Великий гений! Муж кровавый!

 Легенды о нём содержат настолько противоречащие друг другу свидетельства, что создать единое впечатление о его личности невозможно, потому что он соединяет в себе совершенно несоединимое.
 
Затаившийся за аналоем Успенского собора десятилетний мальчик, обмочившийся от страха. Рев стрельцов, опьяневших от крови, звон бердышей… Куски человеческого мяса, разлетавшиеся по галереям Кремля. Вопли несчастных жертв семейства бояр Нарышкиных и их приближенных, что были жестоко изрублены бунтовщиками…
Годами позже, после подавления второго стрелецкого бунта в 1698 году, заставив боярина Плетнева держать преступников за волосы на плахе, он сам будет рубить им головы. Изживая свои детские пожизненные страхи, ненависть и стыд бессилия, он лично казнит пятерых стрельцов.
Но мучительный ужас вернется к нему даже в день смерти, когда он будет умирать от рака простаты, испытывая резкую боль в мочевом канале…

 
                Кошачий лик

 Самый узнаваемый образ Петра – знаменитый «Медный всадник» работы скульптора Фальконе на Сенатской площади в Санкт-Петербурге. И, хотя император сидит не в седле, а на медвежьих шкурах, он не соответствует лубочному стереотипу русского медведя, которым пугают малахольных в Европе.
И Петр не медведь, и памятник не медный, а бронзовый.
Мне нравится другой его скульптурный образ в Петропавловской крепости. Шемякинский Петр – «нескладный переросток» с огромными руками, пальцы которых легко гнули пятаки, и узкой женской стопой 38-го размера.
Маленькая круглая голова с ассимметрично расположенными ушами (одно выше другого), жесткой щетиной усов и плотно сжатыми губами. По теории Ломброзо такие признаки принадлежат выдающейся личности с психическим надломом. Михаил Шемякин воспроизвел точную копию прижизненного слепка с лица Петра, выполненного еще самим Бартоломео Растрелли. Мастеру удалось передать самое необычное в облике царя, нечто кошачье. Свирепую импульсивность и целеустремленность хищника.
 
Уличив очередную свою пассию, первую придворную красавицу Марию Гамильтон в неверности, он подверг ее публичной казни. Увидев Императора, она бросилась умолять его о пощаде; но тот шепнул что-то палачу, отвернулся, и голова преступницы упала на землю, откатившись прямо к его ногам. К ужасу присутствующих, Петр за волосы поднял ее и крепко поцеловал в губы. Затем, отбросив прочь, перекрестился и уехал. Голова эта положена была в спирт и долго сохранялась в академии наук.
Монарха бесило, когда его приближенные смели выражать свои вкусы и желания. И вот, сановнику, который не терпел уксуса, он приказал однажды влить в рот целый флакон этой жидкости. Другие, питавшие отвращение и страх перед покойниками, должны были ходить в анатомический театр и «разрывать зубами мускулы трупов».

В то время жестокость не выглядела чем-то запредельным или безнравственным. Это было обыкновенным, даже обыденным царским делом. Как съесть пирог с заячьей требухой или выкурить трубку.
Для нас расправы Великого Преобразователя ужасны, его забавы подчас циничны и отвратительны, но таков был век, таковы были нравы. Это сознательные действия необыкновенного человека, всегда знавшего, чего он хочет, но не желавшего знать, чего ему делать нельзя. Наслаждаться же страданиями жертв у него просто не было времени. Он олицетворял в самом себе Закон.
Мне мало приятен Петр. Но он мне понятен. Жизнь продемонстрировала самые разные версии и аномалии людей с великими задатками, которых я хорошо знал. В том числе и, по-своему, похожих на Петра. И я усвоил: природа часто наделяет исключительными свойствами и потенциалом для свершения великих дел – тех, кто сами бывают этого недостойны. И кураж ломает их, а чаще – судьбы их близких…

 Петр – исключение. Он с детства был мотивирован и не упускал обстоятельства, помогавшие ему осуществлять немыслимое. Он умел затаиться и ждать. И всегда выпускал когти, когда ему это было нужно. Он мстил своим врагам и искоренял смуту, являя современникам лик кровожадной свирепости.
По смерти первого Российского императора французские газеты поместили сатирическую карикатуру - аллегорию «Как мыши кота хоронили», популярный лубочный сюжет, который пришел из глубины веков, но оказался весьма актуален…
 

                Изгой

Алексей Михайлович, «Тишайший», как его прозвали в народе, - имел многочисленное потомство. В 1672 году случилось прибавление, притом счастливое: 14-й ребенок правителя Петр, не в пример старшим сыновьям Федору, Дмитрию и Ивану, появился на свет здоровым.
Младший отпрыск большой фамилии от второго брака, — в мире сводных братьев и сестер с детства обречен быть изгоем.
У первого российского императора, Петра I, было трудное детство. Он остался без отца, царя Алексея Михайловича, в 4 года. Этим он отличался от предыдущих трех правителей из династии Романовых, которые получили семейное воспитание.
Не повезло ему и с домашним образованием. Это заметно по его бедному словарному запасу и ошибкам в письмах во взрослые годы. Дело в том, что патриарх Иоаким удалил от царского дворца образованного писателя и переводчика Симеона Полоцкого. Это было связано с тем, что последний приехал из Речи Посполитой. Наша церковь прозорливо пыталась ограничить влияние католического Запада на наследника русского престола.
 
Весной 1682 года умер царь Федор, в Москве произошел стрелецкий бунт, и из-за конфликта между родами Милославских и Нарышкиных на престол венчали сразу двух царей: 10-летнего Петра и его 16-летнего брата Иоанна, а регентом стала 25-летняя царевна Софья. Для братьев был изготовлен двухместный трон с маленьким окошечком в спинке. Именно через него царевна Софья и приближённые, подобно суфлёру в театре, подсказывали мальчикам, как вести себя и что говорить во время дворцовых церемоний. Он сохранился в Оружейной палате Московского Кремля. На золотых монетах 1689 года изображали сразу двух царевичей с гербом в виде орла и царевну Софью на аверсе.
Быстро растёт царевич. И уже в младые годы проявляет характер. Чего он ни пожелает, все должно быть исполнено. Каждое желание его – закон для окружающих. И беда, если это желание не скоро исполнится, или почему- либо хотят отговорить его от неудобной затеи. Часами может плакать. Не ест, не пьёт ничего, никого не слушает, пока не добьётся своего. Так постепенно складывался его строптивый, несдержанный характер.

С самого детства Пётр мечтал о создании собственных городов, возведении прекрасных зданий, штурме неприступных крепостей и мореплавании – впрочем, последняя мечта казалась несбыточной: мальчик не умел плавать и панически боялся воды.
Обучением малолетнего Петра занимались дьяки Афанасий Нестеров и Никита Зотов, который увлек его рассказами о русской истории, показывал специально подобранные картины героического прошлого Руси.

