Тамплиер. Глава Первая. Часть Вторая

 ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   Опустились сумерки, солнце на западе медленно скрылось за громаду гор, и далеко внизу тихие волны соленого моря начали отливать голубизной. Казалось, лошади чувствовали нетерпение седоков, они то и дело вскидывали головы и фыркали, будто тоже хотели тронуться в путь, пока совсем не стемнело.
    И тут они увидели рыцаря в белом, который вел в поводу двух лошадей с перекинутыми через седла безжизненными телами. Он ехал не спеша, опустив голову, словно погруженный в молитву, хотя скорее всего просто следил за неровностью каменистой дорогой. Казалось, он не замечал трех ожидавших его всадников, несмотря на то, что их силуэты четко выделялись на фоне синевы вечереющего неба.
    Поравнявшись с ними, тамплиер поднял глаза и молча  придержал коня.
     Юсуф растерянно молчал, поразившись спокойствию человека, казавшимся совсем недавно  совершенно иным. Дьявольское отродье по имени Аль Гути излучал миролюбие. Шлем на цепочке свисал через плечо, лицо  с голубыми глазами обрамляли короткие светлые волосы и густая нечесаная борода. Перед ним стоял молодой мужчина, убивший трех или четырех человек, в возбуждении Юсуф не мог уследить за их числом, хотя обычно запоминал все подробности боя. Он повидал немало людей после битвы, сразу после того, как они убивали и побеждали, но ему никогда не приходилось видеть, чтобы победитель выглядел так, словно только что вернулся с уборки урожая, где срезал колосья на поле или сахарный тростник на болотах, с чистым сознанием того, что только честный труд может быть во благо. И в его небесно-голубые глазах не было ничего от демона.
 — Мы ждали тебя… Мы хотим поблагодарить тебя…- проговорил Юсуф на слабом подобии франкского, надеясь, что его поймут.
   Человек, которого на языке правоверных называли Аль-Гути, пристально посмотрел на Юсуфа, словно порывшись памяти и внезапно отыскав то, что искал. Эмир Муса и Фахкр осторожно, почти бессознательно, опустить руки к оружию. Юсуф оставался неподвижен. Тамплиер скосил взгляд на их руки, потянувшимся к саблям, усмехнулся в бороду и, посмотрев Юсуфу в глаза,  ответил на языке Аллаха:
— Во имя Бога Милосердного, сейчас мы не враги, и я не ищу ссоры. Вспомни слова  вашего Пророка, да пребудет мир с ним, из вашего Священного Писания: «Не отнимите жизни у другого человека — Аллах называет ее священной – иначе как ради неправедного дела». У нас с тобой нет неправедных дел, сейчас между нами перемирие.
   Рыцарь улыбнулся шире, словно приглашая их улыбнуться в ответ, сознавая, какое произвел впечатление, заговорив с врагами на языке Священного Корана. Но Юсуф, немного поразмыслив, ответил:
 — Пути Аллаха Всемогущего поистине неисповедимы, — рыцарь кивнул, словно соглашаясь. – и только Ему ведомо, почему Он послал врага спасти нас. Но я должен поблагодарить тебя, рыцарь с красным крестом, и я отдам тебе часть богатств, которые хотели заполучить те неверные псы. На том месте, где я сейчас стою, ты найдешь сто золотых динаров.  За спасение наших жизней они принадлежат тебе по праву.
    Юсуф почувствовал, что говорил как истинный великодушный султан, но, к его удивлению и изумлению его брата и эмира Мусы, тамплиер искренне и без тени презрения рассмеялся.
 — Во имя Аллаха Милосердного, ты говоришь со мной как по доброте своей, так и по неведению. От тебя я ничего не могу принять. Я сделал то, что должно, и вы здесь совершенно ни при чем. У меня нет мирского имущества, и я не могу принять дара, это одна из причин. Другая же в том, что ты можешь пожертвовать сто золотых динаров Ордену тамплиеров. Но прости меня за мои слова, мой незнакомый враг или друг, думаю, тебе было бы трудно объяснить этот дар своему Пророку .
