Виктор Семенюк

Осенним тёплым днём в Царском Селе проходил привычный военный парад сводного полка. Мимо Николая 2, сидящего на коне, проходили в конном строю кирасиры и лейб-уланы. Шли ровно и торжественно.
По окончании Николай 2 сошёл с коня на землю и радостно подошёл к ступенькам Екатериненского дворца. Наверху в дверях стояла любимая жена Александра Фёдоровна со всеми детьми. Четыре дочери разного возраста и сын Алексей 8 лет, наследник Престола. Николай 2 торопливо взошёл по ступенькам и приветливо улыбнулся – хотелось всех обнять и поцеловать, но на публике это было неприемлемо. Он был рад тому, что парад прошёл без помарок. Три дочери ещё не достигли 14-летнего возраста и поэтому их волосы не были убраны в изящную причёску под шляпу, а распущены по плечам, как и полагается у отроковиц.   


Шёл 1989 год – это было какое-то безвременье, ветра не было совсем, - странным образом как бы ничего не происходило и всё двигалось по инерции. Хотя постепенно нарастало социальное напряжение и уже выбрали Ельцина главой РСФСР. Это был своеобразный протест коммунистов, засевших в Верховном Совете РСФСР, против Горбачёва и его деятельности. Кто ж мог подумать, что Ельцин будет ещё перчёнее…
В Госкино шла обычная, мало чем тревожимая работа. Хотя вал так называемых перестроечных фильмов нарастал – их сначала пробовали не принимать за чернушность, а потом просто плюнули на это и принимали всё подряд. Проценко, сосланный в Госкино РСФСР (никто и не думал, что он вскоре воцарится после развала СССР в качестве начальника всего кинематографа), говорил всем, что у Козлова, сменившего его на должности Главка, нет яиц! А они-то, когда двигали его по карьерной лестнице, начиная с курьера, бегающего по комитетским лестницам и секретаря комсомольской организации, думали, что он будет свой и справится…
И в Лужниках всё продолжались митинги, увеличившиеся на глазах в численности, но в Госкино шла обычная работа. Потому что финансирование продолжалось прежним порядком, и все знали, что и на 1990 год запланированы такие же точно объёмы производства фильмов с гарантией государственной оплаты. О том, как может сказаться нарастающая напряжённость, никто и не думал. Зарплаты, просмотры, продуктовые заказы каждую неделю… Госкино снабжалось исправно, включая кремлёвские пайки для начальников, приносимые особыми курьерами в двух больших картонных коробках на каждого из начальников, которые никто не отменял. Рядом в подворотне даже открыли небольшой отдел заказов специально для работников Госкино, и однажды вечером наблюдалась позорная картина: стояла в дверях продавщица-толстушка, а рядом стоял целый народный артист Евгений Евстигнеев и упрашивал её собрать для него продукты: Ну, там сухой колбасы хорошей положи… Рыбки там, если можешь… Продавщица была польщена и только поддакивала… Ей льстило, что она может помочь такому человеку, который в Госкино не работал.

Но вообще духота ощущалась сильно. Неостановимая партийная работа, выступления председателя Камшалова на сборище редакторов по поводу статьи Андреевой «Не могу поступиться принципами», какая-то чуть ли не насильная деятельность с обычными партийными поручениями из ИНСТАНЦИИ, то есть из отдела кино ЦК – указивки шли через Первый отдел, - всё это надоело до крайности. И уже одна из начальниц говорила: сейчас, если деньги на что-нибудь не потратят, обязательно найдут какую-нибудь жопу, куда их можно будет засунуть! А лучше бы на дело было пустить!
Один цикл «ХХ век», на который выделили 20 млн. долларов, начатый умершим Львом Кулиджановым, членом ЦК КПСС, продолжался и продолжался, хотя уже было понятно, что всё это превратилось в старомодную гротескную  ахинею. Но деньги исправно тратились и подъедались.

И в этих условиях в Болшево всё ещё проводились так называемые творческие семинары, на которые съезжались кинематографисты чуть ли не с полстраны.