Как эти картины и рассказы нравились Петру! Какой огонь блистал в глазах его, когда он слышал о храбрости Святослава или Владимира! Как весело улыбался при победе Донского! Как восхищался великими делами Грозного! Как огорчался его преступлениями! Зотов в полной мере достиг своей цели: пятилетний царевич, несмотря на младенческий ум, понял, что государя только история может научить царствовать, и полюбил эту науку более всех других. Иногда, слушая описание какого-нибудь города или крепости, он просил, чтобы ему показали их планы и рассматривал их с внимательностью и любопытством взрослого человека.
 
С каждым годом у него увеличивался интерес к военному делу.14-летний Пётр завёл при своих «потешных» артиллерию. Огнестрельный мастер Фёдор Зоммер показывал царю гранатное и огнестрельное дело. Из Пушкарского приказа были доставлены 16 пушек.

Ближайшей «соседкой» села Преображенское была Немецкая слобода. И Пётр уже давно с любопытством присматривался к её жизни.Она была населена в основном военным людом. Из них Пётр стал брать в свою армию офицеров. Там он впервые познакомился с европейским бытом, испытал первые сердечные увлечения и завел друзей среди европейских купцов.
Постепенно вокруг Петра сложилась компания приятелей, с которой он проводил все свободное время. Пётр закурил немецкую трубку. Стал посещать немецкие вечеринки с танцами и выпивкой. Познакомился с Патриком Гордоном, Францем Лефортом - будущими своими сподвижниками. Завёл роман с Анной Монс…

В начале 1690-х годов потешные батальоны развернулись уже в два регулярных полка, размещенных в сёлах Преображенском и Семёновском. Они в будущем стали настоящими военными подразделениями – Семёновским и Преображенским полками – основой гвардии Петра. Их выучкой занимались иностранные офицеры.

Активность Петра сильно тревожила царевну Софью. Прекрасно понимая, что с наступлением совершеннолетия единокровного брата ей придётся расстаться с властью. Она решила захватить власть, прибегнув к дворцовому перевороту.

Пётр узнал об этом и прямо ночью, как был в ночной рубашке, сел на коня и ускакал в ближайший лес. Конюхи догнали его, принесли одежду. Затем подоспело несколько начальников и солдат. С этим эскортом Пётр помчался во весь опор к Троице-Сергиевой лавре. Рассказывают, что, войдя в комнату, царь упал на колени, и, заливаясь слезами, рассказал о своей беде архимандриту, умолял его о защите…

По словам историков, это был единственный случай, когда он смертельно испугался за свою жизнь, вспомнив свой детский ужас после смерти отца, когда у него на глазах стрельцы подняли на копья его родного дядю, поубивали других его родственников… Расправы восставших с близкими ему людьми не могли не потрясти юную и впечатлительную натуру Петра – они происходили на его глазах и оставили тяжкий след в его душе. Ненависть к стрельцам, вошедшая в его сердце в 10-летнем возрасте, он хранил многие годы, и она не раз прорывалась наружу, принимая подчас дикие, необузданные формы.

Современники, в том числе иностранцы, наблюдавшие его в зрелом возрасте, считали, что припадки гнева, конвульсивное подёргивание головы, характерные для него, во многом идут от потрясений детской и юношеской поры.

                Кокуй или истоки ненависти к русскому

Дружба со специалистами-иностранцами привела Петра в Немецкую слободу, которую называли Кокуй. В ней жили служившие русским царям иноземные офицеры, инженеры, купцы, предприниматели, одним словом – разный люд, приехавший в Россию в поисках денег, славы и чинов. Поселение иностранцев было на отшибе Москвы, подальше от ее православных святынь.

Московский православный люд крестился и плевался вослед шедшему по улице «богопротивному» иноземцу в парике и трубкой в зубах.
После падения правительства Софьи Кокуй оказался для юного царя местом необыкновенно заманчивым. В сущности, это был маленький провинциальный западный городок, выросший на русской земле. Высокая изгородь и кроны деревьев скрывали от постороннего взгляда поселение, которое было разительно не похоже на традиционный русский город.

Там были чистые улочки с уютными домами немецкой и голландской архитектуры, цветы и декоративные кусты и деревья, церкви с острыми шпилями, ветряные мельницы, таверны, где в клубах табачного дыма за кружкой доброго, сваренного по немецким рецептам пива, сидели степенные бюргеры, купцы, офицеры.
А еще в Кокуе, в домах богатых его обитателей, были заморские диковинки, редкие и красивые вещи, инструменты, книги, приборы. И вообще, здесь царили странные, на взгляд русского человека, обычаи. Наконец, здесь свободно гуляли, смеялись и танцевали вместе с галантными мужчинами девушки и женщины, одетые в непривычные русскому глазу платья. Неведомый, заманчивый мир! И Петр со свойственной его натуре страстностью окунулся в него.

И как-то незаметно для себя он перешел ту непреодолимую для десятков поколений границу, которая с древних времен отделяла в сознании русских людей «святую Русь» от «богомерзкого» Запада, «папистов, лютеран и еретиков». Петр плохо знал по-немецки и по-голландски, иностранцы смешно говорили по-русски, но в деле – у пушки, на бастионе, на палубе миниатюрного фрегата в Переславском озере, а потом и в застолье, на танцах в Кокуе – они быстро нашли общий язык, начали дружить. Но нужно помнить, что отец и брат царя Петра всегда сторонились иностранцев и, согласно церемониалу, подпустив к руке иноземного посланника, они тут же долго и тщательно мыли руки водой из серебряного кувшина – «как бы не опоганиться!».

В 1690 году Петр сблизился с швейцарцем Лефортом, влияние которого на Петра было исключительно огромным. Петр попал в полную духовную кабалу к Лефорту и Патрику Гордону. Они стали для него непререкаемыми духовными авторитетами, в то время как авторитет всех русских государственных деятелей и Патриарха, окончательно померк в его глазах. Люди, не имеющие определенного миросозерцания, легко попадают под влияние других людей, которых они признают для себя авторитетами.

"Думают, что Лефорт, доказывая царю превосходство западноевропейской культуры, развил в нем слишком пренебрежительное отношение ко всему родному. Но и без Лефорта, по своей страстности, Петр мог воспитать в себе это пренебрежение".
И Лефорт, и Патрик Гордон, и другие обитатели Кокуя также презиравшие и ненавидевшие тогдашнюю Московию, как современную Россию современные европейцы и американцы, конечно, сделали все, чтобы внушить будущему царю презрение и ненависть не только к национальной религии, историческим традициям, но и ненависть к самому русскому народу. И они достигли в этом больших успехов.

Петр вел в Кокуе образ жизни, с точки зрения московских традиций совершенно недостойный царя. Чинную жизнь в Московских дворцах Петр сменил на безобразные пьяные оргии в обществе сомнительных иностранцев в кабаках и веселых домах. Дружба Петра с иноземцами, эксцентричность его поведения и забав, равнодушие и презрение к старым обычаям и этикету дворца, вызывали у многих москвичей осуждение - в Петре видели большого греховодника.
Петр не самостоятельно дошел до идеи послать все московское к черту и переделать Россию в Европу. Он только слепо следовал тем планам, которые внушили ему Патрик Гордон и Лефорт до поездки заграницу и различные европейские политические деятели, с которыми он встречался в Европе, после чего вернулся домой новым человеком. Старая Московская Русь стала для Петра враждебной стихией.