   С этими словами Тамплиер подобрал поводья, обернулся к двум лошадям и телам, лежащим поперек седел, и погнал своего арабского скакуна вперед, сжав правую руку в кулак и подняв его в  приветствии тамплиеров. Казалось, что он находит эту ситуацию весьма забавной.
 — Подожди,  — окликнул его  Юсуф словом,  прозвучавшим быстрее его мысли. — Приглашаю  тебя и твоего сержанта разделить с нами ужин.
   Тамплиер придержал коня и задумчиво посмотрел на Юсуфа.
 — Я  принимаю твое приглашение, мой неизвестный враг и друг, но с условием: ты дашь мне слово, что пока мы находимся в обществе друг друга, никто из вас не поднимет оружие против меня и моего сержанта.
 — Даю тебе слово именем Аллаха Истинного и Его Пророка, - быстро проговорил Юсуф.- Будет ли у меня твое слово?
 — Да, клянусь именем Истинного Бога, Сына Его и Пресвятой Девы,- ответил Тамплиер также быстро. — Если вы поедете на два пальца южнее того места, где солнце скрылось за горами, то доберетесь до ручья. Следуйте вдоль него на северо-запад, и вы найдете воду и несколько невысоких деревьев. Оставайтесь там на ночь. Мы будем дальше к западу, на склоне, рядом с тем же ручьем. Но мы не замутим воды. Скоро наступит ночь, и у вас, как и у нас, будет время помолиться. А потом, когда станет совсем темно, мы присоединимся к вам, но мы не будем красться, как кто-то, замышляющий худое, а подойдем громко, чтобы вы услышали нас.
    Тамплиер пришпорил коня, отсалютовал на прощание, потянув свой маленький караван, и не оглядываясь, ускакал в сумерки.
Трое правоверных долго молча и неподвижно смотрели ему вслед. Их кони нетерпеливо фыркали, но Юсуф погруженный в свои мысли, не замечал этого.
 — Ты  мой брат, чтобы ты ни сказал и ни сделал, ничего не могло меня удивить уже много лет,- пробормотал Фахкр,- Но сейчас ты меня и, впрямь, удивил! Тамплиер! К тому же самый опасный, тот, кого называют Аль-Гути!
 — Фахкр, возлюбленный брат мой,- отвечал Юсуф, легким движением поворачивая коня в направлении, указанном неверным. — Мы  много беседовали о необходимости лучше изучить врага, не так ли? А раз так, мудрее учиться у самого жестокого из них. Аллах послал нам такую прекрасную возможность, давай не будем отвергать Его дара.
 — Но можем ли мы доверять слову этого иблиса?- возразил Фахкр после продолжительного молчания.
 — Да, по сути дела, можем.- пробормотал Эмир Мусса,- У врага много лиц, известных и непознанных. Но слову этого человека мы можем доверить так же, как он может доверять слову твоего брата.
    Они последовали указаниям неверного и вскоре вышли к ручью с холодной чистой водой,  остановившись и напоив коней. Путники продолжили путь вдоль ручья, и в точности как сказал тамплиер, вышли на неширокую равнину. Ручей впадал в небольшой пруд с жалкими деревцами, рядом они нашли небольшое пастбище. Мужчины расседлали животных, сняли поклажу, стреножили передние ноги коней, чтобы те держались поближе к воде, а не разбрелись в поисках новой травы, которой здесь не было и быть не могло, а затем, как предписывал закон,  совершили омовение перед молитвой.
   При первом появление яркого полумесяца на летнем ночном небе с оттенком лазури они вознесли молитвы скорби по погибшим и благодарность Аллаху за то, что в Его непостижимой милости, Он послал им злейшего из врагов, чтобы спасти их.
