План пролога к роману

Вот тебе, брат, план пролога к роману о временах наших неспокойных. Гараж, вечер, чай в гранёных стаканах, лампочка на проводе и Митрофаныч — мужик с опытом, с войной в глазах и спокойным голосом. Не политолог, но всё понимает. Диалог — настоящий, без прикрас, с паузами и междометиями, как оно и бывает.

Пролог.
Гараж. Железные стены, запах солярки и металла. Лампочка под потолком, дрожащая от сквозняка. Старая «Волга» без капота — как будто тоже слушала разговор, устало глядя фарами в бетонную стену. На верстаке – термос, пара гранёных стаканов, сигареты, запалившийся паяльник. Митрофаныч и Санёк сидят на табуретах, чай дымится, в углу щёлкает радиоприёмник.

Снаружи — далёкий лай собаки, в соседнем боксе хлопнула дверца, кто-то ругнулся, кто-то что-то крикнул. Мир жил своей жизнью, но в этом гараже, в этом железном коконе, говорилось о вещах, которые не меняются с веками.

Санёк:
Ты вчера видел, чё по ящику показывали? Опять эти в брюсселях собрались, санкции какие-то новые выдумали. Мол, чтоб "сдержать Россию". Ты как думаешь, Митрофаныч, достали уже?

Митрофаныч, отхлёбывает чай:
Они нас, Саня, сдерживают уже лет триста. Только ни хрена не выходит. Мы, видать, неправильные какие-то – не держимся.

Санёк:
Ага. То Наполеон, то Гитлер, теперь вот эти – в пиджаках, с документами. Все чего-то от нас хотят. А мы просто жить хотим. Машину починить, картошку посадить, чтоб дети здоровы были.

Митрофаныч:
Так в этом и проблема, Сань. Мы не вписываемся. У них всё должно быть по плану, по инструкции, как в немецком моторе. А у нас – как пойдёт, но, по совести. И вот они носятся: "агрессия", "угроза", "диктатура". А мы им: "не мешай нам, и не будет беды".

Санёк:
Ты умно говоришь. Только они ж не понимают. Им бы нас по кускам – Сибирь отдельно, юг отдельно, мозги — на экспорт, нефть — по трубам.

Митрофаныч с едкой усмешкой:
Ага. И чтоб без души. Чтоб как на складе: запчасти на полках, все подписано. А у нас, Сань, не склад. У нас – страна. Со слезами, с баяном, с гарью в истории.
Знаешь, есть такая фраза — ей Черчилля приписывают, хотя он вроде и не говорил: «Россия никогда не бывает такой сильной, какой она выглядит; Россия никогда не бывает такой слабой, какой она кажется».
Вот они всё и путаются.

Санёк:
Ага… Сильные — значит, угроза. Слабые — значит, пора делить. А что у нас в башке, что у нас в сердце — им пофиг.

Митрофаныч, поглядывая на мотор:
Потому что у них — душа бухгалтерская. Выгоду ищут. А у нас — память. У меня дед под Орлом лежит. У тебя отец шахту вытянул. Мы с тобой в девяностых лапу сосали, но выжили. Вот и всё объяснение.

Санёк:
Ну и что делать-то, Митрофаныч? Опять терпеть?

Митрофаныч, вздыхает:
Не терпеть. Жить. Делать своё. Работать. Детьми заниматься. Гаражи чинить. И помнить. Потому что пока мы это делаем — никакой Евросоюз сюда не влезет по-настоящему. Тут, брат, люди живут, а не статистика.

Санёк:
А ведь ты прав, старый. Вот когда мы с тобой чай пьём — я понимаю, что всё будет. Не завтра, так послезавтра, но будет. По-нашему.

Митрофаныч отвечает с усмешкой:
А как же. У нас, Сань, всегда так: сначала плохо, потом хуже, а потом — победа. Только не сразу. Мы ж не Европа — мы Россия.

Конец пролога.
Чай стынет, на стене висит старая фотография – дед в шинели. Снаружи слышен лай собаки и тихий ветер