В 1707 году случилась, наверное, самая колоритная история в истории российской дипломатии за все годы ее существования. Ну а как иначе можно назвать то, что Петр I с Меншиковым сначала сами, а потом приказав солдатам продолжать, - избили прусского посла Георга фон Кейзерлинга. Причиной была Анна Монс, бывшая любовница Петра, собиравшаяся выйти за посла замуж.

 И вот как раз обсуждение достоинств и недостатков Анны и привели к тому, что:
«…Тут я, вероятно, выхватил бы свою шпагу, но у меня её отняли незаметно в толпе, а также удалили мою прислугу; это меня взбесило и послужило поводом к сильнейшей перебранке с князем Меншиковым… Затем вошёл его царское величество; за ним посылал князь Меншиков. Оба они, несмотря на то, что Шафиров бросился к ним и именем Бога умолял не оскорблять меня, напали с самыми жёсткими словами, и
вытолкнули меня не только из комнаты, но даже вниз по лестнице, через всю площадь…» Лишь через три года, Петр разрешил Кейзерлингу жениться на своей бывшей пассии.

                Современники о Петре:

Архиепископ Феофан Прокопович: «Много ли таковых государей в историях обрящем? … Бог дивный, в судьбах своих благоволил в Петре явить силу и славу российскую… Ибо если одними только воинскими или политическими делами так облагодетельствовал бы Россию, и то было бы дивно. Но у нас и то и другое, и ещё в бесчисленных различных обстоятельствах совершил Пётр… Всю Россия, каковая уже есть, он создал».

Михаил Ломоносов, первый академик из россиян: «С кем сравню сего великого государя? Я вижу в древности и в новых временах многих владетелей, великим названных. И правда, пред другими велики, однако ж пред Петром малы… Ежели человека, Богу подобного, найти надобно, кроме Петра Великого, оного не обрести».

Иван Неплюев, адмирал: «В России, на что ни взгляни, всё его началом своим имеет».

Юст Юль, датский посол в Петербурге при Петре I: «Царь очень высок ростом, не носит париков, прост в одеянии и обращении, при этом весьма проницателен и умён. Сей царь достоин бесчисленных похвал. Про него можно сказать, что он храбр, рассудителен, благочестив, поклонник наук, трудолюбив, прилежен и поистине неутомим. Он одарён столь совершенным умом и высокими познаниями, что поистине может один управлять всем».

Герцог Сен-Симон: «Царь понимал хорошо по-французски и, я думаю, мог бы говорить на этом языке, если бы захотел; ...по-латыни же и на других языках он говорил очень хорошо...»

Брауншвейг-Люнебургский посланник Фридрих Христиан Вебер в труде «Преображенная Россия» дал высочайшую оценку Петру I: «Что же касается до ходячего в свете мнения, будто бы сам царь обладает множеством знаний, то это совершенно справедливо, и никто, хорошо знающий этого монарха, не станет оспаривать, что он первейший и разумнейший министр, искуснейший генерал, офицер и солдат своего царства, ученейший из всех русских богословов и философов, хороший историк и механик, искусный кораблестроитель и еще лучший мореход».

Лебедка, духовник князя А. Д. Меншикова: «Петр – антихрист. Он сына своего не пощадил, бил его и царевич не просто умер. Знамо, что де государь его убил…».

Монах Левин: «Последние времена пришли… Ныне у нас не царь, а антихрист – заставляет нас, монахов, есть мясо и с женами жить…».
Крестьянин Старцев: «Какой де это царь, он де антихрист, а не царь, царство свое покинул и знается с немцами, и живет в Немецкой слободе, в среду и в пятницу ест мясо».

Представители духовенства и крестьянства, которые проживали на территории Российской империи, довольно негативно отзывались о Петре Великом. Это может быть связано с тем, что русскому человеку пришлось на собственном опыте прочувствовать политику Петра, которая вела к кардинальной ломке привычного образа жизни. В то же время представители западноевропейского дворянства считали его очень образованным человеком и деятельным государем, поскольку они оценивали деятельность Петра с точки зрения собственного опыта, считая европеизацию истинным путем дальнейшего развития России.
 

                Жертва чужебесия

Между тем приглядеться к таким антигероям особенно важно именно сейчас, когда выросло уже не одно поколение тех, кто чуть ли не с колыбели слышал страдания и проклятия старших по поводу «этой страны» — «совка», проклятой «рашки», в которой им угораздило родиться. Не в вожделенной цивилизованной, благоустроенной Европе или Америке, а в ужасной, нищей, грязной несвободной стране, где приходится не дышать полной грудью, а выживать.
Это противопоставление просвещенного Запада дикой, темной, азиатской России возникло не вчера и не тридцать лет назад. Оно рефреном звучало из уст просвещенных русских не одно столетие.

Самодержавие как единственный источник власти оставляло всех — от крепостных крестьян до самых богатых и знатных сановников — в роли верноподданных, что превращало свободу личности в фикцию: государю и государству как его воплощению следовало только повиноваться, никакой равноправный диалог с ними был невозможен. Невозможна была и независимость частной жизни: государство считало возможным карать подданных и за мыслепреступления, то есть за неосторожные высказывания в письмах или в разговорах.

Но либеральные умонастроения чем дальше, тем больше проникали в головы образованных сословий, заставляя цензуру постепенно отступать. И в печати стали появляться крамольные мысли о народе как источнике власти, и возникла интеллигенция как носительница таких идей.

Разумеется, далеко не все из числа образованных почувствовали себя обязанными освободить народ от существующего приниженного положения и дать ему такое же право на самоопределение. Либералы — в отличие от социалистов — думали только о личной свободе, а о равноправии крестьянства с ними, либералами, не хотели и думать.

Слова Федора Тютчева о них как о холопски желающих обрести свободу лишь для себя лично подмечают весьма существенную часть их психологии:

«Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.

Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы».

Именно из их среды звучали обычно голоса, исполненные ненависти к стране как таковой. И они очень похожи на те, что часто — слишком часто! — звучат и ныне. Вот что говорил, например, Павел Смердяков, персонаж «Братьев Карамазовых». Федор Достоевский вряд ли случайно превратил этого своего героя в лакея и незаконнорожденного сына главы семейства. И вряд ли случайно тот недовольство своим приниженным положением однажды выплеснул на «эту страну»:

«Я всю Россию ненавижу… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».

А вот еще одно «провидческое» высказывание Смердякова. Герои романа рассуждают о подвиге солдата, попавшего в плен к мусульманам, претерпевшего страшные муки, но не отрекшегося от христианства, и Смердяков остается верен себе:

«Если этого похвального солдата подвиг был и очень велик-с, то никакого опять-таки по-моему не было бы греха и в том, если б и отказаться при этой случайности от Христова примерно имени и от собственного крещения своего, чтобы спасти тем самым свою жизнь для добрых дел, коими в течение лет и искупить малодушие».

