22. Последние годы жизни

22.Последние годы жизни.
Будто при рождении в него вселился двуликий Янус. Два существа жили в сердце.  Первое – эгоизм, жажда любви, близких, друзей, женщин, общества. Все его земные утехи умещались в славе, и как следствие он грезил  о бессмертии. И как знать, если не его природная напористость, доходящая до неприличия в венчании его лавровым венком, обрёл бы он славу?
Теперь он обрёл своё бессмертие, но не телесное. Он любил славу больше других благ, но теперь точно знал, что надо искать не мирской славы, а спасения своей души. Теперь он не так боится смерти, а она, прежде чем прийти,  предполагает раскаяния грешника. Другой лик Петрарки слезливый, вечно жалующийся, любящий муки любви и угрызения совести, доходящие до мазохизма. Два этих состояния ведут непримиримую борьбу: сурово осуждают за греховность и суетность его жизни, призывают его подумать о спасении души, требуют возненавидеть и одновременно любить жизнь, любить и ненавидеть смерть,  отказался от всех земных желаний и пуститься во все тяжкие. Об этом споре с самим собой, со всей своей страстью он пишет в своей «Исповеди». Он первый   «вывернул наизнанку» свою душу в своих стихах и письмах, он стал первым исследователем человеческой души на собственном опыте. Он одновременно  «хватается» за всё: от стихов до писем и посланий к потомкам, где сам формирует грядущим поколениям свою биографию, не доверяя её никому.
Петрарка уже чаще думает о смерти и торопится дописать всё, что не дописано, отредактировать всё, что лежало в «долгом ящике». И даже здесь он думает, будто пытается выглядеть перед потомками гением, без сна проводящим дни и ночи за письменным столом, приписывая время, дату и причину прерывания работы или это старческий триумф графомании.  Он  тщательно шлифует текст «Книги песен», оставляя на полях заметки: «Надо будет изменить эти два стиха, напевно и изменить порядок. 3 часа утра 19 октября»; «здесь нравится: 30 октября, 10 часов утра»; «нет, не нравится: 20 декабря вечером». «Вернусь к этому: позвали на обед»; «18 февраля. К 9 часам: хорошо. Но посмотрим ещё раз». Параллельно работает над текстом «Триумф любви», составляет письма. Он берётся за всё сразу:  за «Триумфы»,  за «Письма», за «Исповедь»… У него работают писцы, которым он диктует текст, но даже и они не поспевали за большим объёмом работы и уходили от него.
Последнее стихотворение «На смерть Лауры» звучит как раскаяние перед Богом.
В слезах былые времена кляну,
Когда созданью бренному, беспечный
Я поклоняться мог и жар сердечный
Мешал полёт направить в вышину
Ты, видящий паденья глубину,
Царю небес, невидимый Предвечный
Спаси мой дух заблудший и увечный,
Дай милосердно искупить вину,
С тем, чтобы я предела войнам
Не видел в тщетном вихре бытия,
Хотя бы сделать мой уход пристойным.
Да увенчает доброта Твоя
Остаток дней моих концом достойным!
Лишь на тебя и уповаю я.
В стихосложении Петрарка достиг такой высоты, что никому не удавалось превзойти его в этом искусстве. Он совершенствовал итальянский язык в поэзии, этот язык и поныне остался  таким, каким его создал великий поэт Италии.

Завещание
Петрарка стар. Он решает навсегда переселиться в Арква близ Падуи.
Здесь он читает «Декамерон» своего друга Боккаччо. Его привлекает новелла о Гризельде и  он  в восторге пишет своему другу и автору. «Я решил соткать эту историю заново в ином стиле не только для того, чтобы побудить замужних женщин нашего времени подражать терпению этой жены, что на мой взгляд едва ли возможно, сколько для того чтобы читая,   они захотели подражать хотя бы её постоянству. И то, что она сделала для мужа, решилась бы сделать для Бога нашего, который хоть и не вводит во зло,  однако испытывает нас, допускает нам подвергаться многим тяжким бедам, – не чтобы узнать наше сердце, которое он знал до нашего сотворения, а чтобы на самих себе могли познать всю нашу хрупкость…, кто безропотно ради Бога своего перенесёт то, что ради земного супруга перенесла эта деревенская женщина». (Из письма к Боккаччо).