В 1986 я съездил туда на семинар научно-популярного кино, поскольку курировал Центрнаучфильм, где за две недели до самоубийства видел ещё живого академика Легасова.
А сейчас, зимой 1989, нам сообщили, что будет семинар по архивам для документалистов. Я пришёл к Козлову и попросил: Алексей Иванович! Разрешите, я хотя бы на пару дней съезжу, посмотрю – вдруг там что-то будет интересное?
Козлов поморщился: вообще-то нет смысла туда ездить, нечего там нам делать, но разве что на пару дней… - он не смог напрямую отказать, был, действительно, чрезвычайно мягок.
И я со спокойной совестью поехал в первый же день, присоединившись к деятельнице от СК СССР Людмиле и к Юрию Арабову.
Едва семинар открылся, состоялись доклады директоров архивов: Госфильмофонда – Марк Строчков и Красногорского архива – Людмила Запрягаева. Традиционно напиралось на то, что архивы чрезвычайно интересны, а Запрягаева даже специально сказала, что в 1986 году открыли город Красногорск – раньше он был закрытым городом, например, для иностранцев, и сняли ограничения по предоставлению архивов по идеологическим причинам, например, стала доступна вся царская кинохроника, которая раньше выдавалась для использования в фильмах только с разрешения Госкино и то в особо значимые проекты.
И вдруг я заметил среди сидящих Виктора Семенюка – ещё совсем недавно я посмотрел три его картины и был ошеломлён, поражён до глубины сердца увиденным на экране.
Едва доклады закончились, я подскочил к нему: Виктор Фёдорович! Мы вообще-то знакомы по Госкино, но вот хотелось бы поговорить… Я-то рассчитывал на обычный трёп, всё-таки льстило поговорить развёрнуто с хорошим режиссёром… Но Виктор словно бы только того и ждал. Да, действительно, стоило – есть что обсудить и возможно договориться… Игорь – он обратился к рядом стоящему молодому человеку – вот деньги, сгоняй в магазин за коньяком, если не сложно… И Игорь испарился. Он вообще-то хороший парень, - с ходу отрекомендовал его Семенюк, - мы вместе приехали. Он только что закончил танковое училище, но не стал служить, а устроился к нам на студию администратором. Толковый…
Через 10 минут мы уже сидели в комнате Семенюка и занимались под коньяк умными разговорами. Вот надо бы воспользоваться тем, что сказала Запрягаева и начать делать сериал по истории России на основе имеющихся материалов. А если начать делать фильм про царя, то это вообще будет козырная карта.
Но надо будет ещё подумать с какой карты выйти – вмешался Игорь Калёнов, - Можно вообще выйти сразу с козырной карты, возможно, это будет самым правильным…
Я посмотрел на Семенюка – мне захотелось его рассмотреть. Ему было под 50, седеющие кудри, усы… Во всей его фигуре была какая-то напряжённость: холерическая натура рвалась в бой.
Слушай, Виктор, - обратился он ко мне, - Давай уходи ты из своего Госкино, я тебя устрою на студии, а ты сядешь к Запрягаевой в архив и отсмотришь всю эту царскую хронику – может, месяц понадобится… Запросто сказал он, словно мы сто лет были знакомы.
Почему-то меня охватывало состоянии заворожённости, - мне из ситуации, от которой тянуло мертвечиной, предлагали с ходу окунуться в живую жизнь, полную авантюризма и неизвестности.
Я сравнительно недавно отслужил офицером в армии, и уже имел навык не теряться в любых обстоятельствах и легко приспосабливаться к окружающему миру.
Я приеду в Москву по окончании семинара, - предупредил Семенюк, - поедем в Красногорск и встретимся с ней – договоримся о создании фильма. Если понадобится. Чтоб она предоставила все материалы, какие нам будут нужны, надо будет обаять её, возможно, тебе даже придётся её выебать.
И Семенюк зашёлся в громком смехе. - А чо, всё может быть!

1. В команду Виктора Семенюка входили оператор Виктор Михальченко и звукооператор Леонид Лернер.