Опять-таки это, по сути, идентично многочисленным голосам нынешней свободолюбивой общественности, не так давно признавшей, что предпочтительнее было сдать осажденный Ленинград и тем самым якобы спасти умиравших с голоду жителей.

Юрий Крижанич, хорват, ученый, католический монах, основоположник панславизма.
Он в середине XVII века приехал в Россию и за свои униатские воззрения был отправлен в ссылку в Тобольск, где провел долгие 15 лет. Там он среди прочего написал большой труд, названный «Политикой».
 

Одна из его глав именуется «О чужебесии»:

« Ксеномания ( по-гречески чужебесие) - это бешеная любовь к чужим вещам и народам, чрезмерное, бешеное доверие к чужеземцам. Эта смертоносная чума (или поветрие) заразила весь наш народ. Ведь не счесть убытков и позора, которые весь наш народ (до Дуная и за Дунаем) терпел и терпит из-за чужебесия…
Чужеземное красноречие, красота, ловкость, избалованность, любезность, роскошная жизнь и роскошные товары, словно некие сводники, лишают нас ума. Своим острым умом, ученостью, хитростью, непревзойденной льстивостью, грубостью и порочностью они превращают нас в дураков, и приманивают, и направляют, куда хотят.

Ни один народ под солнцем испокон веков не был так обижен и опозорен чужеземцами, как мы, славяне, немцами. Значит, ни один народ не должен так остерегаться общения с чужеземцами, как мы, славяне. А что же, однако, происходит, как мы оберегаемся? Нигде на свете чужеземцы не имеют и половины тех почестей и доходов, какие имеют здесь, на Руси… Нам одним из всех народов выпала какая-то странная и несчастная судьба, ибо мы одни являемся посмешищем для всего света из-за того, что добровольно напрашиваемся на чужевладство.
И что еще удивительнее: ни один народ на свете не потерпел такого позора от чужеземцев, какой потерпели мы из-за того, что мы дали победить себя одними лишь речами без всякого оружия и позволили немцам и грекам, не имевшим над нами никакой власти, учреждать у нас королевства и ставить королей».

«Нигде на свете не принимают так много посольств и нигде не тратят столько денег на разных чужеземцев, как здесь. Но ведь все, что идет на чужеземцев, пропадает зря. Ибо доселе не было от этого великим государям и народу ни благодарности, ни славы, ни чести. Но, напротив, это вызывает много трудностей, и отнимает подводы, и с послами приходит целая куча бесполезных людей (приставших к ним в надежде на подарки), и, наконец, проявляется неблагодарность. Ибо эти гости воздают злом за добро и пишут язвительные книги, в коих ругают и поднимают на смех все наши обычаи и подарки и угощения…

О несчастный и созданный на позор всему свету народ славянский! Мы, глупцы, говорим: хорошо, если б наши уроженцы имели подобающие привилегии, а чужеземцы не имели у нас никаких привилегий. Но всё происходит наоборот.
Нашим торговцам силой навязывают товары, чтобы они торговали ими на государя в Архангельске, а чужеземные торговцы запрудили и заполнили страну, завели монополии и перебили у местных торговцев все наилучшие доходы от архангельского торга. А доходы эти по праву принадлежат самому государю, а затем и местным торговцам…
О, славный государь, ни за что не верь волку, если он захочет откормить твоих ягнят, и во веки вечные не верь, что чужеземный торговец принесет тебе какую-нибудь пользу. Ведь не может быть, чтобы твое богатство умножил тот, кто сам обходит все земли и моря, всю свою жизнь посвящает странствиям и гибельным опасностям ради денег и более жадно смотрит на серебро, чем волк на ягнят».

Царь Пётр, пораженный, с точки зрения Крижанича, «бешеным доверием к чужеземцам», осуществил свои преобразования в довольно резкой форме, но по сути лишь продолжал начатое его предшественниками.
А чужебесие-то ведет к чужевладству! К тому, чтобы «умные нации» управляли «глупыми»!

Суть проблемы очень метко выразил русский офицер, переводчик, геополитик Алексей Ефимович Вандам. Его слова о дружбе с англосаксами для многих стран оказались пророческими и впоследствии стали крылатой фразой:
 
«Наконец,наступает очередь и Китая, который после своих разнообразных опытов с англичанами и американцами смело мог бы сказать теперь — «плохо иметь англосакса врагом, но не дай Бог иметь его другом!». «Наше положение». 1912 год.
 

                Предатели и враги
 
С детских лет Петр испытывал страх за свою жизнь и недоверие к ближним. Кровавые стрелецкие бунты, заговор сестры Софьи… Прямыми врагами были османы и шведы на поле боя, но предатели и изменники находились и среди самых близких людей.
Иван Степанович Мазепа, гетман Войска Запорожского – одна из самых заметных фигур петровской эпохи. Петр и Мазепа были близкими друзьями. Мазепа помог подавить на юге Малороссии восстание против русской власти, участвовал в обоих походах Петра к Азову. Петр лично вручил Мазепе учрежденный им орден Андрея Первозванного. И тот поклялся России и царю «не переменить верности». Но потом стал «иудой» Петра Великого — переметнулся на сторону шведов. Швеция в конце
XVII века считалась одной из сильнейших военно-промышленных держав Европы, а шведская армия снискала себе славу непобедимой.

Гетман обещал шведам зимние квартиры и военную помощь 40-тысячным казачьим войском, если Карл двинется на Украину и поможет ей отделиться от России. В 1708 году Мазепа должен был присоединиться со своими войсками к силам Петра в то время, когда его помощь была необходима, как никогда. Но он тайком похитил казну и собрал десять тысяч казаков под знамена шведов. Месть Петра за измену была страшной. Русские войска разбили казаков, иного выхода не было, разгромили всю запорожскую сечь. Многие были убиты и казнены. Несколько человек повесили на плотах, а плоты пустили по Днепру в назидание другим потенциальным предателям.

Другой друг, ровесник Петра, саксонский курфюрст, стал польским королем Августом II и союзником России. Как и Петр, Август только что начал свою политическую карьеру и был заинтересован как в усилении своей родной Саксонии, курфюрстом которой он продолжал оставаться, так и в упрочении своей власти в Польше.
Но и он подписал тайный договор с Карлом. Август отказывался от короны Польши, разрывал союз с Россией и выдавал шведам в плен русских солдат. Август хранил договор в глубокой тайне от Петра, который по-прежнему был уверен в своем союзнике.
Царь был страшно возмущен и раздосадован произошедшим. Он никогда не думал, что Август утаит от него – ближайшего союзника – договор со шведами и тем самым не позволит царю подготовиться к борьбе в одиночку. Особенно печально было то, что до этого Петр и Август дружили, и царь называл в письмах короля «брате любезнейший и друже истиною, а не политикою», писал ему о своей особенной «братской любви». И вот «брате» бесчестно предал царя…

Царевич Алексей, был в конфликте с отцом. Не принимал его реформы, бежал в Австрию, надеясь найти сторонников и защиту против отца.
Алексей был обвинен в государственной измене. Его подвергли допросам, очным ставкам, пыткам, причем, сам отец сидел за столом следователя в пыточной палате. Он смотрел, как сына, родного ему человека, заплечные мастера подвешивают на дыбу, бьют кнутом и рвут у него ногти.

