Боязнь темноты

- Мам, ты останешься со мной?
Мишка умоляюще посмотрел на Лену.
- Не могу, сынок, мне завтра на работу, - устало, в очередной раз произнесла женщина. - Давай, не чуди: закрывай глазки и спи.
- Мам, но здесь живёт бабайка.
- Никакого бабайки нет. Не волнуйся, свернись калачиком...
- Но мам! Я его слышал, он постоянно шебуршится у меня в комнате. Он и другие.
- Это ветер играет занавесками.
- Но ма...
- Послушай, Михаил, мне завтра рано вставать. Я и так не высплюсь, ещё ты нервируешь меня своими страхами. Это всё твоё богатое воображение.
- Мам.
- Что "мам"? Нет здесь никого, понимаешь? Ни бабайки, ни кого-либо другого. Пожалуй, не стоит больше читать тебе на ночь сказки - они же все довольно страшные, а это вон как на тебя действует. Ну же, закрывай глаза и спи. А завтра, когда вернусь с работы, напеку тебе блинчиков.
Мишке не хотелось спать, больше того - пробовать заснуть не имелось ни малейшего желания. Ещё бы: когда в комнате, где-то тут, совсем неподалёку, в паре шагов, обитает настоящий монстр, или монстры, которые питаются... Бр-р-р! Нет, лучше не думать, что на завтрак, обед и ужин у сказочных чудовищ!
Однако маму расстраивать мальчик не желал ещё больше. В конце концов, может быть, ему всё пригрезилось: вчера и тогда, на прошлой неделе, и на позапрошлой... Чем больше Мишка думал об этом, тем более в этом уверялся. Да и ребята в садике подшучивают над ним, говорят, что он слишком пугливый, всего боится, вплоть до собственной тени. Интересно, где они услышали такую странную фразу? Наверняка от родителей.
- ...Темноты не надо бояться, - тем временем медленно, тихо и ласково увещевала мама. - Она просто... тёмная. Чёрная. А кроме этого, ничего страшного в ней нет. Миша?.. Ми-иша-а. Ты меня слышишь?
Он отвлёкся от невесёлых мыслей, вздохнул.
- Да, мам. Хорошо... мам.
Это решение стоило ему определённых усилий, но нужно было показать, что он не маленький, что он умеет слушать и слушаться, принимать решения, что он, наконец, не боится темноты. Вот уж правда глупое дело! Бояться ночного мрака. Никто, или почти никто, не боится, а его, видите ли, тьма пугает. Ну нет, не на того напали: Михаил Косенков не из этаких! Не из плакс и трусишек.
- Ну вот и ладненько.
Мама Лена наклонилась и поцеловала его в лоб.
- Спокойной ночи, дорогой.
- Спокойной ночи, мам.
Лена бесшумно встала и вышла в коридор, так же тихо прикрыв за собой дверь.
Пока она находилась в комнате и некоторое, очень короткое, время после Мишка чувствовал себя вполне неплохо... Но вот мамины шаги удалились, бесшумие вновь подкралось неожиданно, обернулось вокруг мальчика, погрузило в себя - и прежние кошмары ожили.
Мишка тотчас захотел вскочить и броситься следом за матерью и попроситься переночевать с ней. Раньше он так и делал, раньше - когда был маленьким. Но теперь-то он взрослый, верно? Ни к чему ему искать убежища у взрослых, особенно когда речь просто о темноте. Ни к лицу это настоящему мужчине, такому, как его папа Андрей, например, на которого Мишка стремился быть похожим. Это просто, всего лишь навсего темнота, отсутствие света. Включи лампочки, и она пропадёт, ничего от неё не останется. Надо уметь быть и храбрым, и терпеливым. Чудовищ рядом нет и не предвидится, ну, за исключением тех, что обитают в фантазии Мишки.
А фантазия у него действительно чересчур богатая: много придумывает всяких монстриков, рисует их, играет в них с друзьями... Просит родителей почитать о потусторонних силах и сам учится читать на книгах-страшилках. Всё же мама права: надо меньше интересоваться подобным. И кое-какие из книжек точно лишние в его библиотеке.
Как ни странно, однако размышления Мишки, хотя и были направлены на то, чтобы успокоить их обладателя, и носили сугубо философский характер, только сильнее разбередили ощущение надвигающейся угрозы. Неясное чувство нечёткой опасности.
Он лежал в темноте и буквально чувствовал, как к нему подступают некие неизвестные существа, возможно, невидимые и бесплотные, но оттого не менее опасные. У каких-то были острые зубы, у кого-то - когти-кинжалы, у других - мощные кожистые крылья либо пудовые лапищи. Вот они подбираются ближе... ближе... совсем близко! Вот они нависают над кроватью, смотря своими слепыми или, пуще того, отсутствующими глазами на него, и ждут... чего они ждут?! Пока он обмочится и умрёт со страху?..
Мишка затрясся.
И почему он не испытывал похожего раньше? В смысле, много раньше. Жуткие страхи начались буквально два-три месяца назад. Маму это волновало, возможно, даже сильнее, чем самого шестилетнего ребёнка. Они и у детского психолога побывать успели, того смешного типа со смешной же маленькой головой. Как его звали? Тоже забавно, но не вспомнить... А, Горислав! Горислав Письменный, если Мишка правильно запомнил фамилию.
- Горислав Письменный. Хи-хи.
Он засмеялся в кулачок.
И вдруг что-то заворочалось. Там, внизу...
Мишка замер.
Оно ворочалось прямо под кроватью!
"Бабайка вернулся! Наверное, это он... да, без сомнения, он постоянно выслеживает меня и ждёт подходщего момента. Бабайка и его приспешники, столь же уродливые и наводящие жуть. - Мысли неслись галопом. - Вот почему он появился лишь недавно: присматривался, прислушивался, ждал..."
