Женский монастырь

- Встать, суд идет! – провозгласил секретарь.
Кроме меня единственный мужчина в зале.
Мне почудилось, что погоны на белой его тужурке возмущенно встопорщились.
Еще бы не возмутиться. Если бы я покаялся, обещал  исправиться,  кровью смыть преступление, то, может быть, отделался бы общественным порицанием. Принудительными работами на благо человечества. Например, чисткой выгребных ям, то есть общественных туалетов. Как большинство более покладистых моих предшественников.
А я вместо этого заупрямился.
И теперь Власть с подозрением будет приглядываться к каждому мужику.
По мнению женщин, стоило нам хоть немного принять, как в нас пробуждались самые низменные инстинкты. И хотя войны давно запретили, и  оружие уничтожили, но можно изуродовать  и голыми руками.
Поэтому спиртосодержащие жидкости разрешено приобретать только в аптеке по рецепту, напечатанному на особом бланке.
А я подделал и бланк и печати.
Ради страждущего друга.
Мужчины, вроде бы не выдающегося роста и не богатырского сложения. И лицо самое заурядное, и средние умственные способности. И далеко не красавец.
Но некоторые удавы гипнотизируют свои жертвы. Подвывая в смертной тоске, те сами подползают к убийце.
Так женщины тянулись к Николаю. А тот снисходил до них.
По молодости и в легком подпитии (тогда еще разрешено было выпивать) я пытался помочь некоторым неразумным созданиям.
- Он же все равно променяет тебя на бутылку, - пожалел одну из них.
В лесу справляли  день рождения.
В конце мая днем было тепло, но  вечером замерзли под холодным северным ветром. Неожиданно выпал снег,  ребята сгрудились около костра.
Николай увел подругу в палатку.
Ветер задувал порывами, пламя металось, и тогда, казалось, лица наши корчились в завистливых гримасах.
Но когда полураздетая девушка вывалилась из палатки, никто не  осудил ее.
Или забыли об осуждении за яркими подробностями.
Снег таял под босыми ногами. И снежинки  не долетали до тела.
Мне стало холодно у костра, только поэтому пожалел я девицу.
- Вот еще! – не  поверила она. – Ни за что и никогда!
Как не верили и другие его подруги и наложницы.
Некоторые обещали перебить всю посуду, которая служит для удовлетворения наших низменных потребностей. Бутылки, из которых мы наливаем, стаканы, из которых пьем.
И напрасно я всерьез не относился к их угрозам.
С каждым днем становилось все больше таких воительниц. Сначала они лишь обходили ближайшие пивные и обещали строго покарать хозяев, если они будут продолжать спаивать их благоверных, а те  отмахивались от пустых угроз, но, как известно, вода камень точит.
Поскольку пивные в основном располагались в  домах, то жильцы наконец возмутились поведением беспокойных соседей.
Власть подсуетилась, забегаловки закрыли.
Воительницы переместились в магазины.
По их просьбе не только сократили время продажи  алкоголя, но стали пристальнее наблюдать за покупателями.
Мальчишкам до двадцати пяти лет нечего делать в винном отделе.
А пенсионерам пора забыть о вредной привычке.
И все ужимались годы между детством и старостью. До тех пор пока не сошлись в одной точке.
Так в атмосфере сходятся потоки теплого и холодного воздуха,  тогда в  природе возникает возмущение. И чудовищные грозы сотрясают планету.
Или изливается лава и достигает берега. И кажется, грохочет канонада.
Но у нас случилось столько революций и переворотов, что мы ко всему привыкли.
Никто не возмутился. С лозунгами и плакатами  не вышли на площади и проспекты. А если кто-то  возмутился, то его недовольство не выплеснулось  за  стены квартиры.
После того, как запретили выпивать, у мужчин заметно поубавился воинственный пыл, и  уже не сложно было окончательно разоружиться.
И я по наивности подумал, что  Николаю  более не удастся привораживать доверчивых подруг.
Но он не угомонился.
Уже бесполезно было предупреждать  и доказывать.
Сначала они мечтали отлучить его от выпивки. Это удалось общественными усилиями.
Теперь, чтобы разжиться хотя бы стограммовым пузырьком, требовалось приложить героические усилия.
Сначала попасть на прием к врачу, и доказать, что тебе требуются не бесполезные таблетки, а именно это лекарство.