Летом 1718 года состоялся суд. Он не был праведным, и все сподвижники Петра, составившие судилище, один за другим вынесли приговор:
«Виновен, достоин смертной казни».
Царевич до казни не дожил, при загадочных обстоятельствах погиб. Свидетели его убийства оставили документальное описание происшедшего. Сохранилось письмо, при-писываемое одному из ближайших сподвижников Петра генералу А. И. Румянцеву, который описывает казнь царевича, совершенную по прямому приказу Петра в Трубецком бастионе.

«…Царевича на ложницу спиною повалили и, взяв от возглавья два пуховика, главу его накрыли, пригнетая, дондеже движение рук и ног утихли и сердце биться перестало, что сделалося скоро, ради его тогдашней немощи, и что он тогда говорил, того никто разобрать не мог, ибо от страха близкия смерти, ему разума помрачение сталося.
А как то совершилося, мы паки уложили тело царевича, якобы спящаго и, помолився Богу о душе, тихо вышли».
 
Мы никогда не узнаем, что испытывал царь, отдавая приказ убить собственного сына. Но, заглушив в себе все отцовские чувства, он был беспощаден и к себе… Не раз он говорил окружающим: «Россия не моя вотчина, но отчизна, которой я служу, так же, как и вы»…
 
На склоне лет Петру было суждено испытать тоску и одиночество. Все его надежды были сосредоточены на Екатерине. В мае 1724 года он торжественно венчал ее в Успенском соборе Кремля как императрицу. Все расценили это как намерение передать ей трон. Соответствующее завещание было составлено тогда же. Но той же осенью Петру донесли, что любимая его жена – «Катеринушка, друг сердешненькой» – изменяет ему с камер-юнкером Монсом. Петр был в ярости. И, хотя сама Екатерина
могла просто флиртовать, не удержавшись от соблазнов придворной жизни,
- Монса арестовали и отрубили ему голову. В гневе Петр уничтожил подписанное на имя Екатерины завещание.

Той осенью царь был особенно мрачен и беспощаден: приближенных Екатерины били кнутом и сослали на каторгу. Измена «друга сердешненького» болезненно ударила по Петру. У царя не было больше надежды на будущее: он не знал, кому теперь передать свое великое ДЕЛО так, чтобы оно не стало достоянием любого прыгнувшего в постель Екатерины проходимца.
Всю свою жизнь Великий реформатор будет глубоко переживать, сталкиваясь с изменой и предательством. И никого он не простит, ни врагов государства – личных своих врагов, ни самых близких родственников и друзей. Ни любимых подруг…

               
                Фармазоны наших дней

Известная радиофурия под видом документального журналистского расследования, годами смущала слушателей невероятными конспирологическими измышлениями, объектом которых, разумеется, был криминальный спрут во главе с Путиным и ФСБ. Совершенно не зная своей страны, поехала в Красноярск агитировать народ против власти, но попала в просак. На очередном антипутинском митинге недалекие соотечественники облили ее фекалиями, выразив чувства гадливости к ней доступным способом. Проживая в Германии, она регулярно выползала в московский эфир «волосатого хиппи» и поливала гадючьим ядом свое отечество, пока вражескую радиостанцию наконец не прикрыли.

Окончательно осатаневший питерский телерепортер, сделавший карьеру на уголовной чернухе, открыто продался бандеровской власти Украины и с упоением вдохновляет нацистов. Скандальный блогер, хам и провокатор, цинично оскорбивший память всех ветеранов Великой Отечественной войны, шьет сейчас тапочки в колонии…
Не называю имена, они и так слишком хорошо известны. Все эти люди выросли на нашей земле и воспитаны нашей историей. Только впитали – отнюдь не бескорыстно - идеологию, враждебную нашему отечеству.
Противоречие между традиционной российской идеей и европейской культурой, привнесенной в страну Петром I, всегда разъедало ткань российского общества…

Бывший министр иностранных дел РФ Андрей Козырев, проживающий сейчас во Флориде, призвал российских дипломатов уйти в отставку и не поддерживать российскую операцию на Украине. В МИДе «козыревщину» всегда считали синонимом предательства, так как его имя считается среди дипломатов нарицательным и ассоциируется с полной сдачей всех позиций.

«Мистер «Да» однажды даже заявил, что у России нет национальных интересов. Как вспоминал Примаков, Козырев сказал это бывшему американскому президенту       
Р. Никсону в 1992 году. Американец спросил, каковы интересы новой России.
«Одна из проблем Советского Союза  состояла в том, что мы слишком заклинились на национальных интересах, – ответил Козырев. – И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен».

Никсон было удивлён таким ответом. Позднее глава США в интервью политологу Дмитрию Саймсу назвал Козырева «слизняком».
Он участвовал в развале СССР – в подготовке Беловежского соглашения и создании СНГ. Считал, что США и страны НАТО – союзники Москвы.
Его философия была убогой, как у всех западников. Мол, в мире есть один полюс добра и демократии, маяк «нравственной истины» – Запад во главе с США. А задача России – изо всех сил стремиться к нему и максимально чётко выполнять западные указания.

Поэтому Козырев проводил курс на интеграцию с Западом, что вылилось в полную сдачу ещё оставшихся внешнеполитических позиций Москвы.
По его предложению из Германии была выведена мощная ударная группировка. В кратчайшие сроки, практически без условий. Армию вывели в «поле», фактически разгромили без боя. Благодаря деятельности Козырева и ему подобных и состоялось быстрое продвижение НАТО на восток, к нашим границам. Была подорвана стратегическая безопасность России, за которую мы во время Великой Отечественной войны заплатили страшную цену – многие миллионы жизней.

Козырев поддержал западные санкции против Сербии и Черногории. Ратовал за создание Гаагского трибунала по бывшей Югославии, где судили в основном сербских патриотов. Выступил против поддержки про-русского Приднестровья. Передал Западу ряд секретных архивов СССР. Помог устранить с поста главы Госкомимущества Владимира Поливанова, который мешал иностранцам за бесценок скупать предприятия ВПК. Козырев был готов сдать Японии и Курильские острова в 1992 году, готовя визит Ельцина. Благодаря именно ему, Китаю были переданы сотни островов на Амуре и Уссури.

                Крапивное семя
 
Петру I, казалось бы, под силу было осуществить любые задуманные планы. Он построил флот, прорубил окно в Европу, победил всемогущих шведов, поднял российскую промышленность и сделал много великих дел. И лишь коррупция осталась той болезнью, одолеть которую не удалось даже ему. Те же локальные успешные реформы, которые хотя бы снижали остроту проблемы, отменили сменившие императора правители.