   Помолившись, они немного поговорили об этом. Юсуф сказал, что, видимо, Аллах в шутку продемонстрировал Свое всемогущество, показав, что для Него нет ничего невозможного, и послал двух тамплиеров спасти тех самых людей, которые, в конечном итоге, победят их всех.
    Юсуф старался убедить в этом и себя и своих спутников. Год за годом из франкских земель прибывали все новые воины, и если они побеждали, то возвращались домой, отяжелевшими от    награбленной добычи.
  И все же кое-кто из франков никогда не вернется домой, будь они лучшими  или  худшими из людей. Лучшими, поскольку не получали удовольствие от грабежа и шли на заключение торговых и мирных соглашений. Но они были и худшими, потому что некоторые из них яростно жаждали сражений и убийств. Два проклятых благочестивых монашеских Ордена, тамплиеры и госпитальеры Святого Иоанна были из них наихудшими. Тот, кто хотел очистить землю от врагов, тот, кто хотел вернуть Эль-Аксу и и Храм на Скале в Святом Городе Аллаха должен был уничтожить и тамплиеров и госпитальеров,  другого пути просто не могло быть.
   По правде говоря, казалось, победить их невозможно. Они сражались бесстрашно, уверенные, что, погибнув в бою, попадут в рай. Они никогда не сдавались, поскольку их законы запрещали спасать захваченных в плен братьев. Плененный госпитальер или тамплиер был совершенно бесполезен, его могли либо отпустить либо убить. Поэтому их всегда убивали.
   Если пятнадцать правоверных нападали на пятерых неверных, ни один из истинно верующих не спасался. Чтобы обеспечить победу в таком бою, их должно было быть в четверо  больше, и при этом они должны быть готовы заплатить самую высокую цену, пожертвовав многими из своих людей. С обычными франками дело обстояло иначе; обыкновенные франки погибали, не успев принять боя  с половиной правоверных.
  Фахкр и Эмир Муса начали собирать хворост и принялись разводить костер, а Юсуф лег, заложив руки за голову, глядя в небо и наблюдая, как одна за другой загораются новые звезды. Он размышлял о тех людях, злейших своих врагах и о том, чему стал свидетелем  перед  заходом солнца. У человека по имени Аль-Гути был конь, достойный короля, конь,  который, казалось, читал мысли своего хозяина.
   И это было не колдовство; в конечном счете, Юсуф отвергал подобные объяснения. Истина была проста — человек  и конь много лет самым серьезным образом сражались и тренировались вместе. Среди египетских мамелюков встречались подобные люди и кони; безусловно, мамелюки много тренировались со своими лошадьми, пока не добивались успеха, а в благодарность за долгие годы верной службы получали чины и земли, свободу и золото. Это были обычные люди  и Аллах не наградил их особенным даром. Единственный вопрос заключался в следующем: что важнее всего для достижения этой цели?
  Ответ у Юсуфа был всегда один – чистая вера в то, что тот, кто искренне следует словам Пророка, да пребудет мир с ним, относительно джихада, священной войны, станет непобедимым воином. Но проблема была в том, что среди египетских мамелюков он не смог бы отыскать истинно верующих; они были обычными турками, более или менее суеверными, веравшими в духов и священные камни и лишь на словах исповедовавшие чистую веру.
    И в этом случае самым удручающим было то, что даже неверные могли породить таких людей как Аль Гути. Возможно, Аллах показывал им, что человек своею собственной свободной волей мог выбрать  цель в жизни, в этой жизни на земле, и что только святой огонь отделит зерна от плевел, и тогда станет ясно, кто истинно верующий, а кто нет.
  Это мысль удручала. Ибо, если Аллаху угодно, чтобы правоверные, объединившись в джихаде против неверных, одержали победу, зачем тогда Он создал врагов, которых невозможно победить один на один? Возможно, чтобы показать, что правоверные действительно должны объединиться против врага? Истинно верующие должны прекратить воевать друг с другом, и тогда, объединив  свои силы, они станут в десять- сто раз сильнее франков, будь они даже все как один тамплиерами.