2. Уже потом я понял, что план у Семенюка был достаточно циничный – заработать побольше денег на никому неизвестной кинохронике. Цель была банальной и прагматичной. И хотя Виктор Фёдорович испытывал симпатию к создаваемому или делал такой вид, он не мог приподняться над этим – слишком вся его предыдущая жизнь сильно обломала.
3. Отец его был многолетним партийным функционером по снабжению хлебом на Дальнем Востоке. Сам он закончил филологический факультет в Харькове и был членом партии, откуда был совсем недавно исключён. Любил говорить как бы доверительно: мы тогда вступали в партию, чтоб взорвать её изнутри. Мы – это чаще всего он подразумевал своего приятеля Зверева, ныне живущего в Париже и издававшего «Минувшее». Его сыном был Сергей Сараджев, в это время живущий в Питере и изъявлявший желание стать режиссёром. Потом Семенюк ему организовал такую возможность, и я в качестве сценариста делал с ним фильм «Николай Николаевич» о великом князе. Потом он поступил на Высшие курсы, но так никем и не стал.
4. Договорившись со мной, он приехал в Красногорск, обаял директора Запрягаеву и договорился делать совместный фильм о царе. В 1989 году только-только на коллегии Госкино на основе конкурса выбрали Литвякова в качестве директора только что нарождавшегося Центра неигрового кино Кентавр, который должен был стать международным центром и дирекцией нового Ленинградского фестиваля. Литвяков получил от Собчака особняк на Стрелке, большие обещания и возможность построить фестивальный центр на выделенной земле, который так и не был построен – никто не захотел вкладывать деньги. А потом лет через 12 и дом отобрали (бывший явочный дом КГБ для осведомителей). 
5. Полгода я сидел в Красногорске, отсматривая хронику, мало что в ней понимая. Но я разыскал зато Александра Николаевича Боханова – это была удача.  Семенюк исправно приезжал и смотрел вместе со мной, конкурируя с другими съёмочными группами. Много было непонятного.
6. В наступившем 1990-м я просто перестал ходить на работу, забрал трудовую книжку и уехал в Ленинград, где меня приняли на работу в Кентавр.
7. Я стал жить периодически в гостинице Советская и работать сразу над двумя фильмами – Mea Culpa и Дом Романовых. Семенюк хитрым образом решил профинансировать второй фильм через первый.
8. Я познакомился с его домашними. Жена Надя и дочь Ольга 11 лет.
9. Вообще-то  Семенюк не выдерживал длительной работы. Он редко когда задерживался в монтажной больше чем на полчаса. Он был человеком импульса и импровизации.
10.   А ещё они с Литвяковым затеяли издание отрывного календаря, которое так и не состоялось – была потрачена куча времени с двумя поездками на комбинат в Кострому. И помогали зимой 1991 года снимать японскому режиссёру Родо Седзи художественный фильм «Рин. Легенда об иконе» - на это ушла куча времени зимой 1991 года. А ещё Семенюк сделал фильм о блокаде «Воспоминание о блокаде» и гонял с ним на токийский фестиваль, где его обошёл Алексей Учитель с «Обводным каналом» и он смертельно на того обиделся.
11.   А Витя Михальченко всё время упрашивал его снимать документальный сериал о русских, от города к городу – много и долго обсуждали.
12. Но ещё больше Семенюк с директором Кузиным и главным редактором Анатолием Никифоровым обсуждали возможность приватизации студии, которая так и не случилась.
13. Ещё всё пытались с Михаилом Литвяковым подцепить инвестора для строительства фестивального центра на выделенном участке земли. Даже я подцепил какого-то японца и организовал им встречу с ним в Москве, но всё кончилось ничем.
14.   Я привёз им кучу документальных фильмов из Особого отдела Госкино (позитивные копии), которые, вероятно, так и пропали в подвале у Михаила Литвякова.
15. А параллельно Семенюк со мной ваял двухсерийный фильм Mea culpa – откуда использовал все производственные возможности для производства Дома Романовых.
16. Гонял председателем жюри на фестиваль во Флоренцию, а перед этим мы принимали итальянцев в Москве, водили неделю по Москве, ресторанам, знакомили с дирижёром Евгением Колобовым…   Вообще поначалу меня Литвяков принял к себе на работу представителем Центра в Москве без зарплаты. В 1989 году прогремела «Казённая дорога» и Виктор получил много всяких призов. На фестивале «Арсенал» в Риге гран-при ему достался по жребию! И его пригласили на фестиваль де-Попули во Флоренцию. Он там получил также гран-при, и итальянцы решили следующий фестиваль объявить фестивалем ЛСДФ, а Семенюка сделали председателем жюри. Итальянцы приехали в Москву и мы их водили по храмам, Красной площади, метро. Жили они в гостинице «Россия» и я гонял в буфет за икрой для них. Были разочарованы, что чёрная икра в банках быстро закончилась. Ходили в тогда популярный ресторан «Глазурь» на Зубовской площади с джазом. Итальянцы заказывали осетрину, потому что на их взгляд она была чудовищно дешёвой. Господи! Первые призы пришли ко мне только в 47 лет – горько язвил Семенюк. Ему было дико досадно, что его всегда недооценивали.  Когда я уже сам в 1994 был во Флоренции, обнаружилось, что директор фестиваля забыл меня, хотя в Москве называл другом.
17. Вообще Семенюк как бы к этому моменту потерял вкус к жизни. Он всегда хотел идти поперёк, делать что-то новое. Николая Боронина он презирал за то, что тот лёг под идеологию. Он уже умер – говорил он. А сам после 1992 года уже ничего не мог сделать, а Боронини всё снимал… Именно поэтому у Семенюка резко сузились интересы: сын-математик от первого брака, который уезжал в США (на похороны отца не приехал), дочь, которую он планировал отправить учиться во Францию, женщины и выпивка. Прямо как в романах у Хандке, Семенюк спокойно смотрел за проходящей жизнью, хотя сразу после 51 года рождения сказал: осталось, наверное, ещё 9 лет активной жизни, а потом… После смерти отца во Владивостоке, куда он летал на похороны, говорил: страшно боюсь умереть от инсульта. Вот что-то меня выведет из себя, и у меня в затылке сразу жар появляется, прям руке горячо – это как у отца… (Тот умер в 84 года).
18. Периодически я ночевал у него дома на проспекте Щорса – старый дом ночью трясся от проезда грузовиков – все дома рядом стояли на петровских сваях из лиственницы. Любил вечером после студии ходить в ближайшую рюмочную, где давали Северное сияние – коктейль из спирта Рояль и шампанского. Потом шли в дом кино, где в ресторане было полно народа – пьяный Виктор Аристов вечно наклонялся назад и падал вместе со стулом.      Но вообще в те три года ещё не было ночных ресторанов и всё закрывалось не позднее 11. Иногда было дико досадно.
19. Уходя, Виктор со мной ехал на метро – моя гостиница была рядом. Он страшно боялся перегонов, проложенных сквозь лёд – а вдруг кессон выключится и всё затопит, но делал над собой усилие не подавать виду.
20. Раньше я в неделю меньше двух женщин не пропускал – любил говорить он, а теперь эта 20-летняя Даша, мисс Фестиваля 91, когда я у окна попытался её прижать и поцеловать, сказала мне: Виктор Фёдорович, не портите сказку! Ха!. Семенюку только-только исполнилось 50.
21. Фактически, он обкрадывал нас с Сараджевым, требуя себе 50 % полученных нами гонораров. Логично, что и Дом Романовых они с Литвяковым загнали во Франции, ничего мне не дав, – в качестве утешительного приза я поехал на фестиваль в Венгрию, где председателем жюри был Литвяков. Дом Романовых показали в первый день сразу по открытие фестиваля и было понятно, что ему ничего не будет – фильм был не для фестиваля.
22. Семенюк меня сделал директором кинопоказов фестиваля 1991 года в доме кино и смеялся над некоторыми накладками. В это же время Манский снимал свой первый и последний игровой фильм «Еврейское счастье» в студии Алексея Германа. Фильм в прокат не вышел, и Манский орал, что тот его обокрал. Для этого фильма я скопировал две части фильма «Еврейское счастье» 1935 года в Госфильмофонде за счёт Mea Culpa. Семенюк дико напрягался на моё хорошее отношение к Манскому. По-своему он был прав.