Позже взяточничество законодательно разделили на мздоимство (взятка должностному лицу за полномочное действие) и лихоимство (взятка за преступление в ходе исполнения служебных обязанностей). Мздоимство издавна рассматривалось терпимо. Еще в Древней Руси чиновники не получали жалованья, существуя за счет народных подношений. Такая система переложила на людей обеспечение должностных лиц. Это и послужило расцвету коррупции параллельно с растущим недовольством чиновниками.
Исторически сложившееся явление коррупции наполнило русский язык крылатыми фразами на тему взяточничества: «не подмажешь, не поедешь», «барашка в бумажке», «мзда» и другие. Отдельно стоит сказать о фразеологизме «остаться с носом», который не подразумевает часть лица. «Проносом» либо же просто «носом» называлась взятка, пронесенная в госучреждение под полой. Когда чиновник по какой-то причине отказывался от подношения, приходилось отправляться с «носом» обратно.

Борьбу с процветающей коррупцией Петр начал с личного примера. Отказавшись от любых дополнительных источников, он стал жить только на зарплату. Будучи самодержцем громадной империи, царь велел назначить ему стандартное офицерское жалование, размеры которого часто порождали финансовые проблемы. Когда жить на эти деньги стало совсем невозможно, полковник Петр Романов обратился к Генералиссимусу Александру Меншикову с просьбой ходатайствовать о присвоении ему генеральского звания, что предполагало более солидное жалование.
Когда из попытки умерить аппетиты элиты ничего не вышло, царь повелел платить им фиксированное жалование из казны.
 
В России впервые появился орган, предназначенный для тайного слежения за судопроизводством и соблюдением законов. Отныне взяточничество, злоупотребление полномочиями в корыстных целях, создание фальшивых документов и печатей, лжеприсяга и лжесвидетельство считались серьезными преступлениями. Наказания предусматривались суровые – битье, тюремное заключение и даже смертная казнь.
Своих приближенных Петр I под суд не отдавал, но наказывал лично. Особенно отличался царский любимец Александр Меншиков. Петр его неоднократно бил, штрафовал на крупные суммы, но Меншиков оставался главным российским казнокрадом. Он воровал, потом каялся, возмещал украденное и воровал снова. При этом успешно решал затруднительные экономические вопросы, отчего был ценной опорой царя. Меншиков всегда находил способ сгладить царский гнев. Как-то после очередного доклада о непомерных поборах Меншикова Петр разбил князю нос и выгнал, выкрикнув: «чтоб ноги твоей здесь больше не было». Меншиков удалился, но через мгновение вошел снова... на руках!

Антикоррупционные методы царя оказались в целом малоэффективными. Но были, все-так, и успешные. В первую очередь, это передача государственных предприятий, как главных рассадников казнокрадства, под частное управление. Петр заставлял купцов брать в личное владение казенные предприятия, давая им определенные льготы. Новые хозяева выполняли предписанный госзаказ, поставляли в армию установленный лимит пушек. А все произведенное дополнительно реализовывали в свою пользу. Получая в управление фабрики и заводы, предприниматели строили на полученную прибыль новые предприятия. В результате появилось такое количество промышленных объектов, что к концу петровского правления Россия приобрела серьезный вес на рынках Европы.

Каким же надо было быть выдающимся казнокрадом, чтобы быть повешенным при Петре I! Такая незавидная участь выпала князю Матвею Петровичу Гагарину, сибирскому губернатору. Тот установил фактическую монополию внешней торговли с Китаем для себя и своих родственников. Он сдавал купцам откупы на винную и пивную монополии за огромные суммы, устанавливал дополнительные монополии, которые в принудительном порядке заставлял выкупать купцов.
Кроме того, Гагарин не брезговал и прямыми вымогательствами. Зато жил князь в изысканной роскоши. Он не любил проводить время в холодной Сибири, а построил себе два великолепных дворца в стиле барокко в Петербурге и Москве. Даже колёса его кареты были серебряными, а гвозди в подковах лошадей – золотыми! Супругу Петра, Екатерину, он, по сути, просто купил – регулярными подношениями алмазов, рубинов и прочих драгоценных каменьев. А попутно князь Матвей «прикупил» и окружение царицы.
 
Гагарин был повешен под окнами Юстиц-коллегии в Санкт-Петербурге, а всё его имущество-конфисковано. Царь заставил родственников казнённого не только присутствовать на казни, но и посетить поминальный обед, который Пётр I обставил торжественно, с пушечным салютом, как государственный праздник. Труп Гагарина провисел несколько месяцев прежде чем его разрешили похоронить.
Львиную долю того, что подлежало конфискации, князь Матвей успешно вывел из России в лондонские банки (!). Лондонские счета Гагарина, утверждают, были много круче зарубежных счетов князя Меншикова, умудрившегося вывести за кордон 9 миллионов рублей – это два с половиной тогдашних годовых бюджета страны!
Все попытки Российского государства вернуть деньги князя Гагарина из-за рубежа оказались тщетны: лондонские банкиры отказались выдавать вклады.

Как видим, политика Лондона в отношении России всегда была расчетливо циничной.
И все-же, при Петре вор в прямом смысле отвечал за свои шалости головой, у нас же сейчас очередной градоначальник, не успев заступить на должность, сразу начинает выстраивать правила игры в целях личного обогащения, ибо в лучшем случае он всегда прикинется патриотом отечества, прикупив на европейском аукционе для полунищего российского музея какое-нибудь яйцо Фаберже, в худшем - отправится в Мордовию шить тапочки.
Избранным самодержцам масштаба Петра иногда удавалось победить
«крапивное семя». Это смог сделать автор сингапурского «экономического чуда», Ли Куан Ю, превративший свою страну из отсталого захолустья в мирового лидера по росту экономики.
 
               
                Как Сингапур победил коррупцию

 Сингапур не всегда был благополучным государством. Это сегодня его называют чудом, а миллионы туристов и предпринимателей выбирают эту страну для отдыха и бизнеса. Но не так давно подавляющая часть населения небольшого государства жила в нищете. Политик Ли Куан Ю принес перемены, и благодаря его усилиям бедная страна превратилась в одно из самых высокоразвитых государств мира.

Он не раз говорил, что для победы над коррупцией нужно быть безжалостным, готовым отправить за решетку родственников и знакомых, если те берут взятки. Ли Куан Ю не щадил никого. Несколько министров попали в тюрьму за взяточничество. Причем один из осужденных долгие годы был близким другом главы государства. Сегодня сингапурские чиновники получают достаточно высокую зарплату, чтобы устоять перед искушением и не злоупотреблять служебным положением. Независимые СМИ Сингапура получили возможность стать реальной четвертой властью. Сегодня журналисты внимательно следят за образом жизни, доходами и затратами чиновников, их семей и друзей.

«Хотите побороть коррупцию? Начните с того, что посадите трех своих друзей. Вы точно знаете за что, и они знают за что», — такие слова приписывают отцу сингапурской нации.

Сингапурский народ считает отца нации жестким и справедливым правителем.
В стране существует строгая система наказаний. Согласно отчетам пенитенциарной системы, в Сингапуре самый высокий уровень смертной казни. Чаще всего на виселицу отправляются убийцы и наркоторговцы. Также в Сингапуре существует популярный при Петре Первом вид наказания— избиение палками. Примечательно, что подавляющая часть населения одобряет его. Незначительные преступления караются очень высокими штрафами и внушительными сроками тюремного заключения. Очевидно, что жесткая пенитенциарная система — залог низкого уровня преступности.
 

