Чаша моя. 8

Угольки тлели в небольшом костерке. Если бы теперь растелились дворцовые залы, то точно раб бы подумал об одиноком заблудившемся в коридорах госте с мелкой из плохого воска свечою. Неприметный огонек в ночи принадлежал двум путникам, направлявшимся в Рагу, в Мидии. Здесь среди леса и реки, они нашли пристанище на ночь. Один из них небольшого роста, в голубом хитоне, красном плаще и черном наплащнике с ноголовником, совсем юнец. Другой крупного тела, средних лет в двух черных плащах зрелый человек.

- Ты согласился со мною пойти, но сказал имени только моего отцу, скажи почему? - юнец, которого звали Товия, с наслаждением наблюдал за рыбою, что румянилась в коптильне.

- Ведь и он спросил меня какого я колена. И лишь потом об имени моем, - смиренно и скромно отвечал тот.
 
   Товия согласился. Он не знал дорогу в Рагу. И что Азария попался ему настоящее чудо, сам Бог послал его ему. И отцу его Товиту. Юноша с интересом рассматривал это светлое белое лицо с суровыми нависающими бровями и глазами, которые, кажется, пылают огнем, подобно дровнице в их скромном очаге. Ночь вступала в свои права, в тишине где-то плескалась рыбина, лопали пузырьки водомерки да тихонько сопел наполовину седой бело-красный пес.

- Ты говорил, что дорога в Рагу опасна? Неужели эти земли поглотили разбойники?

- Нет, - не поднимая глаз отвечал спутник Товии.

- Так, как твое имя?

- Азария

- Ты воин?

- Если Отец позволит мне так себя назвать  - путник поднял голову на юношу, широко улыбнулся.

       Товия теперь не сводил глаз с кипящей рыбной шелухи. «Если Отец позволит…» - юноша пребывал в воспоминаниях. Последний раз счастливым он видел своего отца в вечер пятидесятницы. Он обещал быть самым светлым среди тысячи прошедших лун, отец вернулся в Ниневию. Товия, подросший и окрепший духом, встречал его к столу. Наполненный теплом угля и запахом горячего хлеба их скромный дом, благоухал и светлел.

- Готова, - Азария подал ему рыбину, но тот помедлил.

      Тогда Азария бережно завернул рыбину его в ипомею, а затем, не прикоснувшись к пище, подал кусочек лежащему у ног Товии псу. Юноша же очнулся, наевшийся пес со всей собачьей преданностью вылизывал ему щеку. Азария рассматривал звезды, иногда оглядываясь в темноту вод.

- Ты не поел? - Товия взял в руку зеленый листок, но отложил, есть уже не хотелось.

- Я напитаюсь позже, когда помолюсь, - Азария помолчал немного, - Говори, что хочешь сказать Товия, сын Товита.

- Скажи мне, Азария, почему Бог насылает на нас скорби и болезни? От грехов наших или грехов отцов наших?

         Азария, исполненный мудрым молчанием, с улыбкой гладил вновь засыпавшего пса. Товия же сомневался, как ему рассказать воину, наемнику о своих терзаниях, сомнениях и печалях. Но от чего-то само сердце ему подсказывало, что тот, кто теперь делит с ним ужин, - это тот, кому можно доверить и душу, и свою собственную жизнь. Юноша с настоящей болью описывал: как отец его вышел со стола, разлив вино и не притронувшись к снеде, к дому на зов его, Товии.

- Отец послал меня, привести к столу неимущего брата нашего, что не забыл еще в этих пропавших краях имя Господа нашего. Но нашел я мертвым одного из братьев. Гнев и страх объял меня. И праздник наш обратился в скорбь, а увеселения в плач.

        Сердце Товии замерло, он остановился и прислушался. Ему на секунду показалось, что морская волна ударила на берег озера, приливом, а затем затухла с отливом. Его пес, дремавший до сего, поднял ухо, проснулся и зарычал. Он пугливо обернулся и глаза его растворились во тьме. Тишина без единого шороха, без единого ветерка пела над водной гладью.

- Не бойся. Сам Господь ниспосылает все благое, по своей же воле уничижает - показался за ним Азария, - Поешь.

- Почему же братья смеялись над отцом моим? Ведь погребал он братьев наших.

- Глубока скорбь в отце твоем. И в тебе, юный Товия. Не печалься. Сколько Господом определено, столько и жить.

- Отец спал в ту ночь на холоде у дома, будто сам мертв. Мелкие птицы породили бельма его. Кажется, благодать Бога оставила его. Не врачи братьев наших, ни ниневитян не помогли ему. - юнец глядел в темноту.

     Азария оставил его, отошедши к молитве. Товия же остался у воды, вспоминая отца. Среди тьмы прорвался ветер. И пес сорвался с колен Товии в темноту, громко лая. Юноша по скалистым камням побежал прочь в низину, окрикивая собаку.

