Вечная загадка

Всеобщим мерилом прекрасного часто выступает музыка. Например, в поэзии отмечается музыкальность слога, в живописи – минорная тональность пейзажа, архитектуру называют застывшей музыкой. У Пушкина: «Одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия...». В связи с темой этой миниатюры интересен пушкинский Сальери (как аналитик, а не завистник, каковым он, возможно, и не был). Так вот, Сальери говорит: – «…Перстам придал послушную, сухую беглость и верность уху. Звуки умертвив, музыку я разъял, как труп. Поверил алгеброй гармонию…» И чуть раньше: – «Ремесло поставил я подножием искусству». Образ, как и все пушкинские образы, точный и очень емкий: искусство представлено здесь в виде некоего скульптурного проекта, постаментом которого является технология, то есть, сумма знаний, умений и навыков, позволяющих создать н е ч т о. Построить постамент может всякий человек, имеющий определенные способности, целеустремленность, упорство и трудолюбие. А вот сотворить то, что стоит на постаменте, то есть, произведение настоящего искусства, объект прекрасного – можно только при участии души в момент её наивысшего напряжения. Человек есть совместное предприятие Неба и Земли. От Матери-Природы мы получаем бренное тело, а бессмертная душа – подарок Небесного Отца. Именно через неё в человека вкладывается Божественное Начало. Но поддаётся ли оно скрупулёзному анализу? Наверно, не зря английский писатель Джон Фаулз в романе «Волхв» высказал мысль о том, что умный человек может быть либо атеистом, либо агностиком. Действительно, сознание требует доказательств, а информация, предлагаемая священными писаниями, ничего, в силу своей непреодолимой противоречивости, не доказывает. Единственный выход из умственного тупика – вера. Ещё Вольтер говорил, что вера есть единственное знание, не требующее доказательств. Означает ли это, что прекрасное невозможно «разъять, как труп»? У всякой медали две стороны – лицевая и оборотная, всё в этой жизни уравновешено или должно быть уравновешено. Видимо, существуют две категории создателей истинно прекрасного. Условно их можно обозначить как «гуляка Моцарт» и «труженик Сальери» (разумеется, речь идёт не о конкретном Антонио Сальери, который, безусловно, был талантливым композитором). Наверно, творчество «тружеников» можно проанализировать, описать, объяснить и разложить по полочкам без остатка. То есть, результаты этого творчества могут быть успешно исследованы в рамках науки под названием эстетика. То же самое возможно и по отношению творчества «Моцартов», но в этом случае всегда останется нечто недосказанное, некая тайна, имеющая статус вечной загадки. Именно эта неразгаданная тайна лежит в основе подлинного искусства, вечный зов этой тайны помогает преодолеть трудности на пути к вершинам творчества и стойко переносить несовершенство реальной жизни. Растущий на лужайке или клумбе цветок можно сорвать, порезать на частички, рассмотреть под микроскопом, разложить по пробиркам, обработать разными растворами. В результате манипуляций удастся получить важную информацию о цветке, в частности, и растениях, вообще. Все это важно и полезно, но плохо одно: цветка уже не будет, он никогда более не порадует нас своей красотой, чистотой и благоуханьем, не станет спутником чьей-то радости или печали. Увы, исчезнет его загадка, по непостижимости своей подобная вечной тайне любви… Окончательное выведение формулы любви и творчества неизбежно приведет к тому, что Homo Sapiens превратится в биоробота, в некий компьютерный придаток, начиненный искусственными симуляторами натуральных человеческих чувств.