   Юсуф вновь подумал об Аль-Гути: его жеребец, его черная, хорошо смазанная и неповрежденная сбруя; его снаряжение, предназначенное радовать не только глаз, но руки. У него было чему поучиться. Сколько достойных мужчин пало в бою лишь потому, что в своем желании покрасоваться, они надевали поверх доспехов  новую, жесткую, сверкающую золотом парчу, стесняющую движения в решающий момент, и погибали более от тщеславия, чем от чего-либо еще. Изучая врага, они должны учиться и запоминать,  а иначе как они собираются победить дьявольское отродье, захватившее ныне их Священный Град  Божий?
   Костер, медленно разгораясь, начал тихо потрескивать. Фахкр и эмир Муса расстелили муслиновое покрывало и принялись раскладывать провизию и чаши для воды. Эмир Муса присел на корточки и размолол зерна мокко, чтобы приготовить черный напиток бедуинов. С наступлением темноты со стороны Эль-Халиля, города Авраама, вниз по склону горы, повеяло прохладой, очень скоро  после жаркого дня  уступил место холоду.
     Ветер, повеявший с запада, донес до Юсуфа запах двух франков, тогда же он услышал, как из темноты донесся топот их шагов. Их запах был сродни вони рабов и полей сражений; по обычаю варваров эти люди явились к ужину, отказавшись от омовения.
   Тамплиер вынырнул из тени на свет костра, и правоверных неприятно поразило, что он держит перед собой  белый щит с красным крестом, что не пристало делать гостю. Эмир Муса неуверенно шагнул к своему седлу, где были сложены их упряжь и оружие, но Юсуф быстро перехватил его тревожный взгляд и тихо покачал головой.
   Тамплиер по очереди поклонился каждому из сидящих у костра мужчин, сержант последовал его примеру. Подняв свой белый щит с омерзительным красным крестом, он пристроил его как можно выше на одном из невысоких деревьев, несказанно удивив правоверных. Жестом руки Юсуф предложил своим гостям присаживаться, и тамплиер, прежде чем присоединиться к ним, отстегнул свой меч, объяснив, что насколько ему известно, в этом районе нет злонамеренных людей, но ни в чем нельзя быть уверенным абсолютно. Поэтому он великодушно предложил оставить свой щит на ночь с ними и вернуться за ним на рассвете, когда всем им придет время отправиться в путь.
    И когда тамплиер и его сержант пристроились у муслинового покрывала, доставая и раскладывая свои свертки – финики, баранину, хлеб и что-то нечистое – Юсуф больше не мог сдержаться и расхохотался. Все с удивлением воззрились на него, не заметив ничего забавного. Рыцари нахмурились, подозревая, что именно они стали объектом веселья Юсуфа.
    Мусульманин поспешил объяснить, что если и есть на свете нечто, чего он никак не мог ожидать, так это то, что ночью его будет защищать щит с эмблемой его врага. Хотя, с другой стороны, это подтверждало и то, во что он всегда верил — Аллах в Своем могуществе не прочь пошутить со своими детьми.
    В этот момент среди провизии, которую выкладывал  сержант, рыцарь заметил кусок копченого мяса, и что–то резко сказав на франкском, указал на него своим острым длинным кинжалом. Покраснев, молодой человек поспешно убрать бекон, а тамплиер, пожав плечами, извинился и объяснил, что в этом мире нечистое для одного может быть хорошим для другого.
    Правоверные догадались, что среди блюд оказался кусок свинины, и вся трапеза теперь считалась оскверненной. Но Юсуф быстрым шепотом напомнил о словах Аллаха, сказанных о тех случаях, когда человек оказывается в беде и законы не являются законами, которые приняты в его своем собственном доме, и им пришлось довольствоваться этим.