                Уздой железной

Телесные наказания при Петре не были чем-то исключительным по жестокости, они достались по наследству от прежних правителей и, в целом, соответствовали мировой практике наказаний того времени.

Самыми распространенными инструментами дознания были дыба и кнут. Матросов били «кошками» и линьками (канаты с узлами). Богохульникам и лжесвидетелям отрезали язык, иных подвешивали за ребро на крюк, закапывали живьем в землю (женщин, изменивших мужьям).
В армии были введены по западному образцу шпицрутены - двухметровые гибкие палки или металлические ружейные шомполы.
Приговоренного прогоняли сквозь две шеренги солдат с двух сторон и штыком у груди, чтобы не мог уклониться от ударов, сыплющихся с двух сторон). Приговоренных к смерти ждала виселица, а государственным преступникам рубили головы.

Особенно часто практиковалось в то время рванье ноздрей. Указ Петра 1705 года гласил: «колодников, всяких чинов людей, которые в Его Государевых делах, и в татьбах и в разбоях и во всяких воровствах, краже, смертоубийстве и бунтовщиков.... смертию не казнить.Чинить им жестокое наказание и пятнать новым пятном (клеймить раскаленным железом), вырезать у носа ноздри и ссылать на каторгу в вечныя работы».
В 1724 г. правительство, заметив, что у многих каторжан «ноздри вынуты малознатно» предписало их «вынуть до кости».

 
Женщин секли наравне с мужчинами. Жестоко высекли публично кнутом и одну знатную даму из фамилии Троекуровых, замешанную в заговоре царевича Алексея. По этому же делу дочь старого князя Прозоровскаго, супругу князя Голицына, разложили па пыточном дворе в Преображенском, обнажили ей спину, окружили сотней солдат и очень больно избили батогами. Без всякаго суда, по одному приказу монарха, немало знатных красавиц подверглось тяжелому позору и сечению.
 

                Юности честное зерцало

По указанию Петра была выпущена книга для воспитания дворянской молодежи. Она учила молодого человека, как ему нужно вести себя в обществе. Из нее молодой человек впервые узнавал, что дворянину присуще достоинство, собственное мнение. При необходимости он может оспорить чужое суждение, но не должен грубить, ответ надлежало давать «с учтивостью и вежливыми словами». Далее:
«Рыгать, кашлять и подобныя такия грубыя действия в лице другаго не чини, или чтоб другой дыхание и мокроту желудка, которая восстает, мог чувствовать, но всегда либо рукою закрой, или отворотя рот на сторону, или скатертию, или полотенцем прикрой, чтоб никого не коснутца тем сгадить.
И сия есть не малая гнусность, когда кто сморкает, яко бы в трубу трубит или громко чхает, будто кричит и тем в прибытии других людей или в церкве детей малых пужает и устрашает…

Должно, когда будешь в церкви или на улице людем, никогда в глаза не смотреть, якобы из их насквозь кого хотел провидеть, и ниже везде заглядоваться или рот розиня ходить, яко ленивый осел, но должно идти благочинно, постоянно и смирно…
Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, да не явится якобы оныя бархатом обшиты, умой руки и сяди благочинно, не жри как свиния и не дуй в ушное (т. е. в суп), чтоб везде брызгало, не сопи егда яси, будь воздержан и бегай пьянства, ногами везде не мотай, когда тебе пить – не утирай рта губ рукою, но полотенцем и не пий, пока пищи не проглотил; не облизывай перстов, не грызи костей, но обрежь ножом, зубов ножом не чисти, но зубочисткою… Над ествою не чавкай, как свиния и головы не чеши, не проглотя куска не говори, ибо так делают крестьяне».

В «Зерцале» есть целый раздел для девиц, который называется «Девической чести и добродетели венец». В нем говорится, как не надлежит себя вести порядочной девушке: такая особа «разиня пазухи, садится к другим молодцам и мущинам, толкает локтями, а смирно не сидит, но поет блудные песни, веселитца и напивается пьяна, скачет по столам и скамьям, дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва, ибо где нет стыда, там и смирение не является».

Не раз Петр говорил, что по-доброму Россией править невозможно.
Он был вообще плохого мнения о своих подданных, считал русский народ ленивым, был убежден, что без насилия ничего путного в России не будет, и поэтому нередко хватался за свою знаменитую палку. Он не терпел беспорядка, возмущался московским «тотчас» и «завтра», нещадно бил даже знатных своих подданных. Но порой его охватывало отчаяние. Как-то, возвратясь из Сената и видя, как прыгает радостно возле него любимая собачка Лизета (в честь любимой своей младшей дочери Лизаветы он назвал ее именем и собачку, и шхуну), он присел и стал ее гладить, приговаривая: «Когда б послушны были в добре так упрямцы, как послушна мне Лизетка, тогда не гладил бы я их дубиною. Моя собачка слушает без побоев, знать, в ней более догадки (ума), а в тех – заматерелое упрямство». Чучело той собачки до сих пор хранится в Зоологическом музее…


                Закроем ли окно в Европу?

Петровские преобразования затронули все стороны жизни российского общества, изменили и ее уклад, и ритм. Привычные патриархальные запахи навоза и ладана, крики петухов и колокольные перезвоны сменились на барабанный бой, звон сабель и блеск штыков.
Представьте себе - орудийный грохот, закладывающий уши, клубы порохового дыма, кислый привкус селитры во рту. Дружный стук топоров и веселый переговор пил. Пряный запах дегтя, свежей стружки, табака и кофе. Скрип уключин на быстрых галерах и гулкие хлопки тяжелых парусов трехпалубного фрегата, меняющего галс…
Повседневный словарь наполнился звуками чужеземной речи, мудреными морскими терминами, романтикой странствий.
Рангоут, бимсы, гюйсы, кили и бушприты, шпангоуты и форштевни… Парики, проспекты, променады, аллеи, ассамблеи. Шлиссельбург, Кроншлот, Санкт-Петербург.
Эркеры, мезонины, пилястры, контрфорсы, шпили… Отныне и навеки – это новые приметы северной столицы России. Гордое ее величие и красота будут вдохновлять поколения поэтов и художников…

Эту реку в мурашках простуды,
Это адмиралтейство и биржу
Я уже никогда не забуду,
И уже никогда не увижу…
            Андрей Вознесенский.
 
Противоречивую "перекличку через века" о Петре наших великих поэтов, писателей и историков легко проследить по цитатам, осознав меняющуюся "призму" взгляда на этого монарха:

Оставя скипетр, трон, чертог,
Быв странником, в пыли и в поте,
Великий Пётр, как некий бог,
Блистал величеством в работе,
               Гаврила Державин.

То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник,
               Александр Пушкин.


Великий гений! муж кровавый!
Вдали, на рубеже родном,
Стоишь ты в блеске страшной славы
С окровавленным топором,
               Константин Аксаков.


