Сон 23 Лазир-каман

Меня будит шум — мерный, убаюкивающий, как дыхание матери в детстве. Перестук железных колёс. Он идёт не извне, а будто изнутри черепа, повторяя биение сердца, ритм сна, сквозь который я поднимаюсь, точно всплываю из глубины, пока не ударяюсь головой о верхнюю полку.

Дёргаюсь, сижу, прижимаюсь к стеклу. За ним — чернота. Стекло холодное, влага на нём играет бледным светом. Я понимаю: я снова здесь.

Эта купейная душная коробка — сон, но не выдуманный. Не игрушечный, не фантазия уставшего сознания. Он настоящий. Сон, который ждёт меня, как ждёт вокзал поезд.

— Не мельтеши, — доносится с верхней полки голос.

Он не враждебен, но и не дружелюбен. Просто — присутствует. Как звезда на небе, как фонарь в тумане.

— Уже скоро... постарайся поспать.

Я не сплю, но и не бодрствую. И поезд всё катится, как бы не по рельсам, а по нитям сна, протянутым через всё, что когда-либо ощущалось, забывалось, помнилОсь не мной.


---

Вскоре мы прибываем на станцию. Она шумит, жужжит голосами, как улей, как гигантский организм. Свет её не греет, он — липкий, как мёд на пальцах. На перроне торгуют — не вещами, а воспоминаниями. Один продаёт запах яблоневого сада, другой — взгляд умершего отца. В обмен на часы. Или пальцы. Или надежду.

Со мной трое. Два громилы — лица словно нарисованы на стекле — резкие, но неуловимые. И сухопарый, в плаще, с глазами, в которых постоянно что-то рассчитывается, отслеживается, предугадывается. Он — будто тот, кто держит дверь между этим и тем. Между ночью и утренним забытьём.

Они ведут меня на сделку. Предмет обмена — лазир-каман. Порошок из крыльев ночных каманов, существ, что живут на границе снов. Порошок этот не просто галлюциноген, не иллюзия. Он — пропуск вглубь. Внутрь человека. Или Бога. Или Тишины.

Я, по их словам, — "подстраховка". Экстрасенс. Свидетель. Тот, кто способен увидеть то, что нельзя вынести словами.

В здании, где проходит сделка, нет стен. Только намёки. Только линии, похожие на перспективу. Человек в маске — или не человек вовсе — протягивает мне ложечку с серебристым порошком.

— Прежде чем получат, — говорит он, — ты должен войти. И если сможешь — вынеси знак. Что порошок — не ложь.

Я киваю. Я вспоминаю. Я вдыхаю.


---

И падаю.

Но падение не вниз. Не вглубь. Я падаю в сторону — к тому, что всегда было рядом. Там мягко. Там белые деревья, растущие из зеркал. Там каманы — не мотыльки, а сны, у которых есть крылья. Они кружат, медленно, как мысли перед засыпанием. Они поют, но звуки — не музыка, а ощущения: вспомни, как было в шесть лет; вспомни, как пахло первое лето; вспомни, что ты знал до рождения.

Один каман садится на мою ладонь. Голову склоняет — к моей. Его глаза без зрачков, но я вижу в них: я — это он. Я был этим существом. И снова им стану.

Он вкладывает мне в руку знак. Пепельную тень. Очертание чего-то забытого.

Я возвращаюсь.


---

Я стою на перроне. Люди вокруг. Торговля идёт. Двое громил держат коробку. Сухопарый кивает. Я открываю ладонь — там тень. И никто, кроме меня, не может её увидеть. Но все понимают: сделка состоялась. Порошок чист. И даже чище, чем они надеялись.

Мы уходим. Садимся в поезд. Дверь хлопает.


---

Позже, лёжа на полке, я не сплю. Перестук колёс не убаюкивает, а втягивает. Я смотрю в окно. Там снова отражение. Моё. Но не совсем.

Оно улыбается чуть раньше, чем я. Закрывает глаза чуть позже.

Я понимаю: всё, что было, всё, что будет — уже случилось. Мир этот не движется вперёд. Он вспоминает себя.

И в этом сне, глубоко под кожей мира, я — не я.

Я — один из тех, кто несёт пыль.

И, может быть, мне тоже растут крылья.