 Юсуф благословил пищу именем Аллаха Милостивого и Милосердного, а тамплиер  сделал то же именем Господа Иисуса Христа и Божьей Матери, и никто из пятерых мужчин не выказал презрение к вере другого.
   Они начали угощать друг другу, и в конце концов, тамплиер принял кусок ягненка, запеченного в хлебе, разрезав его пополам своим серым, без украшений, чрезвычайно острым кинжалом. На кончике ножа он передал половину своему сержанту, который отправил его в рот, не сумев скрыть отвращения.
   Ужинали молча. На муслиновом покрывале со стороны правоверных  зеленые фисташки, запеченными в сахарной пудре и меде лежали рядом с запеченном в хлебе ягненком. Вяленая баранина, финики и сухой белый хлеб лежали на стороне неверных.
 — Есть  кое-что, о чем я хотел бы спросить тебя, тамплиер — несколько минут спустя прервал молчание Юсуф. Он произнес это тихим голосом, которым он говорил, об этом знали самые близкие, когда долго обдумывал мысль или хотел понять что-то важное.
 — Ты  наш хозяин, мы приняли твое приглашение и с радостью ответим на все твои вопросы, но помни, что истинная вера наша, а не твоя, — ответил  тамплиер с иронией, словно осмеливался шутить о собственной вере.
 — Не  сомневаюсь, тамплиер, что  ты знаешь мое мнение по этому поводу, но вот мой вопрос. Ты спас нас, твоих врагов. Я признаю это  и  уже выразил тебе свою признательность.  А теперь я хочу знать, зачем ты сделал это?
 — Мы никого не спасали, — ответил тамплиер задумчиво. — Мы долго преследовали тех шестерых. Всю неделю мы следовали за ними, выжидая подходящего момента. Наша миссия- убить их, а не спасти вас. Но Господь простер над вами Свою защитную руку, не ты, ни я не можем объяснить почему.
 — Но ведь ты действительно, тот самый Аль Гути? – упорствовал Юсуф.
 — Да, я тот, кого неверующие называют Аль Гути, но мое имя Арн Готский, мне поручили освободить мир от шестерых негодяев, и я выполнил свой долг. Вот и все.
 — Но  почему это должен делать столь влиятельный человек, как ты? Разве ты не эмир Ордена тамплиеров в Газе? Зачем человеку столь высокого положения брать на себя столь скромную и опасную миссию и отправляться в негостеприимный край для поимки или убийства бандитов?
 — Все очень просто. Наш Орден появился задолго до моего рождения, — объяснил  рыцарь. — С тех пор, как наша армия освободила Гроб Господень, паломники устремились к реке Иордан и к месту, где Яхья, как вы его называете, когда-то крестил Господа Иисуса Христа, и они оказались совершенно беззащитны. Им приходилось нести свое имущество с собой, а не оставлять на хранение у нас, как делается сейчас, и они становились легкой добычей бандитов. Наш орден создан для их защиты. Даже сегодня защита паломников и убийство бандитов считается почетным долгом. Так что это не скромная миссия, как ты думаешь, которую поручают кому попало, напротив, это сердце и душа нашего Ордена, миссия чести. И Бог внял нашим молитвам.
 — Ты прав, — вздохнул  Юсуф. — Все  мы  должны защищать паломников. Насколько проще стала бы тогда жизнь здесь, в Палестине. Кстати, в какой франкской стране находится эта Готия?
 — Не  совсем во франкской стране, — ответил тамплиер с веселым блеском в глазах, его серьезность как рукой сняло. – Готия далеко на севере, на самом краю света. А вы из какой страны? По твоему арабскому не скажешь, что ты прибыл из Мекки.
 — Я  родился в Баальбеке, но мы все трое курды, — ответил Юсуф, не скрывая удивления. — Вот мой брат Фахкр, а это мой…друг Муса. Где ты так ловко научился говорить на языке правоверных? Такие люди как ты, обычно остаются в плену недолго, ведь так?