Врачам спущены строгие инструкции: выписывать рецепт только в случае крайней необходимости, если нет иной возможности избавиться от настырного пациента.
Очередная его подруга понадеялась.
- Теперь-то он куда денется? – Не услышала меня.
- Денется, -  откликнулся я неправильным эхом.
- Меня бабушка научила!
Бабушка ее была колдуньей. Но если другие оставляли в наследство рецепты приворотного зелья, то та передала невидимый поводок, на который Виктория пристегивала, своего подопечного.
Работали они в одном отделе, и по возможности женщина выслеживала каждое его действие. Доводила до дверей уборной, в этом заведении, она была уверена, никакая соперница не посягнет на ее избранника.
А также сопровождала до кабинета главного инженера, когда туда приглашали Николая.
Все изменилось, когда главного отправили на пенсию. Заменили его молодящейся дамой средних лет, неизвестно за какие заслуги назначенной на высокую должность.
(Такая тенденция: теперь все чаще выдвигают женщин.)
Наверное,  в Главке так всем приелась, то ее выпихнули на предприятие.
Николай все чаще пропадал в той камере, и когда переступал порог, то приходилось отстегивать поводок, а дверь была настолько надежной, что скрадывала все звуки. И тем более не одолеть было эту преграду.
Видимо, не самой знатной колдуньей была ее бабушка, или за годы, что прошли после ее смерти, заметно поубавилось былое колдовство.
Пришлось обратиться к более продвинутой специалистке.
Виктория поднакопила кое-какой капитал, мечтала прибрести загородный домик. И пусть он будет не больше собачьей конуры, но при известной сноровке туда можно втиснуться вдвоем.
Пришлось отказаться от загородной мечты.
Колдунья раскинула свои картинки, ворон, что прислуживал хозяйке, зловещим карканьем подтвердил ее выбор.
- Такие ходоки не поддаются никаким заклятиям, - приговорила просительницу колдунья.
Птица еще раз каркнула.
Железом по стеклу, иглой в сердце.
Зажимая боль растопыренными пальцами, Виктория взмолилась.
- Даже если привязать его к кровати?
- Хоть к  мачте тонущего корабля, - откликнулась вещая птица, то есть колдунья.
- Даже если заразить неизлечимой болезнью?
Птица воздела крылья. Вывалилось перо с железным наконечником.
Виктория увернулась.
Треснула паркетина, в которую вонзилось копье.
- Если неизлечимой и смертельной болезнью, - научила и поправила ее колдунья.
Несколько дней ушло на подготовку.
Соседка, местная умелица, подсказала, какие нужны составляющие.
Когда-то работала в химической лаборатории, пока ту не прикрыли за ненадобностью.
После многочисленных опытов ей удалось составить адскую смесь.
Бабы хитры и изворотливы, если мужикам требуется, то опасно и хлопотно отказывать им.
Сначала надо осторожно продырявить баночку со спреем. Содержимое аккуратно слить в посудину. Потом  бросить туда несколько гнилых картофелин и высыпать пачку сахара.
Жидкость позеленеет, начнется бурная реакция с выделением зловонных пузырей.
И когда стены комнаты впитают  вонь, когда лопнет последний пузырь, снадобье готово к употреблению.
Надо незаметно влить несколько капель в чай или в суп, а если мужик догадается, не признаться в злом умысле.
Так поступают случайные наши подруги.
Когда мужики дозревают, то вдоволь наслаждаются своей безнаказанностью.
Мстят нам за все  унижения.
Но женщины, что претендуют на совместное проживание, поступают по-иному.
Первая капля упала, напиток еще не позеленел.
- Полжизни провела в поисках. Так долго тебя искала, - призналась Виктория.
Николай принюхался. Еще не насторожился от невнятного запаха.
- Я тоже заслужила счастье и умиротворение, - сообщила женщина.
Запах заметно усилился.
Мужчина удивленно огляделся.
Достаточно двух капель, объяснила колдунья. Мужик обязательно согласится. Но если его потянет на других баб – а твоего обязательно потянет, - то ты сама виновата.
Виктория тщательно подготовилась. Не только приоделась, но разрисовала лицо, стала похожа на индейца, вышедшего на тропу войны.
Соперницы наверняка признают свое поражение.
Николай неуверенно поднялся и попятился, так напугала его боевая раскраска.