Внезапно комшарные звуки стихли.
Вместе с ними стихли и Мишкины мысли - но не страхи. Сердце мальчугана выстукивало невероятные ритмы. Мишка внимательнейшим образом прислушивался, не оживёт ли опять кто-нибудь в тёмной тиши...
И вот снова! Движения, неторопливые, громоздкие, словно кто-то возит по полу мешок с картошкой.
У мальчика пересохло в горле.
- Нет, нет... - зашептал он. - Нет... только не это...
И сразу же замолчал - потому что оно откликнулось на его зов, на произнесённые им слова. Шевеление стало ощутимее: громче, настойчивее, неприятнее.
Кр-р-р-р.
Будто бы кто-то с силой провёл огромными когтями по паркету.
"Нет!!"
Неужели родители этого не слышат!?
Мишка забрался с головой под одеяло и затрясся - от страха, конечно.
А шевеление не стихало, кажется, оно сделалось и громче, и отчётливее. Внутри него Мишка разобрал другие шевеления, постукивания и... дыхание. Он готов поклясться: кто-то дышал, здесь, под кроватью!
Дыхание, если это было оно, переместилось.
Мишка сглотнул.
И неожиданно пугающие звуки вновь стихли, разом; схлынули, будто их и не было никогда. Полминуты ничего не происходило, минуту, полторы...
Мишка стал потихоньку успокаиваться. Расслабился, улыбнулся... Тихонько засмеялся: своим страхам и собственному же отнюдь не взрослому поведению.
Тут-то неведомо кому принадлежащая рука и сорвала с него одеяло.
Мишка уставился в темноту, в первые секунды ничего не замечая и не понимая - он впал в ступор: от неожиданности и ужаса. А после мальчик закричал, да так, что лежащие в соседней комнате родители подскочили на кровати.
Отец недовольно что-то пробурчал, включил свет, перевернулся на другой бок. Сказал:
- Иди проверь, что с ним. Наверное, опять бабайка приходил. Сожгу все эти его книги к чёртовой...
Далее слова стали неразборчивыми. Папа Андрей повернулся набок и вновь заснул.
Лена же быстро накинула ночнушку и ступила в коридор.
Ещё только приближаясь к комнате сына, она заподозрила неладное. С одной стороны, дело было в неестественной тишине, ещё более пугающей оттого, что минуту назад истошно вопил их единственный ребёнок. Да и крик получился уж больно каким-то громким. И - реальным. Словно бы Мишку не просто посетили привычные и понятные детские страхи, а нечто по-настоящему ужасное.
Лена старалась не думать об этом, открывая дверь в комнату Мишки. Но попробуй тут не думать, когда всё: и слух, и разум, и женская интуиция, и материнское наитие в один голос вопят: "Что-то случилось! И случилось страшное!"
А затем завопила она сама, и крик её разнёсся, наверное, по всему подъезду - истошный, полный боли, отчаянья и кошмара.
Посреди комнаты лежал Мишка, их Мишка, их шестилетний сын. Он лежал в чём-то матово-тёмном, что разросталось с каждой секундой. И нечто бесформенное было разбросано по сторонам.
Лена не моментально осознала увиденное, но мозг сработал как надо, и потому она закричала. Ну а потом она поняла...
Кровь! Мишка лежал в крови... и собственных внутренностях...
Прибежал отец, и его вырвало.
Лена облокотилась на косяк. Её терзали рыдани. Слёзы катились градом.
Внезапно она оттолкнулась от косяка и устремилась в комнату, к телу любимого сына. Она перевернула его, чтобы разувериться, чтобы посмотреть на живое и весёлое веснушчатое лицо, которое разом разовьёт все страхи, уничтожит ужасающие мысли и вернёт реальность на положенное место.
В результате же она узнала, что произошло с Мишкой. Вернее, нашла ещё одну улику, новое доказательство.
У Мишки не было лица. Лишь кровавая маска и каша вместо него.
И тогда Лена вновь истошно, истерично завопила - громче, чем раньше, с опасным надрывом.
Андрей бросился в коридор, схватил дрожащей, холодной, не слушающейся рукой радиотелефон и стал набирать номер 112...
Причина же была проста - и очевидна. И надо-то всего только увидеть и поверить. Они видели, но никак не могли поверить. Они бы согласились, что какой-нибудь маньяк без шума забрался через окно в комнату к Мишке, опытный и особенно жуткий, сумасшедший, жестокий маньяк, убийца без сердца и разума. И сотворил с их сыном... такое. Да, безусловно, маньяк, но не...
Хотя погодите: в этом случае, где же улики? Отпечатки ботинок, следы борьбы, оброненная вещь, например, нож, который убийца потерял, когда убегал, услышав, что родители проснулись и идут на помощь? Где что угодно!
Однако не было ничего. Ничего.
Кроме параллельных глубоких борозд на паркете, что тянулись из-под кровати. Точно бы следов, оставшихся при перемещении грузного тела монстра из очередного печатного ужастика, при передвижении его многокилограммовых лап, "украшенных" толстыми когтями. Автограф чудища - или чудищ. Не отпечатки на стекле окна, которое, конечно же, никто не открывал - никто из людей. А четыре неотменяемые и предельно реальные борозды. Четыре, но может, и пять: сложно разглядеть в точности при неярком лунном свете. Улики, брошенные на месте преступления всё-таки посетившим их незваным гостем. Либо же гостями.
Ох, крайне сложно что-либо разобрать и с уверенностью утверждать. Так им и скажут полицейские. Невозможно ни в чём быть на сто процентов убеждённым - в такой-то темноте...