Как правильно вести себя с англосаксом и почему
Русский человек — морально-нравственным статусом Естественного (Потребного) Коллективиста-Интернационалиста, обязывающего мыслить того в парадигме бескорыстного Служения как своему непосредственному ближнему, так и своему ближнему из числа всякого другого народа (группы, конфессии и т.п.).
Англосакс — морально-нравственным статусом Противоестественного (Непотребного) Индивидуалиста-Нациста, обязывающего мыслить того в парадигме корыстного Властвования как над своим непосредственным ближним, так и над своим ближним из числа всякого другого народа (группы, конфессии и т.п.).
И, кстати сказать, что такое вопиющее несоответствие статусов у этих представителей двух столь антагонистичных народов является прямым следствием нахождения их собственных морально-нравственных сфер бытия-сознания в системах двух совершенно разных морально-нравственных координат: у русского человека в системе морально-нравственных координат Естества (Потребства), у англосакса — в системе морально-нравственных координат Противоестества (Непотребства).
Таким образом, спрашивается: а каким, собственно, «макаром» русскому человеку тогда надо разговаривать и вообще относиться к англосаксу, если проявление всякого хорошего тона и отношения к себе тот воспринимает как рабское пресмыкательство перед ним? А вот просветить нас в этих вопросах может никто иной, как наш писатель-реалист, закоренелый западник Иван Сергеевич Тургенев в тех двух уроках, которые были преподнесены им в Англии его другу, журналисту Елисею Колбасину. Итак.
К Елисею Колбасину, который был сотрудником известного журнала «Современник», Тургенев часто обращался с какими-нибудь поручениями. И вот, как-то раз, в конце 1850-ых, встретились они в Париже, и писатель предложил Колбасину смотаться на недельку в Лондон, для разнообразия.
Но по пути, уже после Ла-Манша, ближе к Лондону, Колбасин вдруг заметил: с каждой почти станцией Иван Сергеевич, сверх обыкновения, становился раздражительным и даже сердитым, несмотря на весь комфорт английского вагона и фешенебельную публику.
Я спросил его о причине такой перемены.
Меня раздражают эти фланелевые люди, — отвечал он, — Посмотрите, что за суконные лица, такие выполированные и холодные, как их резиновые калоши.
Колбасин ухмыльнулся. А Тургенев вдруг предупредил:
Вы упрямый хохол (Елисей был родом из Херсонской губернии — И.В.), но не забывайте, что с тех пор, как мы ступили на английскую территорию, на вас и на меня смотрят здесь ни больше ни меньше, как на обезьян; так англичане думают обо всех иностранцах…
Всю поездку Елисей Колбасин был в восторге от всего — Тургенев мрачен и сосредоточен.
Но два отдельных случая запомнились Колбасину — как два урока. Он их записал в своих воспоминаниях.
Урок первый: англичанин уважает — только когда сразу дашь в зубы.
За два дня до нашего отъезда Тургенев предложил мне пойти вместе с ним в театр. Мы опоздали, поэтому возле нас не было публики.
Протянув руку через маленькое проволочное окошечко, Иван Сергеевич получил два билета и, сосчитав сдачу, сказал мне, что кассир обсчитал себя. И вот рука снова протянулась в окошечко…
В эту самую минуту к кассе подошел господин в богатом бархатном плаще, в цилиндре, такого громадного роста, что даже Тургенев был на полголовы ниже его. Подождав несколько секунд, этот господин без всякой церемонии схватил согнувшегося у окошечка Тургенева и оттолкнул его, протягивая свою руку в окошечко.
Надо было видеть, что произошло с нашим Тургеневым: он выпрямился и, не говоря ни слова, со всего размаха ударил кулаком в грудь джентльмена в бархатном плаще так сильно, что тот отшатнулся назад.
Я думал, что произойдет ужасная сцена, но, к удивлению моему, громадный джентльмен осклабил свои белые зубы и молча глядел на Тургенева, который, укоряя его в невежестве, торопливо достал из кармана свою карточку со своим адресом и сунул ему в руку, после чего мы удалились смотреть сценическое представление.
Завтра явится к вам секундант от этого господина, — сказал я Тургеневу, когда мы возвращались домой.
Не бойтесь, не явится. Англичанину пока не дашь в зубы, до тех пор он не уважает вас. Вот этот джентльмен — по всему видно, из самого высшего круга, — поверьте, уважает теперь меня за то, что я ему дал сдачи.
Урок второй: джентльмен, который церемонится с другими, — для англичанина уже не джентльмен.
На третий день мы выезжали из Лондона, но Тургеневу, кроткому, ровному и в высшей степени гуманному, суждено было раздражаться и бушевать в этом Лондоне.
Садясь в экипаж, Иван Сергеевич обстоятельно рассказал извозчику, куда нас везти, но через несколько минут заметил мне, что извозчик везет нас не прямой дорогой и что мы можем опоздать к поезду, поэтому он остановил извозчика и сказал, какой именно дорогой он должен везти, указывая ему на часы.
Иван Сергеевич успокоился, но… спустя некоторое время увидел, что угрюмый возница везет нас по прежнему направлению.
Иван Сергеевич снова приподнялся со своего места и начал снова показывать дорогу извозчику, но тот, не обращая внимания, продолжал ехать по-своему и сердито что-то проворчал.
Знаете ли, что он говорит? — отнесся Тургенев ко мне, — он сказал, молчите, черти, я такой же джентльмен, как и вы.
Иван Сергеевич остановил извозчика, быстро выскочил из экипажа, подбежал к козлам и стащил возницу на мостовую.
Я тоже выскочил из экипажа и начал уговаривать его успокоиться, но Тургенев так энергично напал на возницу, что последний послушно вскочил на свои козлы и только спустя некоторое время бросил визитную карточку Тургенева на мостовую.
Теперь он ехал по той дороге, которую указывал ему Тургенев, повелительно кричавший время от времени: направо! Налево!
Зачем вы ему дали свою карточку? — спросил я Тургенева.
Так он же говорит, что он джентльмен, — следовательно, может вызвать меня на дуэль или привлечь к суду.
Мы приехали вовремя на вокзал, и я с любопытством посмотрел на извозчика: он был по-прежнему угрюм, но очень любезно принял деньги. И даже вежливо приподнял свою лакированную шляпу.
Таким образом, исходя из двух преподанных Тургеневым уроков, становится совершенно ясно, что для того, чтобы добиться хоть какого-либо приемлемого результата и уважения от человека, обладающего морально-нравственным статусом Противоестественного (Непотребного) Индивидуалиста-Нациста (то бишь от англосакса), русскому человеку следует вести себя предельно жестко и не особо церемонясь.
Свидетельство о публикации №225060200717