть немного приоткрыть эту дверь в нутро сего рукотворного ада.

Признаться начистоту я был близок к огромнейшему желанию дать деру, лучше исповедаться после, да кто примет? Сейчас же смалодушничать и поджав хвост удрать, да так быстро, чтобы не стало поздно.

Бессмертный торжествовал, ведя меня извилистыми дорожками, хладнокровно вырезанной, выставленной напоказ изувеченной плоти, этому нет места, но увы, оно есть, заключенное в уродливую оболочку оживших ужасов, произрастающих в этом саду. Я мог осушить не одну бочку с вином, но дало ли мне это забытье, беспамятство, что угодно? Останется только этот вечно приходящий кошмар оживающий во снах.

Наконец-то мы оказались в тронной зале, где мне все же удалось перевести дух, да привести мыслишки в порядок, это куда лучше и вполне терпимо.

Столы праздничные были накрыты, суетливо сновали слуги, пахло стряпней и хотелось искренне верить, что невинных на шабаше этом поедать мы не будем.

- Что ж гость дорогой передохни с долгой дороги. Смени лохмотья свои и отмойся, как следует.
- Вина отведай, а то плох ты совсем, бледен, глазенки вот-вот из орбит повылазят. Ненароком умом тронешься, а тогда на кой ты лоскутной сдался, королева таких жуть как не любит – колдун хлопнул меня по плечу и удалился в свои покои.

Я остался один, глянул в зеркало, а там отражение, прямо тьфу и в правду умом тронусь, если не выпью, тут подбежал дворцовый служка, с виду песья голова на тонких ножках, учтиво раскланялся, пригласил идти за ним.

- Эх, не первое горе тебе пилигрим с хлебом черствым жевать – буркнул себе под нос, с тем и зашагал следом за слугой.

Что ни говори, а выходит вот такое умозаключение - Будучи гостем в землях, где ноге человеческой не положено ступать, прежде времени, диву даешься, до чего здешние хоромы с палатами поражают наше воображение своим невероятным великолепием, изыском, богатством, ужасом и многим другим.
- Все же и в иных мирах меряем мы все человеком, словно живы всегда.
- Вот с виду стена как стена, коих везде превеликое множество, ан не такова, есть что-то в ней - присматриваешься и вскипает тут битва кровавая, оживает мертвый камень, наполняется сочными красками кровопролития.

Слышен лязг доспехов, предсмертные хрипы, хруст костей, дикий ор мясобоя, предвещающий скорую победу и отчаяние павших, бегущих и это не чудо ящик с фокусами, это живая картина.

Я застыл в изумлении и тут возник здоровенный детина, морда вся в шрамах, кровью залит с ног до головы. Он сплюнул под ноги, оскалился, вложил меч в ножны.
- Магистру сумрака наш нижайший поклон и поздравления! – гаркнул он.

- И вам здравствовать - я сделал шаг назад.

- Слышь паря, завтра мы их одолеем, чего там, в клочья порвем, ты это передай мои слова магистру – он подмигнул и скрылся из виду.

- Завтра убитые воскреснут, будет великое перемирие, переходящее в не менее трогательное братание, затем пир героев, попросту обжорство и лихая пьянка отъявленных головорезов, и снова резня без устали до очередного перемирия – слуга замолчал, глядя равнодушно на движение в картине.
- У магистра есть множество довольно прелюбопытнейших полотен отображающих все стороны человеческой природы. Следуйте за мной.

Я глянул напоследок на творимое бессмысленное убийство и поспешил за слугой, бегло просматривая сюжеты висевших полотен, внутри которых происходило много занимательного и поучительного во всех мыслимых и невозможных красках.

Как и подобает особому гостю, с которым обязательно случиться все-то плохое, что только возможно, меня окружили просто царской роскошью и опекой. Обреченность, уныние и тоска, какой тут сон на перинах?

Жалобно завыл у ворот рыжий пес лохмач, словно плакал над покойником. Развлекала всю мою грусть-печаль лишь картина в этих покоях, где некий сластолюбец обрел свое счастье, в дивном дворце полном прелестных гурий и было бы все замечательно, если бы к закату небесного светила, счастливцу этому не рубили орган, коим радуют женщин.

Вот такая жестокая картина. Я налил вина, прошелся по комнатам, обнаружив в одной из них платье свое праздничное, осушил кубок, ощутив крепость напитка и уже порядком захмелев, направился на мытье тела бренного.