 — Это  правда, - ответил тамплиер. – Таких, как я, вообще не сажают в тюрьму, я уверен, ты знаешь почему. Но я прожил в Палестине десять лет и появился здесь не для того, чтобы пограбить и через полгода вернуться домой. Почти все тамплиеры говорят по-арабски. Кстати, моего сержанта зовут Арман де Гасконь, здесь он совсем недавно и не понимает много из того, о чем мы говорим. Вот поэтому он все время молчит, в отличие от твоих спутников, которые не осмеливаются произнести ни слова без твоего позволения.
 — У тебя острый глаз, - покраснев, пробормотал Юсуф. — Я старший в семье, в моей бороде уже появился серебряный волос, поэтому я распоряжаюсь деньгами семьи. Мы торговцы, держим путь в Каир на важную встречу и…Я не знаю, о чем мой брат и мой друг хотели бы спросить у одного из наших врагов. Мы мирные люди.
   Промолчав, тамплиер бросил испытующий взгляд на Юсуфа. Он не спеша положил в рот кусочку миндаля, политого медом. Помедлив, поднес другой кусочек к огню, чтобы лучше его рассмотреть, придя к выводу, что это лакомство, должно быть, родом из Алеппо. Вытащив бурдюк с вином, и не спрашивая позволения и не извинившись, он сделал глоток и передал мех сержанту. После этого удобно откинувшись назад, закутался в свой большой толстый белый плащ с отвратительным красным крестом, глядя на Юсуфа не как на врага, а словно оценивая своего противника в игре в нарды.
 — Мой  неизвестный друг и враг, какой смысл нам лгать друг другу, когда мы мирно ужинаем и оба дали клятву не причинять друг другу зла? – непринужденно, без злобы голосе спросил он. — Ты такой же воин, как и я. Если Богу будет угодно, в следующий раз мы встретимся на поле боя. Твоя одежда выдает тебя, твои лошади выдают тебя, и сбруя твоих коней, и ваши мечи, которые вы сложили вон  у тех седел. Эти мечи сделаны в Дамаске, и каждый стоит не меньше пяти сотен золотых динаров. Твоему и моему миру скоро придет конец, перемирие вот-вот закончится, скоро ты об этом узнаешь. Поэтому давай насладимся этим удивительным вечером. Не часто мужчине удается узнать своего врага настолько близко. Только давай не будем лгать друг другу.
   Юсуфа охватило почти непреодолимое желание признаться, назвав свое истинное имя. Но перемирие, действительно, скоро закончится, хотя это еще не ощущалось ни на одном поле боя. Их взаимная клятва не причинять друг другу зла, благодаря которой они  могли сидеть и мирно ужинать, была действенна только на этот вечер.
 — Ты прав, тамплиер, — сказал  он, наконец.— Иншалла  {как пожелает Аллах}, если на то будет воля Божья, мы встретимся однажды с мечем в руке. Но я с тобой согласен, мужчина должен знать своих врагов, и я подозреваю, что о правоверных вы знаете гораздо больше, что мы знаем о вас. Теперь пусть мои люди поговорят с тобой.
   Юсуф тоже откинулся назад, плотнее запахнув плащ, и подал знак рукой, позволил говорить своему брату и эмиру. Но оба засомневались, рассчитывая весь вечер сидеть и просто слушать. Поскольку ни один из них не выразил желания заговорить, тамплиер наклонился к сержанту и они зашептали на франкском.
 — Моего  сержанта интересует одна вещь, — объяснил  он. — Ваше оружие, ваши кони, и ваша одежда стоят больше, чем могли мечтать эти несчастные бандиты. Как случилось, что вы выбрали этот опасный путь к западу от Мертвого Моря, не взяв с собой достаточного эскорта?
