Сказки Агафонихи. Продолжение от 02. 06. 25

    Начало см.http://proza.ru/2025/05/21/815   

                * * *
– Бабушка, ты меня забыла! Ба, я с тобой!
– Со мной, со мной. Угомонись, непоседа!
Бабушка по приставной лесенке взбирается на чердак, за ней, чуть не наступая на пятки, – шестилетняя внучка.
– Погоди, торопыга, слазь, кому сказала! Вон, у таза пока постой, постереги.
– Да кто на наш таз позарится?
– Брысь, сказала, не то на чердак не возьму.
Угроза подействовала, настырная девчонка мигом слетела вниз.
Бабушка достала из кармана фартука ключ с какими-то особыми бороздками и выкрутасами, – таким не захламлённый чердак, – банковский сейф открывать, вставила в старый амбарный замок. Тот поддался не сразу, со скрипом и проворотами, но всё же дужка отщёлкнулась и замок вместе с ключом оказался в кармане фартука.
Тяжёлая дощатая крышка откинулась, сверху посыпалась пыль, распахнулся квадратный проём.
В подвале Дашка уже бывала, а вот на чердаке ни разу. В подвале было душно и тесно, пахло землёй  и лежалой картошкой. Там с осени до середины лета хранилась старая бульба и время от времени надо было её перебирать, отрывая бледные розовато-фиолетовые ростки. Ещё в подвале лежали кирпичи от разобранной в незапамятные времена, печки.
Но что сейчас о подвале? Подвал – это одно приключение, а чердак – совсем-совсем другое. Дашаткино нетерпение можно понять, потому что с минуты на минуту это другое приключится!
Бабушка тем временем спустилась, подхватила тяжеленный эмалированный таз с накрепко отжатым бельём и вновь полезла наверх. Дашку не надо было лишний раз приглашать – она уже, сопя, лезла следом.

Влезла и ошалела :
– Бабушка! Ба-а-буш-ка!
– Ну чего тебе?
– А-га-га! У-гу-гу-гу!!!
– Угомонись, с ног меня сшибёшь!
– Бабушка!
– Ну что ещё?
– Гляди – скелет! Всамделишный! Динозаверный!
– Велосипед это ржавый. Когда-то был трёхколёсный, а теперь ни колёс, ни сиденья. Шут знает с каких времён валяется. С Николаевских, похоже. Тут полно ненужного хлама. Что выбросить жалко, сюда тащат…
– У-гу-гу-гу!..
– Ну чего ты орёшь?
– Я Абракадабера зову. Слышишь – я кричу, а он мне отвечает. Вот, послушай: Эгей, Абракадабер! –  У-гу-гу!
Откуда-то из дальнего угла раздаётся гулкое – «У-у-у!..»
– Ну что ты городишь? Эхо это, обыкновенное эхо.
– Нет, бабуль, ты не понимаешь, нет здесь ничего обыкновенного. Это же Чердак, живой Чердак! – откуда здесь обыкновенному взяться?
Ба, ты Абракадабера не бойся, он ничуточки не злой. Это он балуется.
Ба, ну ба же! а зачем по всему чердаку верёвки напутаны? Абру-кадабера ловить?
– А вот на эти верёвки мы сейчас бельё вешать будем.
– Вот на эти?
– Нет, на эти нельзя.
– Почему?
– Потому. Это не наши верёвки.
– Бабушка, а этот сундук? Он тоже не наш?
– Не наш.
– А чей?
– Ничей. Сто лет здесь стоит, как только такую бандуру на чердак затащили?
– Бабушка, а он пустой?
– Отстань, трещотка, дай мне бельё развесить!
– Пустой?
– Что пустой?
– Сундук.
– Шут его знает, должно пустой. Крышка у него заела на веки вечные. Ну что ты пыхтишь, взрослым мужикам не поднять, а она удумала. Зачем он тебе?
– Как зачем ? – Прятаться. От Абакадабера. А то нечестно – он меня видит, а я его нет.
Бабушка, а отчего здесь окошки круглые?
– Оттого что так построили. Слуховые это окошки.
– Ох-ты, а там внизу весь наш дом с крышей! С трубой! И заборы! И всякие чужие дома! Бабушка, да отсюда весь мир видать аж до самой станции!
– Отойди от окна, горе ты моё, неровён час свалишься!
– Не свалюсь. Бабушка, а почему окошки слуховые? А, поняла – это домОвые уши такие. Он этими окошками слышит. –  Эгей, дом, ты меня слышишь? – Раздался какой-то тихий шорох. – Бабушка, дом меня услышал! Правда-правда, услышал.
Ну бабушка, что ты не отвечаешь?
Ба-а-бушка!
Бабушка, гляди, что я нашла! Это лампа, да? Как в книжке? Я её потру и оттуда выскочит джин?
– Никто оттуда не выскочит.
– Почему?
– Потому что.
– Ну почему, ба?
– Потому что обыкновенная это лампа. Керосиновая. Только старая очень.
– Красивая!
– Что в ней красивого? – вся изржавевшая, гнутая-перегнутая.
– Она тоже хлам?
– Тоже.
– Значит, – ничья?
– Ничья.
– Здорово! Тогда я её себе возьму!
– Положи на место сейчас же! Кому сказала! Нечего в дом мусор тащить!

Едва бельё было развешено и чердачный люк заперт на замок раздалось громоподобное «кхе-кхе» – не-то кашель, не-то смех от которого задребезжали стёкла в окнах  и заполоскало словно от ветра мокрое бельё не верёвках. Запахло палёным.
– Кхе-кхе! Ну, пигалица, ну глазастая! Углядела-таки!
На месте ржавого трёхколёсного дрындулета стоял небольшой – не больше древнего велосипеда, дракон – чёрный с бронзовым отливом.
– Разкхекался! Ты мне чердак-то не спали!

– Не брюзжи, сеструха, тебе это не к лицу. Ладно, загостился я что-то у тебя, пора и честь знать.
Само собой распахнулось слуховое окно и велосипедный Горыныч вылетел в начинающее вечереть небо. Покружив над домом, над соседними дворам, спикировал  на безлюдную собачью площадку. А, пару минут спустя, к трамвайной остановке тихонечко, ибо некуда ему спешить, опираясь на палочку, брёл старенький старичок. Присел на лавочку под зелёным навесом, улыбнулся кому-то из таких же как он ожидающих, кивнул кому-то по-свойски.  Потом, предваряя своё появление весёлым звоном, из-за поворота показался трамвай. Старичку помогли подняться на подножку, сердобольный пьянчужка уступил ему место. Кондуктор бесплатно вручил билет. Старичок, не отрывая взгляда от проплывающих в окне улиц Вологды и Рязани, Москвы и Тьмутаракани, проехался  по всему путанному маршруту, кивнул кондуктору на прощанье. Кондуктор кивнул в ответ.  И ничуть не удивился когда из опустевшего уже трамвая вылетел в раскрытые двери, преображаясь и вырастая, чёрный с бронзовой окалиной на чешуйчатой шкуре могучий треглавый дракон.