Средний палец

С печальной периодичностью театральная жизнь последних лет выбрасывает в общество скандальные эскапады. Теперь на сцене можно показывать всё: зад, перед, сисю и писю… К этому притерпелись. Даже демонстрация Христа в обрамлении промежности прошла без особого ажиотажа.
Но все конечно и в оскотинивании Мельпомены вроде бы тоже достигнут предел насыщения. Вывернуться изнутри наружу через гениталии — это напрашивается — не дают законы биологической природы.
Надо признать, что здесь наши, доморощенные продвигатели культурки в массы далеко не на первых ролях. Явление — это общемировое.
Но у нас так  было не всегда.
Русский театр шел своей дорогой. Своем путем.
Мы с него ушли.
Почему?
Освободившись от пресса блюстителей чистоты и непорочности  социалистического реализма, репертуарный театр потерял не очевидное, даже немножечко тайное - возможность демонстрировать прикрытый кисеёй средний палец. Теперь не возбранялось открыто показывать всё. Но публику привлекал именно таинственный палец, которого вроде бы и  не было, но зрители его видели, и думали, что таким способом им указуют на цель, к которой надо стремиться.
И не важно, что на самом деле театры в большинстве случаев показывали разрешенное запрещенное, для возбуждения зрительского интереса. Все равно, задрапированный средний палец представлялся революционным и духоподъёмным.
Треск от перелома, эксплуатировавшегося пару веков эстетического шаблона, на какое-то время всколыхнул внимание публики.
Но мгновенно возникающий интерес публики и пропадает быстро.
Реагируя на разрастающиеся проталины в зрительных залах, режиссерами был организован поиск театрального того, не знают чего. Результаты поиска более, чем скромны - сползание в непотребство представляется ныне в качестве прогресса.
Актеры в репертуарном театре, как правило, отбывают повинность. Сегодня пределом их «мечт» является сериал. Именно он, сериал, сделал театр зрителю ненужным, а актеру - невыгодным.
Репертуарный театр держится на подпорках Минкультуры, а антреприза превратилась в откровенный «чес» для тех, кто примелькался публике в ящике.
Тяжелое положение.
Но ведь и у других муз дела обстоят не лучше.
Последние достижения служителей Терпсихоры, продемонстрированные на многочисленных телевизионных конкурсах, все более и более напоминают движения камлающих шаманов, узнавших о существовании акробатики.
Про Эрату без слез нельзя. Песня. Где ты – песня? Есть клипы.
А где и в каком состоянии Каллиопа? Поэт в России – действительно больше, чем поэт. Он, как тот еврей, утверждавший, что, став царем, заживет лучше, чем царь – он будет еще немножечко шить. Поэтому в последнее время наибольшим спросом в области поэзии у почтенной публики пользуются рифмованные (желательно – похабные) частушки на политические темы.
Эвтерпа доедает багаж, наполненный великими.
Живописи греки музы не назначили, возможно, предвидели, что ее уничтожит фотография. А то, что сегодня мы имеем под тем же названием, живописью назвать нельзя: там ничего живого не описуют. Если раньше художник создавал нечто, требовавшее напряжения ума зрителя, то сегодня востребована заумь.
Что же в итоге?
Мы возвращаемся в эпоху наскальных  рисунков  и балагана.
Публика, пришедшая в театр на Собчак или Бузову, движима теми же самыми позывами, которые приводили ярмарочную толпу в шатер, где ей показывали усатую женщину.
Деградация. Так это, вроде бы, называется.