 — Мы выбрали самый короткий путь, а эскорт привлекает слишком много внимания, — медленно ответил Юсуф. Ему не хотел вновь испытать неловкость, говоря ложь, поэтому он взвешивал каждое слово. Всякий эскорт, несомненно, привлек бы излишнее внимание, поскольку он должен был состоять, по меньшей мере, из трех тысяч всадников, чтобы считаться безопасным.
 — И мы доверились нашим лошадям. Мы не думали, что несколько никчемных бандитов или франков, смогут догнать нас, — быстро  добавил он.
 — Разумно, но недостаточно, - кивнул тамплиер. — Те  шестеро терроризировали эти края почти полгода. Они знали местность как свои пять пальцев, и могли передвигаться по этим местам быстрее любого из нас. Это и сделало их богатыми. Пока Бог не наказал их.
 — Я бы хотел узнать вот что, — сказал  Фахкр, прокашлявшись, чтобы прочистить горло после долгого молчания. — Говорят, что у вас, тамплиеров, живущих в Эль-Аксе, есть минбар, место, где правоверные совершают молитвы. И еще люди рассказывали, что вы, тамплиеры, однажды ударили франка, который помешал верующему молиться. Это правда?
  Трое правоверных вперили взгляды в своего врага. Но тамплиер улыбнулся и перевел вопрос на франкский своему сержанту, который тут же кивнул и расхохотался.
— Да, в этом больше истины, чем вы думаете. –  тамплиер на мгновение задумался или сделал вид, что задумался, чтобы подстегнуть интерес слушателей. – У нас действительно есть минбар в Темплум Соломонис* , как мы называем Эль-Аксу, «самое отдаленное место для молитв». Но в этом нет ничего необычного. В нашей крепости в Газе каждый четверг, единственный возможный день, проходит маджлис**, потом свидетели клянутся на Божьем Священном Писании, на Торе или на Коране, а в некоторых случаях на чем то совершенно ином, что они считают священным. Если вы , как утверждаете, торговцы из Египта, вам должно быть известно, что наш Орден ведет активную торговлю с египтянами, а они люди другой веры. В Эль-Аксе, если вам так больше нравится называть, наша штаб-квартира, и туда же прибывает много гостей. Проблема в том, что каждый сентябрь из Пизы и Генуи, или с юга Франции приплывают новые корабли с новыми людьми, преисполненными духа и рвения, возможно, не для того, чтобы сразу попасть в рай, но с целью убивать людей иной веры или, по крайней мере, приложить к этому руку. Эти вновь прибывшие создают остальным известные проблемы. Каждый год вскоре после сентября в нашем квартале начинаются беспорядки, потому что новички начинают задирать людей вашей веры, и нам, конечно, приходится жестко ставить их на место.
* «Храм Господень» — имеется в виду Второй иерусалимский Храм, построенный вернувшимися из Вавилонского Изгнания иудеями, во главе с пророками Ездрой и Неемией, и разрушенный римлянами в 70 году н. э. Во время существования Иерусалимского королевства крестоносцев Храмом Господним именовался т. н. «Купол Скалы», он же — Золотой купол или Куббат ас-Сахра на арабском. Мечеть «Аль-Акса» («Крайняя») именовали Темплум Соломонис — Храм Соломона.
** Меджли;с или маджли;с (араб. ;;;;; — Majlis), (дословно «собрание»)}
 — Ты готов убить христианина ради нашего народа? — ахнул  Фахкр.
 — Конечно, нет, — сурово  возразил тамплиер. — Для нас, как и для людей вашей веры, убийство любого истинно верующего  –  тяжкий грех. В этом не может быть сомнений.
   Вскоре к рыцарю вернулось доброе расположение духа и он продолжил:
 — Но ничто не мешает нам задать таким негодяям хорошую трепку, если они не поддаются на уговоры. Я сам несколько раз имел  подобное удовольствие…
   Он быстро повернулся к своему сержанту и перевел. Когда сержант начал кивать в знак согласия и смеяться, всех охватило огромное чувство облегчения, и все дружно от души посмеялись.