Читая о Гризельде, старик плакал. Это были новеллистические грёзы о Веллии. Сюжет о Гризельде поразительно похож на  её жизнь. Бедная девушка прислуживала своему хозяину, который редко  жил с нею под одной крышей, Веллия как Гризельда родила сына и дочь, которых он отнял, а с нею развёлся. Старый Франческо тоскуя по Веллии, сделал ей посмертно литературный памятник. Он часто вспоминал, как она рыдала по коровьи, когда он забирал у неё детей и от этого у него сжималось сердце и пробегали мушки по телу. С другой стороны, он хотел, чтобы жена относилась к нему намного больше, чем  как к мужу, безропотно как раба. Если были такие отношения с Веллией, вряд ли он восхитился Гризельдой.
Несмотря на свою старость, он занимается политической деятельностью, мечтает посмотреть  на величие Рима хотя бы под конец жизни. Он пишет письмо папе Урбану V,  скорее с требованием, чем с просьбой вернуться в Рим. Он угрожал папе небесным судом: «…что  ты скажешь святому Петру, когда он тебе скажет: Я  бежал из Рима от гнева Нерона, господь рассердился на меня, и я вернулся, чтобы умереть в Риме, – а ты?  Какой Нерон или Домициан тебя изгнал из Рима? Видимо, в день страшного суда ты предпочтёшь воскреснуть не рядом с Петром и Павлом, а в толпе авиньонских грешников?» Петрарка страстно убеждал папу, что столицей апостолов должен стать Рим, а после отсылки письма подумал: «какой толк от моих просьб и требований? Он даже не откроет старческое письмо». Но к его удивлению, в один апрельский день 1367 года пять кардиналов во главе с папой двинулись из Авиньона в Рим. По пути следования папа останавливался в итальянских городах на несколько дней, где его приветствовали тысячи поклонников. От Болоньи возглавлял делегацию Боккаччо. Больной с лишним весом он едва переносил езду на коне, тем не менее, свою миссию выполнил достойно. В Рим папа прибыл 16 октября. На улицу вышел весь город с хоругвями, пальмовыми ветвями, букетами цветов. Папа слез с коня и взошёл на трон, пустующий  без пап почти 63 года. Он ждал самого главного гостя на церемонии – Петрарку, но его не было. Впрочем, поэт не менее страстно мечтал о самой счастливой для него минуты – возвращение в Рим папского престола.  Поэт не мог выбраться на торжество, на это была весомая причина: в Тичино, летней резиденции Петрарки умирал его любимый двухлетний внук. Дед не отходил от его колыбельки рассказывал ему что-то из римской мифологии, а потом ещё долго держал его за маленькую ручку, надеясь, что в маленьком внуке ещё теплится жизнь, пока  не ощутил мертвенного холода. По смерти своего маленького наследника, он написал эпитафию.
После похорон внука Петрарка отправился в Падую, там его ожидало  письмо от папы с упрёком об отсутствии его на церемонии и приглашением посетить Рим. Поэт отправился в Рим, но тяжёлая болезнь задержала его в Феррари, к тому времени папа Урбан V скончался, а его приемник снова переселился в Авиньон. Немощный старик возвратился в Арква под присмотр дочери и зятя. Он сетовал на старость:
 – В молодости верхом на коне скакал из города в город, не зная ни болезни, ни смерти, а теперь – один в дороге заболел, другой с дороги умер.
Дочь Франциска, укладывая его в постель, немного его журила:
 – Вот поэтому, будь дома, и нам спокойнее и тебе безопаснее.
Веки бесформенным покрасневшим киселём обрамляли его глаза, он смотрел на дочь старческим помутневшим взглядом и виновато улыбался, не зная, какую эмоцию следует придать собственному лицу. Волосы, некогда пышные и блестящие, свисали из-под ночного чепца седыми редкими прядями, а его природная полнота, доставшаяся ему от матери и обозначавшая себя в среднем возрасте, быстро таяла. Беспомощность его злила и чудесным образом тормошило его  увядающую жизнь.
Он взял Франциску за руку и попросил:
 – Подай мне очки и томик Сенеки.
Дочь не перечила, чтобы не приводить в гнев и без того больное сердце отца.
 – Да, и ещё бумагу и уголь.
 «Неугомонный старик, за что я его и люблю», думала она, потакая его прихотям.
 Он расположился на втором этаже и много писал.  Уже в преклонном возрасте 1370 году, он пишет памфлет «О своём и чужом невежестве». Здесь отдалённо слышится плагиат. В «Письмах к Луцилию» в одном из писем Сенека философствует на тему что животным и человеку Бог дал красоту и средства выживания каждому виду свои: шевелюру льву, быстрые лапы зайцу...,  человеку дан  разум – единственное средство для выживания, и он должен о нём заботиться и развивать. Петрарка перефразирует эту тему: «Что толку знать природу птиц и зверей, и рыб, и змей, и не знать или презирать природу людей, кто мы есть, откуда и куда направляемся».
 Старик злился, когда у него не получалась строчка или когда его беспокоили.  Только любимой  внучке Элетте, названной так в честь матери   Петрарки, разрешалось входить в рабочий кабинет дедушки. Иногда домашние этим пользовались, чтобы отвлечь его от работы, которая уже была больше похожа  на ритуал и отнимала у него последние силы.
Чувствуя приближение смерти, он составил длинное завещание, в частности, брату Герардо он отписал сто золотых, Боккаччо, так как у него проблемы с костями, вероятно, ревматизм, Петрарка отписал 50 золотых на шубу. Дом в Воклюзе  завещал детям Моне братьям Джованни и Пьетро, не забывая и о слугах.  О библиотеке, которую он завещал Венеции ни слова.
 «Картину или икону блаженной девы Марии работы Джотто, выдающегося живописца, красоту которой невежды не понимают, при том, что мастера этого искусства ей поражаются». В старости в 1370 году он завещал эту икону  сеньору Падуи Франческо  да Каррара. И наконец, дом, и всё имущество он завещал своему наследнику и зятю Франческуоло.
В письме Франческо Нелли священнику приходской церкви Апостолов во Флоренции он пишет: «раньше я не ценил времени так, как теперь. Всегда ненадёжное, в юные годы оно всё же оставляло мне больше надежды, а теперь и время и надежды сокращаются…». Он не только спешил всё доделать, но уничтожить все письма, не достойные внимания будущим читателям, неудачные стихи и даже прозу, которой он не позволил пережить своего хозяина. И здесь он оставался верен себе: он заботился о своей репутации, она должна быть для потомков безупречной. Никому не доверяя своей биографии, он пишет её сам в «Письме потомкам».  В 1372 году  из Падуи он пишет письмо Франциско Бруно, тому самому с кем он состязался на звание папского секретаря и, как известно,  проиграл. Папа выбрал Бруно,   о котором Петрарка из зависти высказывался: «он любит, прежде всего, кошель». Теперь в письме он просит походатайствовать за него у папы. «Если бы святой отец пожелал оказать мне некоторую поддержку и тем обеспечить мою покойную старость, то пусть не удерживает его мысль о том, что я недостоин этой милости, ибо он наместник того, кто ежедневно благодетельствует недостойным…, чтобы не дал мне папа, это вскоре перейдёт другому, ибо я стар и немощен». Петрарка живёт близ Падуи в своём имении, его окружают дочь с зятем богатого  дворянского происхождения, двое внуков и уж, конечно, «стоику», коего он из себя мнит, кусок хлеба всегда будет подан. Что заставило старика написать это письмо, неизвестно. К старости, зять уже контролировал его корреспонденцию, был его негласным секретарём. Его, немощного всем домом пытались увести от письменного стола, но  старик не сдавался. Он продолжал писать  в своём кабинете в своём маленьком уединении и мечтал умереть за письменным столом с пером в руке.
«Юность обманула меня, молодость увлекла, но старость меня исправила».  Тёплым летом в 1374 году за день своего дня рождения 19 июля его нашли бездыханным, сидящим за столом с пером в руках. Голова склонилась на открытую книгу. Так он мечтал умереть: за столом с пером в руке. Элетта по традиции сплела ему лавровый венок на день рождения, но  пришлось украсить голову дедушке, когда его положили в дубовый  гроб. Тело накрыли королевской мантией, подарок короля Роберта Мудрого, в котором поэт венчался лавровым венком в Риме.
По просьбе Боккаччо зять Петрарки переписал и отправил ему «Африку», а так же передал деньги на шубу по завещанию.  Боккаччо на год пережил   своего друга Петрарку.