- Келив, Келив! - кричал юноша.

     И вдруг застыл на песке. Непроглядная тьма скрывала в низине неописуемую красоту. «Хорошо бы солнце взошло, чтобы насладиться этим!» Еще Товия подумал: «Оттого может тени слабее солнечного света?» Гористое ущелье с порослью свежей, покрытой росою травы охватывало реку. Теперь ясно было молодому Товии и то, где скрывались ветерок и речные жители. Здесь в самом сердце воды. Он аккуратно вступил в грязь и вдохнул полной грудью речной воздух. Пахло тамариском и пшеницей.  Товия присел на первый найденный в топи камень. Келив исчез где-то среди поросли, лишь его довольные хрюканья доносились оттуда. Может, обнаружил сверчка или крысу.

- Как прекрасно, твое творение, Боже!

     Ему захотелось войти в холодные воды, омыться свежей росою, намочить волосы в свежести водоема.

- Благослави, Господи! - и принялся опускать ноги в воду.

      Он принялся было снять хитон. И прыжком выпрыгнул из заболоты, ухватившись за первый попавшийся камень на скале. Пресная волна, мощная, шумная, оросила его лицо. Он встрепенулся, подергал головой и протер глаза. По-детски засмеялся этой дикой необузданной невиданной стихии.

- Что это такое? - вслух произнес Товия.

    Он побежал вперед через затопленную грязь, по мели на островок в шаге, вслед за этой волной. Мальчик не знал: что такое может создавать необычайной величины волну здесь, среди речного течения. Он стоял по грудь в воде, когда водная гладь остановилась и успокоилась. Товия пошарился ногами, вдруг где-то бьют холодные ручьи. Он опустил голову к воде. Луна отражалась ярким холодным светом как в зеркале. Еще минута: и вода перед ним разверзлась, что-то змеевидное, покрытое чешуей ворвалось в темноту. Блеск луны исчез, и воздушное шипение эхом пробежало в ущелье. Товия оказался перед рыбной пастью. Множество острейших зубов и пару страшных глаз промелькнули а темноте. Он нырнул под воду и исчез внутри ее толщи. И чудище с поднятой вверх головою и зубастой пастью исчезло. Товия вынырнул рядом с мелью.

- Азария! Азария! Азария! - кричал Товия.

- Каллионимос, небесная рыба - кричал с берега Азария.

- Что мне делать? - он на секунду поддался страху


- Хватай его, Товия, сын Товита.

     И страх его тут же испарился. Товия побежал к воде. И когда вновь черная змея появилась между небом и землей, он схватил ее за хвост, что есть силы выбросил на берег. И тут же исчез среди мелкой воды, не устояв.  Очистившись от мелких пиявок, Товия, дрожа, выпрыгнул из воды, озаренный счастливой улыбкой.  Страха не было, он исчез прочь! Всесильный Боже!
      Товия обернулся: массивный змеиный хвост с толстой головой исчез среди прибрежного папоротника. Товия, возрадовавшись, быстро вскарабкался наверх, обнаружив Азарию читавшим молитву над рыбою. Как только Товия приблизился на шаг к Азарии, тот подал ему нож. Товия принял его на ладони: такой диковинной штуки он не видел никогда. Шесть острых лезвий с золотой, огненной обкладкой. Товия прикоснулся пальцем: капля крови капнул прочь в папоротник.

- А не лучше ли тебе? Она не меньше, чем на ввержение камня, - Товия стеснительно опустил голову.

- Разрежь им рыбу, возьми сердце ее, желчь и печень. И сбереги их.

     Товия покорился. Он выворотил лохмотья и принялся освежевать рыбу. Она подчинялась ему. Не воротила хвостом, не сверкала зубами. Никогда он не видел такого опасного хищника покорным. Азария меж тем шептал что-то непрерывно, пока Товия отделял желчь в кожаный сосуд, а сердце и печень в лохмотья.

- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, - повторил Азария и подал Товии свой плащ.

- Это твоя родовая молитва? Азария из рода Ананьи? - принимая плащ, спросил Товия, раньше никогда не слышав подобного.

- Сбереги их. А останки спечем на костре.

    От ночи оставалось немного. На рассвете Азария был намерен достигнуть Екатабан. Он попросил подкрепиться юношу, а рыбу в ипомене приберечь на утро. Путь предстоял долгий. В предрассветных лучах трапеза была окончена, и Товия, уставший от всего приключившегося.

- Ты знал, что появится рыба? - говорил юноша сквозь наступающий сонный мрак.

- Да, Товия, сын Товита.

- Научи и меня рыбной ловле. Небесная рыба, каллионимос.  Азария, знаешь - засыпая говорил Товия - Мне кажется за нами наблюдают.

    Но Азария не ответил ему, но бережно охранял его сон, не сомкнув глаз. Только проговорил: «В руци твои, Боже мой, передаю дух его».