23. Тогда же в августе 1991 у меня умерла мама.
24. Семенюк умер в 73 года (в 2014) от сплошного пьянства и нескольких микроинсультов. Из заведующих кафедрой его убрали, жена ушла от него, только Литвяков в последний момент пригласил для соборования батюшку. Квартира была безнадёжно загажена… (так говорил Литвяков).
25. Надо вспомнить, что загоревшись Царём, Семенюк вдруг потом сообразил страшное: Николай 2 был антисемитом, и евреи будут просто игнорировать этот фильм, как бы он талантлив ни был. Его, конечно, потрясло, что когда он возил первую немую сборку фильма во Флоренцию, где под картинку зачитывал мною написанный достаточно умилительный позитивный текст, никто даже не зааплодировал по окончании. А позже, на 1-ом фестивале Православного кино в Москве нам дали 2-ой приз, а не первый, который получил Влад. Головня за свою видовую картину «Земля обетованная». Семенюк окончательно разочаровался и остыл и, вероятно, принял твёрдое решение просто продать. А кому можно было продавать? Только эмигрантским кругам во Франции, больше некому. Они с Литвяковым и нашли Св.Владимирское общество там, ему и продали, а мне не дали никаких денег для поездки на премьеру, хотя Литвяков даже визу мне выбил во фр. посольстве.
На «Нику» даже и пытаться подавать было бессмысленно – чуть раньше. Когда я гордый и счастливый с помощью Ларисы Колгатиной организовал просмотр в «Искусстве кино», кроме Ларисы, в зале никого практически не было, все демонстративно разбежались…
26. Но до 1990 года царская хроника была под запретом, её никто не видел. У нас с Семенюком был дикий азарт, когда мы накопировали первые частей 10-12. Я даже созвонился с Клейманом и мы показали эти кадры на большом экране в только что организованном музее кино. Клейман вежливо смотрел, а потом ушёл, не дождавшись конца – извинился, сказал, что ему некогда. На деле, конечно, это всё объяснялось неприятием царя. Возможно, Клейман думал, увидеть в этих кадрах ещё что-то ценное, а там оказался один царь.
27. А в архиве прямо была конкуренция с несколькими группами. Гелий Рябов что-то пытался сделать и набирал коробок. Катя Андриканис – у неё так ничего и не пошло. И ещё была пара групп. Позднее ещё приехала Алла Клейнерман (она же Савранская) (уже живя в Америке) с группой  National Geographic. Я по наивности думал, что она как-то хотя бы моими знаниями воспользуется. Но нет, она уже была там и они всё смотрели сами, ничего у меня не спрашивая.
28. Хотя Семенюк был фанатом красоты и это многое объясняет. Приверженцем красоты и чести (но обкрадывать меня это ему не мешало) – неслучайно он загорелся экранизировать Беленкова в Mea Culpa -  «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша». Только из этого ничего не вышло, да и не могло выйти, хотя были сделаны с моей помощью 2 серии монтажного фильма на основе фрагментов различных игровых фильмов. Чтобы сделать, нужен был чрезвычайно серьёзный заход с долгой сценарной работой. А на это не было ни сил, ни времени, всё было брошено на «Дом Романовых».
29. Семенюка всё это так потрясло, что он не смог взяться за уже утверждённый проект о РПЦ до революции с господдержкой! А это были тогда большие деньги с поездками. Он тихо сдулся, раз приехал в Красногорск, без интереса просмотрел, что я ему показал и уехал – молча. Лишь потом, спустя несколько месяцев сказал, что не увидел перспективы. Это уже была отговорка. Он просто не находил сил. Деньги списали.
30. А я при просмотре хроники с Царём был просто заворожён – потом мне казалось, что поставь меня среди них, и я найду, как поддерживать разговор и о чём говорить… Я просто их чувствовал. А у Семенюка было прагматизма при просмотре больше. 
   
;


;