Близился час пира бессмертных, свадебное застолье за которым свершится задумка ночи, а может тот, кто спешит с местью и не появится вовсе, тогда я окажусь у черты за которой последует расплата и будет ли моя мина преисполнена того самого достоинства с которым встречают смерть или же…

- Тьфу, что за напасть! Заскулил, что пес на луну - я приложился к бутыли с вином, возрадовался дури хмельной, что ухарем стала бродить головою.

Пьяным и в ад, что в пучину вод с головою, неведомо, незачем и поплевать ибо все поколено.

Спал крепким сном в черноте могильной без сновидений, что мертвец во гробе, не слыша воплей счастливца, которому в какой раз рубили орган, руководивший всем смыслом его жизни, а он опять ликовал неисправимым горбатым.
- Сколько девок пригожих да скучающих!

Разбудил меня слуга – Сударь, вас приглашают к столу праздничному. Окажите милость, поторопитесь.

- Не кради сон перед плахой – спросонья буркнул я, в ответ служка храня всю серьезность, и важность ответствовал.

- Это будет не вежливо с вашей стороны в отношении к очень гостеприимным хозяевам и вы заимеете дурную славу, а при здешних порядках, я вам замечу, это плохо отразится на вашем самочувствии и в остальном - слуга отвесив поклон, тихо удалился, я нехотя вылез из теплой постели и поплелся облачаться в праздничный кафтан.

Шли в тронную залу мы тем же путем и снова на той картине поджидал здоровяк в шрамах – Слышь, паря, мы осилим, так и передай – я кивнул в ответ.

Слуга остановился, что-то шепнул изображению на ухо и там опять началась бойня. Тем временем где-то в предгорных лесах среди утреннего тумана возникла роковая тень, метнувшаяся к заветному камню и не вышла еще та секунда, когда тишину утренних сумерек разорвал могучий рев чудища, да такой, что дрогнули стены крепости.

Меж тем тень стремительно проследовала к форту, сметая все преграды на своем пути. Рухнула северная башня и заодно часть стены, клубы пыли скрыли конюшни, чудовище шло по нашему следу в горы и сторонились все той тропы, все те, кто учуял идущее зло по ней.

Остался узкий потайной коридор и вот глаза ослепил яркий свет. Слышен был гул множества голосов, играла музыка, я вышел в свет к здешнему чинному собранию, а колдовской братии тут было тьма тьмущая. Всяких мастей и рангов, пышущих молодостью и червем изъеденными, призрачные да в соку и плоти, бессмертные же сразу выделялись в этой шумной пестрой толпе.

Держались они особняком, но вполне приветливо, сразу было видно кто здесь барин и чей это дом. Кто-то из толпы одернул меня за рукав, я обернулся и обмер, при всем моем уважении к ветхим старушкам, но незнакомая карга молью точеная, вознамерилась страстно облобызать меня до непродыху, на выручку пришел колдун.

- Остынь кровь горячая, он лоскутной дарован.

Старуха шарахнулась в сторону, как от прокаженного, тут же затерявшись среди толпы, по которой прошел ропот тревожный. Вот так я стал гостем особым и если бы мне вздумалось пинком встряхнуть зад некоего важного чернокнижника иль ведьмы, ровным счетом ничего бы не произошло, сошло бы за глупую шалость.

Ощутив сполна, всю важность своей персоны и радость безрассудных поступков, я чинно стал прогуливался по залу ожидая начала торжеств.

Выбрав подходящее место для ознакомительного обзора, я неспешно потягивая винцо, стал рассматривать здешнюю публику, однако же, приметив, что их не богоугодное ремесло натирает одни и те же самые мозоли в глазах да на лицах.

Вот, к примеру, эта смешливая брюнетка, на первый взгляд сама невинность ни следа порока и страстей. Меж тем взгляд красноречиво свидетельствует о чертях, сидящих в злой и черной душе, как губки эти на едва уловимый миг искажает судорожная гримаса злорадства и лицо сатанеет, это уже отвратительная маска всех мыслимых пороков.

Пример дугой, чета пожилая ведьма с ведьмаком под руку, вся их жизнь душегубов мерзких въелась клеймом в лица, выжгла их, вывернула наизнанку, разъела до кости, превратив в отвратительные, распухшие рожи тошнотворного уродства, которое не скроешь за дородным окладом и обильными румянами.

Превеликое множество подобного сброда на данный момент набилось в тронную залу, со всех уголков этого мира. Сейчас они томились в ожидании угощений с увеселениями, меж собою хвалясь в дьявольском коварстве своих грязных проделок.

Кто да как кого со свету сжил, где с бесами знакомство свели, на чьих хлебах морды отъедают, одним словом злыдни, а люди их с неведения кровным кормят. Души почем зря продают, к вожделенному слепо тянутся, а получат фигу да шиш. После цену узнают, заголосят. Бывает, что в лапте на босу ногу счастья больше, нежели в каменьях и злате в холодном гробу.

Музыка стихла, в центр зала вышло ряженое по моде диковинной павлинье существо с жезлом в руке. Настала гробовая тишина, сей попугай поднял руку, растопырил пальцы, затем сжал кулак, словно собрал все лишние звуки.

- Владыка бессмертия! – и зал взорвался восклицаниями, грянул торжественный марш.

В окружении многочисленной свиты появился владыка, черная мантия отороченная мехом и расшитая золотом волочилась по полу, и каждый из гостей старался прикоснуться к ней. Голову бессмертного увенчала корона дороговизны небывалой и не под царские головы видно сделанная, что ни говори, а он тут божок-заправила.

Толпа на миг стихла, ударяясь в поклоны, каждый норовил коснуться бессмертия и получить намек на оное, а владыка шествовал, словно средь поля травы сорной.

Горд, величав, богоподобный, по крайней мере, так он держался. Самоуверенный всегда в шаге от срама прилюдного, высокомерный более близок к падению, нежели тот человек на краю бездны, властный всегда рука об руку с бессилием. Зачастую, чтоб узреть это, понадобится не вся твоя жизнь, а лишь усердие натирающего полы  и немного рассеянности.

Я допил вино и стал высматривать невесту, да и проголодался порядком, хоть и имелось сомнение, что будут потчевать здешние хлебосолы, всякой дрянью не лезущей в горло.

Владыка остановился, осмотрел важно толпу - Где же гость наш званый затерялся? Тот единственный человек со стороны в обществе столь тайном, что смертным ходу в него нет? - слова стихли и вот ваш покорный слуга во второй раз оказался в центре всеобщего внимания.

- Я здесь владыка – отвесив поклон, я направился к бессмертному.

- Что же, хорош, коль сыт и отмыт, да одежка по тебе. Поди, не бродяга право на человека стал похож – магистр расхохотался и остальные заодно с ним, после он резко стукнул посохом и все стихло.
- Прошу к столам. Невеста, поди, заждалась, да и вы честное собрание извелись в догадках какова избранница моя.

Зал одобрительно загудел, так собственно и начался сей безумный пир или фантасмагория свадебная, впоследствии ставший страшной историей, а после легендой, мифом и всякой прочей седой былью.

Припомнилось дорогою мне одно изречение, может и глупое, но к месту – Если приговорен, тогда делай что вздумается – с тем я и уселся на свое место супротив жениха.

Только разлито было вино в кубки, как вывели невесту чуть живую, бледную при смерти. Девице свет белый трауром покрылся, она и меня то едва признала, чуть кивнув головой, а радости в лице ни капельки, все замогильное, холодное, тленом веющее.

Махом, осушив кубок, стал я требовать слова, по здешним законам поступок крайне неразумный, но с покровительства лоскутной мне все дозволялось, значит пей, гуляй меры не знай пилигрим.

- Дозвольте владыка мне подарок вам преподнести в день такой праздничный.
- Человек как вы знаете, я не богатый, и живу тем, чем дышу – гости прыснули со смеху.
- Но все, же не с пустыми руками я пришел – я снял с пояса мешочек с лепестком.
- Дарю я вам молодые загадку и совет один.
- Раскрыв этот мешочек, вы останетесь в том же неведении в каком пребываете сейчас, глядя на то, что окажется в ваших руках.
- Совет же мой такой, имейте терпение, а когда наступит час тот и тайна эта, сама собою раскроется, тогда вы сумеете осознать, дорог ли мой подарок и по вашему ли он величию.

Бессмертный поднялся, велев всем молчать – Правду сказывал мой поверенный, не читаемый ты человек. Душа твоя для многих глаз закрыта и судьба растеряна в сотнях дорог.
- Видно прежде времени я тебя отблагодарил и есть опасение, что щедро очень – и снова зал наполнился хохотом, меж тем он принял подарок, а я укрепился во мнении, что не далек тот час, когда придется хохотать мне не щадя живота.

Вскипело застолье речами да тостами, которые можно отнести к пожеланиям во здравие, на счастье и прочее. Правда я не сведущ в шабашах колдовских и что там болтают для меня обыкновенная абракадабра, так что дословно пересказать услышанное в данных чертогах я не смогу, но во здравие и далее.

Кушанья коими здесь потчевали не для кишок человеческих, средь таких диковинных изысков сухарь черствый во стократ вкусней окажется, нежели вся эта омерзительная стряпня. Признаться честно из еды приличной оставалось вино, его и вкушал без меры.

Подали гадюк с жабьей икрой да червей в жучином соку, зашумели столы одобрением, гости принялись уплетать сию мерзость за обе щеки, только лапки хрустели.

Приносили и волчье мясо с кровью, да супец с гиеньей требухой, подливы желчью пахнущие, было и жаркое из василисков, салаты мандрагоровые с беленой да чертополохом, маковая роса с цветами дурмана.

Вдоволь было всякой всячины колдовской стряпни, да съестного шиш, ни яблочка наливного, ни грозди виноградной. Выпивал я часто и помногу, что язык без меры развязался, да стал хамить медведем. То локтем кому в бок, то ногою по колену, бывало и чихал, носа платком не прикрыв, вообщем невеждою и лаптем прослыл я.

Невеста дивилась с моих выходок, а гости меж тем, надо заметить и не примечали недостойного поведения, потому как сами свиньям уподобились. Случалось мордой своею и салатец пышный примнут, а некоторые, сбросив одежды, без стыда голышом айда на столы и ну срамом вертеть под музыку ядовитую, дурманом околдовывающую, не свадьба веселая, а вертеп и шабаш.

Бесстыдство и вседозволенность всегда грозят перерасти в нечто не приемлемое и омерзительное, в грязную свалку оргии, где тебе для спасения надобно пить безостановочно, дабы все расплывалось и троилось в глазах.

В здешнем вертепе и прожженный грешник счел бы себя добродетельным праведником, жениха же все творимое забавляло.

За столом я горланил похабщину несусветную, под столом рвало желчью и отвращением. Время шаткое подобно полу уходило из-под ног, да лицо постоянно встречалось с мерзкой закуской, а все только начиналось. Они входили во вкус, приближаясь к кульминации данного праздника, все еще впереди, на подходе, только шаг и разыграется такое, от чего содрогнутся своды этой бездны.

Слуги волоком тянули саркофаги гостей из склепов подземных, а музыканты извлекли странные звуки, от чего мумии пустились в пляс чудной, размахивая пыльным тряпьем своего убранства посмертного.

Гремели кости, бывало и черепа катались полом под смех и топот захмелевших гостей, они не ведали, что творили им все потеха. Ведьмы на метлах, а кто и так на блюде кружили под расписным потолком, оглашая все визгом и воплем.

Колдуны опаивали молодок, коль пошла такая свадьба, тут же совращали их, лишь бессмертные бесстрастно таращились на эту возню подле их стола. Слуги волокли в цепях разного рода животину уродливую с которой вся эта дрянная свора затеяла сношения противоестественные роду человеческому, а вино знай, подливали холопские руки, да блюда успевали менять, то и дело, бесовским зельем приправляя их.

Я уже и не различал гостей в лица, все они обернулись в сплошь бесформенное месиво из плоти, латанное-перештопанное, измазанное в крови, визгливое, шаром катавшееся по полу, ураганом сметающее все со столов.

Поднявшись в который раз на непослушные ноги, я доковылял к невесте, улыбнулся, как мог, высморкался в скатерть парчовую, харкнул на стол, жених и бровью не повел, словно не было меня тут.

- Госпожа, как вы находите это веселье? - тут подскочил какой-то малый и я кулаком прошелся ему по морде, напоследок отвесив, пинка.
- Я лично нахожу это все чертовски забавным, форменным сумасшествием без капли рассудка.

- Тогда чего ты здесь слюною брызжешь? Ступай, твоя лоскутная королева заждалась своего принца – сказал жених.

- Погоди властитель не торопи время. Свою свадьбу я успею отыграть с музыкой, дозволь попировать гостю сполна.

Я снова посмотрел на невесту и стало так жалко девку, до слез, что хоть бери нож да коли этого поганца в сердце черное.

- Хотелось бы все-таки знать мнение новой королевы, довольна ли она? Люб ли ты ей? – колдун глянул зло в мою сторону.

- Молчи, пьяная морда – пригрозил он.

- Быть может я и морда, ко всему еще пьяная, но кто вы грозный владыка?
- Да я без роду и племени, везде странник, но в своем человеческом лице, а пред ликом вашего бессмертия я кажусь озорным богом, преисполненным одних достоинств, что сила ваша, капля.
- Она упадет в море небытия, круги разойдутся и всего лишь. А море то это, состоит из подобных мне, может даже вот этих безобразников и прихлебателей, что вы думаете по этому поводу владыка?

- Пьян ты собака поэтому смешон!

- Воля ваша, я же жду ответа постигший тайны магии и мироздания?

- А совладает твой умишко жалкий с теми словами, если они прозвучат? – усмехнувшись, ответил бессмертный.

- Как знать владыка, но, по крайней мере, мои уши услышат подлинную тайну и надеюсь, не отвалятся после заодно с языком.

Опять подскочил тот самый малый уже не один и в яростном гневе, мне подбили глаз и расквасили нос, я не долго томился в сомненьях, прихватив кувшин поувесистей, дал гонять чертей по залу. Завязалась славная драка, грозившая перерасти в настоящую свалку, но все нарушил леденящий кровь крик ужаса. Даже в этом аду присутствует страх перед смертью.

Крик распался на множество осколков эха, рухнули со звоном зеркала, люстры, канделябры, все замерли в испуге, поглядывая на двери. Я отбросил кувшин, злорадно растянувшись в ухмылке, подошел к бессмертным.

- Любопытно, кто это пожаловал, гость незваный да лютый, иль королевна моя выказывает свое нетерпение?

Жених молчал, я подмигнул невесте, прочтя впервые за все это время полыхнувшую живую искру надежды.

- Что ж, человек я не мучимый гордыней, отворю гостю дверь, а то совсем он осерчает, обиду злую затаит – и пошатываясь, направился к двери, а у самого пятки стыли.

Тот, кто находится по ту сторону, навряд ли увидит во мне друга, оно скорбит о цветке, оно ослеплено горем и яростью, оно будет убивать и крушить. Пятки покрылись ледяною коркою, у двери я совсем оробел и быть может, порядком струхнул.

Была, не была и так всю жизнь, судьба мечется игральными костями, я взялся за ручку, потянул на себя дверь. Было раннее утро, холодная предрассветная мгла, багровые камни и ничего ужасного, что наводняло прежние сумерки, да скулил жалобно пес у стены.

- Ничего себе, как снова чуден новый мир – вырвалось у меня, повернувшись к гостям, я остолбенел.

Позади кучки перепуганных колдунов возвышался исполин в окровавленных доспехах, в стальных лапищах он сжимал громадный зазубренный топор, приготовившись нанести последний  удар. Я так и сел у двери, вытаращившись на все это минутой застывшее, слова вырвались сами собой – Уноси ноги не венчанная! – и девка стрелой метнулась ко мне.

Засвистел топор, срезавший пышную фату да косы, бессмертие разлетелось черепками обожженной глины, рассыпавшись по полу, из-под забрала донесся глухой рык – Цве-тоо-о-к! - а топор знай свое дело, крошил, кромсал все в ужасе снующее подле ног.

Безумный, кровавый палач бесновался и никакое колдовство не возымело силы над ним. Рушились стены, летела ошметьями плоть, ручьями растекалась кровь. Я чувствовал незримое присутствие еще одной не частой гостьи в этих стенах, имя ей было смерть.

Девка добралась до дверей и вцепилась  в меня намертво.

- Чего скулишь дурачина лохматая! Свободен же теперь, бежать надобно, покуда зверь этот до нас не добрался – крикнул я псу и тот, вскочив, вовсю пасть возрадовался.

- Дело сделано пилигрим, должок возвращен – и мы помчались со всех ног, куда глаза глядели.

Лучи восходящего солнца добрались и до палача. Доспехи стали плавиться, исходя в черный дым, вскоре он исчез среди пролитых лучей солнца. Правду сказать мы не были тому свидетелями, наша память лишь сохранила предсмертный рык-стон, чудище печалилось о погибшем цветке, очень уж жалостливо.

Даже у меня кольнуло в груди, но что поделать, змея порою ест свой хвост, а в сказках это самый подходящий финал, тем более на добрых героях, ни царапины. Что до страданий злодеев, люду, терзаемому ими в прежние времена или сейчас, честно говоря, глубоко наплевать, а мораль извлекайте сами.