- Стой! – приказала женщина.
Другая на ее месте выступила бы по полной программе.
Обозвала бы беглеца импотентом, пожелала  того же его детям. И заверила, что предки, если таковые существовали, уже многократно перевернулись в своем гробу.
А Виктория лишь вежливо попросила  остаться.
Но он отворил дверь камеры.
И тогда женщина забыла о предупреждении колдуньи.
- На посошок, - предложила она.
Так  прощаются даже с беглецами.
Пока капала в стакан, неузнаваемо изменилась.
Лицевая краска отвалилась. Хлопья краски смешались со слезами и с лекарством. Морщины  избороздили щеки. Кожа потускнела, глаза потухли, в волосах стала заметна седина.
Замученная женщина, даже  беглецы должны помочь ей.
- Я только в туалет, - придумал мужчина.
Зажмурился и отступил от двери.
А  она, вместо того чтобы шагнуть к нему, подобралась а окну.
Бесполезный поводок  вышвырнула  на улицу.
Пусть те, кому он необходим, подберут его.
Зарычали псы, выругались хозяева.
С закрытыми глазами, осторожно ступая, чтобы не рухнуть в пропасть, мужчина добрел до стола.
- Всего оишь собрался погулять, - попытался оправдаться.
- Пей! – приказала женщина.
Хотела запретить, но споткнулась на отрицательной частице.
Николай дотянулся до стакана.
- Стану козленочком, -  пошутил он.
- Но все же моим козлом, - откликнулась женщина.
Мужчина глотнул, кадык дернулся, снадобье с хлюпаньем – так чавкает болото – провалилось в желудок.
Женщина вгляделась.
Колдунья обманула.
Мужчина не погиб, даже не превратился в козла или в собаку или в другое нечистое животное.
Лишь глаза потускнели, но только у зверья они светятся, да руки обвисли, но мы не хищники, чтобы безжалостно рвать добычу, и плечи поникли; и вообще, женщине показалось, что она смотрит в зеркало.
Не зря, когда отчаиваешься, его положено  занавешивать тряпкой.
Она не занавесила и не разбила, но помогла занемогшему гостю добраться до постели.
Раздела его. Так грамотно и осторожно, будто десятки раз  раздевала до этого.
Прежде чем лечь рядом, загрузила его белье в барабан стиральной машины. Как и свое белье.
То впитало запах снадобья, и если не избавиться от него, не удастся растормошить мужчину.
Может быть, никогда не удастся.
Впрочем, все равно была счастлива, ее подруги не могут похвалиться и таким приобретением.
Мужчин пора занести в «красную книгу», с такой скоростью они вымирают.
А те, что остались, вялы и неактивны.
На работе с показным смирением объяснила главной инженерше.
И та, хотя была готова ее уничтожить, предоставила, как  положено, недельный отпуск.
- Тебе и месяца, и всей жизни не хватит! – напутствовала захватчицу.
- Напрасно я хотела назначить тебя начальницей отдела, - уколола напоследок.
- Лучше синица в постели, чем журавль в чужих апартаментах, -отбилась Виктория известной пословицей.
Не зря надеялась, колдунья оказалась не права, снадобье не убило и не искалечило, но замечательным образом подействовало на пленника.
Не синица, и даже не журавль, но сокол или орел, уже на следующий день он очнулся.
И не надо было водить его на поводке, он не сможет убежать из камеры.
Я отыскал его на второй или на третий день.
До этого, когда вместе бродили по улицам, то девицы завлекали  вроде бы случайными жестами или наивными вопросами.
Если он не мог ответить, то я выглядывал из-за его спины.
- Какое расстояние от Земли до Луны? – заинтересовалась заумная искательница.
Я правильно ответил.
А также выучил, сколько восьмитысячников находятся в Гималаях.
Освоил таблицу химических элементов и запомнил названия всех изотопов.
Энциклопедия стала моей настольной книгой.
Все познал, но когда лишился  друга, девицы перестали замечать меня.
Поэтому отыскал дом, где в камере томился узник.
Занял наблюдательный пост в подворотне, откуда было видно заветное окно на четвертом этаже.
Укрылся за мусорным баком.
Из него выскочил и напугал помойный кот.
Требовалось дождаться, когда уйдет  тюремщица.
Зелье наверняка прокисло, мужчина может очнуться. И тогда, хотя еще осталось несколько дней отпуска, закончится праздник.