Осмысление идейного наследия Петра I вновь актуально: "окно", прорубленное им в Европу, захлопывается на наших глазах, означая кардинальный разворот России от "западничества". Так нужно ли было его рубить – с такой удалью и жестокостью?
Всё XVIII столетие авторитет великого реформатора был непоколебим, превратившись в государственный культ, но в следующем веке началось мучительное его переосмысление, обострившись до идеологического противостояния западников и славянофилов.

Перед нами предстаёт человек-великан – от роста и недюжинной силы, огромной воли, настойчивости, широкой – и в этом подлинно русской души. Человек, бесстрашный в бою (в Полтавской битве личным примером в гуще боя под ядрами и пулями вдохновлял солдат), царь небывалой простоты, безо всякого чванства, мастеровой на все руки, служивший в своём войске простым "бомбардиром" и росший в чинах по утверждённому им для всех порядку.

Самонадеянный военачальник, познавший небывалые конфузы, как в Азовском походе, когда жене Екатерине пришлось вытаскивать его из окружения с помощью подкупа турецкого визиря всеми нажитыми совместно бриллиантами, и триумфатор над Карлом XII и Швецией, опущенной им из мирового лидера в заштатное государство без амбиций. Государственный деятель, скачком развивший в России металлургию и другие виды промышленности, основавший Академию наук, заставивший боярских детей учиться через "палку" и сделавший крестьян рабами дворян, а дворян – рабами государства. Государь, ратовавший за грядущее первенство русских в мире и подрезавший под корень её самобытные основы. Заменивший всё древнее церковное устроение вместе с патриаршеством "министерством религии" – Синодом на протестантский манер. За первое десятилетие после учреждения Синода большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, были расстригаемы, биты кнутом.

Перед нами Царь, устроивший с помощью "Слова и Дела" небывалый тотальный террор в стране, уморивший в тюрьме своего сына.
Приучивший русских к табачному зелью, семейным адюльтерам, пивший как извозчик и устраивавший безобразные и кощунственные оргии "Всепьянейшего собора". А с другой стороны, ревнитель педантского, расписанного до смешных мелочей порядка во всяком деле. Ну а ещё – больного уже Самодержца Всероссийского, бросившегося в ледяную воду лично спасать тонущих у Лахты матросов.

"Дворянская реформа" монарха и его знаменитая "Табель о рангах" сыграли весьма двойственную роль в последующей истории. С одной стороны, открыв по личной выслуге путь в дворянство простолюдинам, с другой – создав огромный класс бюрократии на немецкий манер, породив деклассированных разночинцев и оторванную от народа интеллигенцию, запаливших в России революционный костёр. Отмена Императором устоявшегося обычая передачи престола прямым потомкам по мужской линии привела к серии дворцовых переворотов, смуте в умах, также спроецированной на дальнейшую историю страны.

Многого можно было достичь постепенным развитием (что уже начало происходить в двух прежних царствованиях), а не ломкой через колено всей русской жизни. Вся подготовка к его реформам уже произошла до него. От создания регулярных полков ещё при Михаиле Фёдоровиче, попытки строения флота Алексеем Михайловичем, при нём же однозначное подчинение Церкви государству в Соборном Уложении, сожжение Фёдором Алексеевичем "Разрядных книг" и подготовка прообраза петровской "Табели о рангах". Это же касалось и перенятия западной науки и техники: без этого Россия вскоре не смогла бы противостоять другим державам на поле брани. Без этого было уже никуда!

Гибельный смысл приобрела в России пословица «лес рубят - щепки летят». Эти щепки – миллионы жизней, принесенные в жертву в разных исторических обстоятельствах. Были и войны, и стратеги, не привыкшие жалеть своих солдат.
«На Руси баб много, еще нарожают»…

Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.
             Анна Ахматова

В памяти нашего поколения были и великие цели, и политические враги. Рыли котлованы, возводили плотины, прокладывали дороги в вечной мерзлоте, на костях. Щепки летели, колко устилая путь в светлое будущее. Думая о человечестве - маниакально - самого человека не замечали. Потому, что не было такой традиции в истории огромной страны с бесправным народом.
Сама история традиций не создает, она преподносит уроки.
Уроки правления Петра I выводят Россию на эволюционный путь развития, ставят главной задачей любого ее правителя – сбережение собственного народа.
«Богатство государя в его народе» (Юрий Крижанич, «Политика», XVII век).

«Если бы он не ставил так высоко иностранцев над русскими, он не уничтожил бы бесценный, самобытный характер наших предков».
                Екатерина Дашкова.
«Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России – виною Петра».
                Николай Карамзин.

Последние десятилетия отчетливо показали апокалиптичность англо-саксонской модели доминирования в мире. Стремление Запада любой ценой подчинить своей воле народы с традиционным развитием, переделать их цивилизацию, переделать человека непонятно во что, поменять смыслы, понятия добра и зла – означает его полное духовное перерождение.
Россия метафизически держится на стороне добра, при этом нужно понимать главные смыслы современных событий и решать на чьей мы стороне. Понять и определить наше понимание добра и зла. Если у нас быть честным, не лгать – нормально, то у них ложь - это понятие эффективности, пути к успеху, к результату. Что сегодня представляет из себя Европа? Авангард разрушения здравого смысла. Культура лжи, фальши, подмены.
В этом выборе важно не отменить себя. Преодолеть внутреннюю несуверенность. Слова, сказанные Петром своему сподвижнику графу Андрею Остерману - «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом», - актуальны, как никогда. Так что пресловутое окно в Европу по заветам Петра Великого мы можем открывать и закрывать сами …
Наша национальная идея всегда одна – быть собой. Но позволить себе это могут только сильные. В этом главный урок Петра I.

                ***

В последние годы жизни Петр много болел. Его организм был расшатан тяжелой жизнью, постоянными походами, подорван пьянством и неумеренными развлечениями. Он умер в Зимнем дворце в ночь на 28 января 1725 года.
Трижды принял Святое Причастие.
Через какое-то время произнес с усилием: „после“… Это были последние слова Императора, оставившего мир с раскаянием, а Россию в недоумении о престолонаследии. Между смертью Петра I и его погребением прошло 6 лет и 123 дня.
21 мая 1731 года, по указу императрицы Анны Иоанновны, было совершено погребение Петра и Екатерины. Их хоронили в царской усыпальнице Петропавловского собора – обоих в золотых коронах – в герметично закрытых гробах, а за сутки до этого, в присутствии членов «Печальной комиссии» и духовенства, на дне могилы были захоронены сердце и внутренности царей. Как и при похоронах московских царей, могилы не засыпали землёй, а закрыли плитами.
 
                Афоризмы Петра Великого

Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый! Дабы не смущать начальство разумением своим.

Боярам в Думе говорить по ненаписанному, дабы дурь каждого видна была. Говори кратко, проси мало, уходи борзо!
Зло тихо летать не может.

В честь Нового года учинять украшения из елей, детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять — на то других дней хватает.

Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны.

Что за Россия, заклятая страна, — когда же ты с места сдвинешься? Троим не верь: бабе не верь, турку не верь, непьющему не верь.
Наша коммерция и без того как больная девица, которой не должно пугать или строгостью приводить в уныние, но ободрять ласкою.

Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы.