000 С. Ганеман 1755-1843 гг

В конце XVIII - начале XIX-го столетия европейская медицина была в очень печальном состоянии. Хотя анатомию врачи знали уже прилично, но настоящих методов лечения не существовало. Лишь после начала применения антибиотиков в середине XIX века наступила новая эра в лечении заболеваний. Соответственно изменилось и отношение к врачам на более уважительное.

В Европе того времени свирепствовали эпидемии всех видов тифа, холеры и оспы, обычным делом была малярия и дизентерия, постоянным спутником были туберкулез и сифилис, периодически континент навещали чума и сибирская язва. Представлений о микробном характере болезней еще не существовало, хотя микроскоп уже был изобретен, бактерии были известны, но практические знания из этих открытий еще не извлечены. В мире господствовала миазматическая теория происхождения болезней, согласно которой все эпидемии являлись следствием «плохого воздуха»: чем хуже запах, тем более ужасны последствия заражения.

Соответственно, и лекарства, применяемые медиками того времени, помогали мало: так как природа болезни была неясна, а действие препаратов не изучены, то лекарства должны были воздействовать на внешние симптомы болезни, которые, при отсутствии диагностики как науки, описывались тогда врачами как «горячка», «озноб», «рвота» и «понос», к чему добавлялось описание внешних характеристик – покраснение, посинение и проч. Что касается терапии, то врачи широко и почти по всякому поводу практиковали кровопускания, клистиры и рвотное.

Понятно, что на этом фоне в обществе господствовал массовый «терапевтический нигилизм». Еще в конце XVI века Монтень писал, что, поскольку неизвестно, принесут лекарства вред или пользу, то надо дать организму самому находить исцеление, не прибегая к помощи врачей. В такой ситуации процветало шарлатанство всех мастей – большим спросом у больных пользовались знахари, колдуны и алхимики, и даже от врачей ожидалось, что в процессе лечения они будут произносить заклинания или сопровождать лечение магическими ритуалами.

Вся терапия была основана на учении Гиппократа о «четырех жидкостях» в организме. Это лимфа, желтая желчь, кровь и черная желчь. А их соотношение и преобладание одной из них в организме определяет темперамент человека - флегматик, холерик, сангвиник и меланхолик соответственно. Но сами врачи не совсем понимали, как это учение может помочь в лечении болезней.

Христиа;н Фри;дрих Самуэ;ль Га;неман родился в 1755-м в Мейсене, его дед, отец и дядя расписывали фарфор на знаменитой на весь мир местной фабрике. Вот только на их долю выпадает сложное время: фабрика разрушена во время Семилетней войны, заработков у художников – никаких. Его отец твердо уверен в том, что Самуэль – продолжатель династии, а учеба - пустая трата денег. К счастью, директор школы Мюллер заметил неординарные способности Ганемана и решил не брать с него плату за обучение.

Затем Ганеман отправляется в соседний Лейпциг, чтобы выучиться на врача. И тут один из горожан Мейсена берется оплатить его учебу в университете. По-видимому, Ганеман притягивал сердца людей, так как главный врач венской клиники доктор фон Кварин тоже проникнется симпатией к нему, и его одного станет брать с собой, нанося пациентам частные визиты. Помогает ему и фон Кварин, один из самых знаменитых медиков эпохи. Он пристраивает его в дом аристократа, губернатора Трансильвании, где Ганеман — домашний доктор, и библиотекарь, и секретарь, и порученец. Здесь недоучившийся врач, во-первых, впервые сталкивается с эпидемией – это была малярия, а во-вторых, поддавшись модным веяниям, становится масоном.

Два года спустя заработанных денег ему уже хватает на то, чтобы закончить медицинское образование, но делать это приходится не в престижном и дорогом университете, а в скромном франконском городке Эрлангене. Ганеман защищает диссертацию, связанную с лечением «судорожных болезней». В этой диссертации он опирается на труды известного тогда как доктора Месмера и на его учение о «животном магнетизме», который задолго до Кашпировского «излечивал» гипнозом.

После окончания университета Ганеман работает то в одном, то в другом городке. Его называют «странствующим доктором медицины», населенные пункты, где он практикует меняются с калейдоскопической быстротой, но Ганеман мало где задерживается хотя бы на год, и злые языки утверждали, что он перемещался все время, потому что просто не устраивал местное население как врач.

Он по-прежнему беден, случается, что он вынужден на аптекарских весах делить хлеб между членами своей семьи из-за его недостатка. И вот в 1790 году, он приходит к мысли, что сложившаяся в ту пору медицинская практика скорее вредит больному, чем способствует его исцелению, и он больше не возвращается к врачебной практике в традиционном смысле слова – никаких пиявок, клистиров, кровопусканий и «взбадривания» организма токсическими веществами – только гомеопатия.

Конечно, сам принцип лечения «подобного подобным» или «противоположного противоположным» - это своего рода «отголосок» схоластических упражнений раннего средневековья. Ведь тогда утверждалось и то, что огонь бессмысленно тушить водой: огонь и вода – суть две противоположности, а противоположности, как известно, сходятся. К счастью, население в большинстве своем состояло из людей безграмотных, простых, поэтому пожары иногда все-таки удавалось потушить.

Вопрос лечения «подобного подобным» занимал и Ганемана: в самом деле, давать рвотное тому, кого рвет, или слабительное – страдающему поносом кажется очевидной глупостью, но изощренный в схоластических поисках ум Ганемана дал ответ и на этот вопрос: давать надо не обычную дозу лекарства, а ее микроскопическую часть. Ганеман взял за единицу разбавления 1:99, обозначив это значение латинским «сто» - С. Популярная норма гомеопатических препаратов – это 2С или даже 3С.

Все знают, что при таком разбавлении маловероятно, что молекула разбавляемого вещества вообще не исчезнет (то есть само «лекарство» не окажется совершенно нейтральной водой или мелом), однако все дружно утверждали, что такого рода «лечение», по крайней мере, безвредно, чего нельзя было сказать о подавляющем большинстве медицинских упражнений над больными того времени.

Было бы, пожалуй, неправильным сказать, что Ганеман занят исключительно гомеопатией. Кроме того, в 1803 году он сформулировал теорию, бывшую одно время весьма популярной, в которой он на основе собственных наблюдений очень красноречиво и убедительно (не менее убедительно, чем в случае с гомеопатией) объяснял буквально все болезни употреблением вошедшего к тому времени в постоянный обиход кофе. «Кофейная теория болезней» была поднята на смех остроумцами, которые говорили о том, что болеют и те, кто никогда не пил кофе, и что до того, как люди стали пить кофе, болезни уже существовали. Позже Ганеман не то, чтобы прямо откажется от «кофейной теории болезней», он заменит её «теорией миазмов», взяв за основу высказывания всё тех же Гиппократа, Галена, Цельса и великого множества их последователей.

Вся «теория» была построена на предположениях о том, что болезни вызываются содержащимися в воздухе веществами, которые Ганеман называет “псоры”. Этот термин  на латыни и греческом означает «чесотка» и «зуд». То есть "псорами", якобы, насыщен нездоровый воздух. К воздуху нездоровому, в частности Ганеман, как и все врачи той поры, относили ночной воздух, которого следовало опасаться. Эти рассуждения будут отравлять умы не одного поколения медиков, но сама теория отомрет сама собой, когда микробиология поставит медицину на современные рельсы.

Вся это новая альтернативная медицина, однако, не приносит Ганеману ни признания, ни счастья – хотя он продолжает пропагандировать свои идеи. Судьба его по-прежнему забрасывает его из одной дыры в другую, пока, наконец, она не сжалится над ним и не забросит его в почти родной ему Лейпциг, где ему предстоит преподавать медицину. Идет 1812 год, врачей катастрофически не хватает, почти все они мобилизованы воюющими армиями. И вот тут презирающий официальную медицину Ганеман становится неожиданно востребован – все-таки, как ни крути, а доктор медицины! Для Ганемана же кафедра – отличное место для пропаганды собственных взглядов, которые он двумя годами ранее изложил в фундаментальном «Органоне врачебного искусства».

Несколько месяцев спустя у около Лейпцига состоялась знаменитая «битва народов», а вслед за ней сам город и его окрестности охватила эпидемия сыпного тифа, и всех врачей бросили на борьбу с ним, разделив территорию на участки. Говорят, что из 183 больных на участке Ганемана спасти не удалось только одну старушку. Так это было или нет, сказать сложно, но Ганеман и его последователи всегда использовали этот случай как показатель высокой эффективности «новой медицины».

Нельзя сказать, что «новая медицина» стала популярной, но так или иначе в Лейпциге Ганеман задержался. В эти годы он пишет и рассылает повсюду огромное количество гневных памфлетов, рассказывающих о безусловном вреде традиционных лекарств, и призывая немедленно переходить на гомеопатические препараты. Причем искусство аптекарей он ни во что не ставил и призывал врачей готовить лекарства самостоятельно Это привело к громкому, но пустому судебному процессу – лейпцигские аптекари подают на него в суд.

Среди поклонников Ганемана оказываются и весьма важные персоны, вроде австрийского фельдмаршала фон Шварценберга, которого Ганеман готов был избавить от последствий инсульта. Пациент вскоре после лечения гомеопатией умер, и разразился крупный скандал. Впрочем, поклонники у Ганемана все еще оставались: один из них, масон и бывший пациент, приглашает Ганемана стать его лейб-медиком в провинциальном и глухом Кётене. Здесь и случится один из главных триумфов Ганемана: в 1831 году, когда Европу охватит одна из самых мощных в истории эпидемий холеры и традиционные методы лечения ожидаемо окажутся бессильными, Ганеман предложит вполне здравые решения: гигиену и обеззараживание камфорным спиртом, что и в самом деле приведет к значительному снижению смертности. Конечно, эти меры, предложенные Ганеманом, не имели никакого отношение к гомеопатии, но об этом никто не задумывался. За Ганеманом закрепляется слава целителя, и в забытый богом Кётен съезжается множество его поклонников со всей Европы, благо Ганеман, кажется, знает толк в рекламе.

Ганеман очень громогласен: он постоянно призывает врачей всего мира отказаться от тех мучений, которые они приносят своим пациентам, и немедленно, прямо сейчас,  заняться исключительно гомеопатией. Научным обоснованием гомеопатии Ганеман не занимается, он выпускает все новые и новые редакции своего «Органона», которые содержат множество рассуждений софистического характера, но не содержат никаких доказательств, или результатов клинических испытаний.

В один прекрасный день в Кётен приезжает парижанка Мелани д'Эрвилль-Гойе. Ей 33 года, она приемная дочь французского министра, её считают экстравагантной хотя бы уже потому, что путь от Парижа до Кётена она проделывает, переодевшись в мужское платье («оно удобнее»). Говорят, что их встреча – это любовь с первого взгляда, молодая красавица и старик, который всем окружающим напоминал гномов из сказок Гофмана, воспылали страстью друг к другу мгновенно. Через несколько дней 80-летний вдовец Ганеман и 33-летняя девица Мелани сообщают о предстоящей женитьбе и переезжают в Париж. Именно в Париже к Ганеману приходит настоящая слава и финансовый успех. Можно сказать, что именно здесь, в самом конце его жизни, он становится по-настоящему знаменит, а гомеопатия обретает настоящую популярность.

В 1843 году Ганеман умирает и будет похоронен на знаменитом кладбище Пер-Лашез.
Его главное достижение, пожалуй, заключается в том, что он как врач не нанес никому вреда и не причинил боли в тот очень жестокий, с точки зрения методов лечения, век, хотя, как мы понимаем, неоказание помощи врачом – вряд ли то, что стоит ставить врачу в заслугу.