Мне удалось дождаться.
Покачиваясь и загребая пыль непослушными ногами, женщина отправилась за добавкой.
Тогда, как бывало в детстве, я свистнул в два пальца.
Обыватели, что затаились в крепости, прильнули к окнам.
Мой бывший напарник тоже  посмотрел. Не решился распахнуть форточку, но умоляюще простер руки.
Я обязан помочь другу.
Некогда в подпольной мастерской изготовили требуемый рецепт. Отдал все сбережения за их работу.
Поэтому не смог приодеться, и девицы обходили меня далекой стороной.
Ради друга пожертвовал своим благополучием, и уже  приходилось выручать его.
Отыскал аптеку, где не приглядывались к бланку.
Умельцы не смогли воспроизвести некоторые водяные знаки.
Фармацевт – наверное, единственный мужчина в этой специальности – подмигивал, отпуская лекарство.
Плюгавенький и кривобокий мужичок; я поспешно убирался из этого заведения.
Но аптека оказалось закрыта, на дверь не повесили объяснительную записку, но крест-накрест заколотили ее корявыми досками.
Тротуар отскоблили, но около входа на асфальте проступили ржавые пятна.
Голуби – еще извели не всех мужчин и птиц – торопливо склевывали их.
Женский патруль уже присматривался ко мне.
Пришлось обратиться к местной самогонщице.
Ни разу не был у нее, но друг рассказал.
Надо особым образом постучаться, после этого обернуться на восток – где когда-то была церковь или мечеть – и отметиться начальными словами молитвы.
Что я и сделал перед бронированной дверью.
Когда услышал шорох, то представился.
- Еще существуют мужчины, - перепутал слова.
Хозяйка встревожилась.
Чтобы выжить, ей пришлось сотрудничать. Если сообщать  о нежелательных элементах, то тогда Власть будет снисходительно относиться к мелким нарушителям.
Сотрудница надавила на тревожную кнопку.
Несколько девушек, что вроде бы безмятежно прогуливались около явочной квартиры, насторожились. А потом, подталкивая друг друга – никто не хотел быть первой, - ворвались в парадную.
Я  еще бы успел спастись. Можно подняться на лестничную площадку и выброситься в окно. Может быть, повезет, и не разобьюсь.
Но расслабился и размечтался.
Представил, как с пузырем (конечно, придется наклеить на него безобидную этикетку) возвращаюсь к тюрьме.
Друг наконец решается распахнуть форточку. Прежде чем спустить бельевую веревку, проверяет ее на прочность. Сооружает петлю и накидывает  на шею. Не находит подходящего крюка, но все же надеется, что та не порвется.
Конец веревки привязывает  к запястью, чтобы тот не выскользнул из вспотевшей ладони.
А я в свою очередь упаковываю пузырь в вату, чтобы  не разбился.
Это вам не какой-то колдовской эликсир сомнительного свойства, но желанный живительный напиток.
Узник прозреет от первого глотка и удивится, куда он  попал и что делает с этой камере.
После  второго глотка  многократно возрастет  сила.
На третьем выломает двери темницы.
И я вновь обрету друга.
Несколько секунд удавалось наслаждаться сладкими видениями.
Этих мгновений не хватило, чтобы спастись.
Амазонки навалились и повязали.
Такая боль и отчаяние, что очнулся только на судилище.
Обычно других  пленников тщательно подготавливают к процессу.
Например, угрожают покарать их родных и близких. После этого многие соглашаются сотрудничать.
А если человек одинок, то морят  голодом, или приводят в музей, где собраны средневековые орудия дознания. Деревянная кобыла, на которой никуда не ускачешь, но чье седло утыкано гвоздями.  Две дощечки, что надевают на лодыжки и постепенно закручивают винт. Вертел, к которому привязывают упрямца.  И еще множество других хитроумных приспособлений.
Если такой экскурсии недостаточно, то обещают использовать экспонаты по назначению.
Этого обещания достаточно для того, чтобы усмирить  самых упрямых узников.
( Говорят, раньше были герои, что выдерживали изощренные пытки. Предпочитали смерть бесчестию. Но давно перевелись подобные деятели.)
Я признался еще на предварительном следствии.
Продолжил наговаривать на судебном процессе.
Судьей назначили молодую девицу.
Молодые не знаю страха и сомнений.
Сначала она отличилась в карательной экспедиции.
Внешние факторы способствуют  изменчивости вида, заявил один из основоположников. Бытие меняет сознание, согласился другой.
Так или иначе, но эта ищейка обладала совершенным нюхом. Настораживалась на тех, что хоть чем-то  отличались от однородной массы.
Уши ее топорщились, бугрились желваки, глаза оборачивались бойницами.
- Он основной нарушитель незыблемого порядка, не  пропускал ни одной юбки! – обвинил я бывшего друга.
Пропищал, так изменился мой голос после задержания.
Публика – на мероприятие допустили только обездоленных женщин – возмущенно загудела.
Так гудят пчелы, когда возвращаются с пустых полей. Или так отчаявшиеся женщины завидуют более удачливым своим товаркам.
- Кажется, во Франции… после или во время давней революции…  придумали это самое устройство, - вспомнила судья.
При этом плотоядно оскалилась.
Стала похожа на оголодавшую хищную кошку.
После участия в карательных акциях ее направили на юридические курсы. Там быстренько обучили.
Наверное, намекнула о механизме для отсечения ненужных органов.
Слишком ответственная работа, ее нельзя поручать женщинам, они могут пожалеть нарушителя. Тогда пострадает их профессиональное достоинство.
- Он – закоренелый преступник! – пропищал я.
Публики еще больше заволновалась.
После допроса я соглашался с любым властным утверждением.
- Ввести долгожданного преступника! – потребовали самые нетерпеливые зрители.
Так возмутились, что  были готовы растерзать любого мужика.
И хотя я сидел в клетке с достаточно толстыми прутьями, но могли искорежить  железо. А секретаря не спасут и погоны.
Но,  может быть,  не покусятся на него, он похож на того кривобокого и горбатого аптекаря, таких все больше становится с каждым днем.
Бытие не только определяет сознание, но изменяет физическую сущность, слегка подправили современные философы изречение классика.
Я ощутил это на себе.
Пока укрывался тенью друга, то захирел без солнечного света. Кожа  стала серой и пористой, а одежда обвисла, как на вешалке.
А когда им завладела очередная подруга, то тем более не воспрял в одиночестве.
Он виноват, что поредели и облезли волосы, и стало так холодно, что даже на солнце не удавалось отогреться, и женщины в упор не замечали меня, а если снисходили, то презрительно морщились.
Наконец одна из них пожалела  и вывела на сцену.
И я смог высказаться.
Пусть при этом меня перекосило, еще больше обвисла одежда, а на спине наметился горб.
И писклявым стал голос. Хотя я отказался от варварской операции, которой подверглись многие узники.
А от безобидных уколов человек практически не меняется.
Когда его ввели, от грохота и крика заложило уши.
Или воронье огромной стаей зависло над городом.
Когти и клювы нацелились.
- Я не виноват, он меня заставил! – Попытался я уцелеть.
- Бейте, рвите его! – разрешила судья.
Не птицы, а люди.
Ее пальцы обернулись когтями, а губы превратились в клюв.
С когтей и клюва срывались капли ржавчины. Когда падали на пол, то разбивали керамическую плитку.
Зрители подступили.
И если, врываясь в явочные квартиры, пытались укрыться за спинами соратниц, то теперь каждая спешила расправиться с преступником.
Я забился в дальний угол клетки.
Наши люди не нуждаются в орудиях убийства, голыми руками способны уничтожить любого.
Толпа поглотила жертву.
Капли ржавчины забрызгали стены камеры.
Я зажмурился и зажал уши.
И все равно слышал, как урчат звери, поглощая добычу.
И видел сквозь неплотно сомкнутые веки.
Разодрали на части, каждая отваливалась с клочком его одежды.
Одни прижимали эти обрывки к лицу и не могли насладиться запахом, другие возносили их как победные стяги.
Мужчина выжил в этом побоище.
Если до этого не отличался богатырской статью, то изменился чудесным образом.
Навис над раболепной толпой. Великолепным и прекрасным обнаженным телом.
Мне почудилось, что я возродился вместе с ним.
Но еще больше скособочился, и сильнее изогнулась спина.
Тогда заплакал, закрыв лицо руками.
Но поздно и бесполезно было надеется, умолять и каяться.
……………………..
Г.В. Июнь 25.