На лавочке у подъезда. ч. 22

                Нескончаемая повесть

   Аннушка одна на лавочке. Кто мимо идет, здороваются. Кивает им в ответ. Что-то слезы на глазах появились. Одна осталась из первых жильцов дома. Речной порт, где прошла ее юность, зрелость и лучшие годы, обанкротился. Как-то сходила туда, когда здоровье позволяло, а там ни дебаркадеров, ни прежних пассажирских судов, ни новых на подводных крыльях. Ничего нет. Вороны только на старых деревьях каркают, да собаки бездомные хозяйничают. Грустно и тоскливо.
   А и тут не веселее. Все люди новые, чужие. Послушать есть кого, а поделится своим сокровенным не с кем. 
   Вон Палсаныч идет. Мимо или присядет? Присел.
   - Павел Александрович, а ты на Диксон то, как попал? По зову сердца или по оргнабору.
   - По необходимости. Мы же с родителями в одной квартире жили. Я жена и две дочери. Три комнаты. Как бы, в тесноте да не в обиде. Но что-то как-то мать вдруг недовольство начала выказывать. А тут еще ее племянник к нам пару раз проездом из Дудинки на юга заехал повидаться. Про Север рассказывал. По его рассказам получается, что там манна небесная с неба сыплется не переставая. Мать, сначала как бы так, потом уже конкретно: вот самостоятельные-то, умные-то люди как жизнь свою обустраивают, а не на родительской шее сидят. Короче, допекла. Братка мой двоюродной протекцию сделал. Вот мы и сорвались.
   - Ну и как?
   - Не жалеем.
   - А сейчас-то, что один?
   - Ну, манна небесна, она ведь сыпется без разбору. Чуть ладошки не подставил, проглядел, вот и остался без благости небесной.
   Сергей Валерьевич мимо идет. Видимо понял, что разговор интересный, подсел рядом. Поздоровались. Заметив заинтересованность нового слушателя, Палсаныч продолжил.
   - Помню на Диксоне после трех лет непрерывного проживания, так по закону прописано, в свой первый северный отпуск поехали. Почти на три месяца. Отпуск-то северный законом установлен сорок дней и еще его разрешают копить, но не более чем за два года. Получается, если ездить не каждый год на сорок дней, а через год, это на Севере тоже разрешается, то на два с половиной месяца. Первые три года продержался, показал себя на предмет трудовой славы, и берешь отпуск за два года, а за третий в запасе оставляешь. В общем, там много своих нюансов. А в первый отпуск через три года мы после первомайских праздников сразу же уехали. На Диксоне и в Норильске еще зима: снег и морозы, а в Москву прилетаешь в начале мая, там уже весна в разгаре, тепло: трава, цветочки, сирень и яблони цветут. У нас на Диксоне были друзья москвичи, так они нам разрешили на четыре дня в их квартире пожить. На Севере такое практикуется. Всё по-честному, по-доброму. А я жене и дочкам сказал, что 9 мая в центре Москвы народные гуляния проходят. Вот и мы поучаствуем в этом народном праздновании, а затем на Красную площадь пойдем салют смотреть. Пообедали и поехали. По пути еще заехали к моему армейскому другу на Таганку. Он нам предложил остаться и праздничный салют смотреть у них на Таганке. Пушки, сказал, тут же недалеко и салют прям над головой. И оттуда в Черемушки, где мы остановились, возвращаться  недалеко. Но я, как глава семейства, сказал: «Нет. Хочу видеть и детям показать салют, как в газетах на фото показано: Кремль и над ним салют во всей красе. Такое, может, раз в жизни случится». Поехали на Красную площадь. А вокруг Красной площади все станции метро закрыты, и мы от площади Пушкина до Красной площади по Проспекту Горького пешком шли. То есть как раз и поучаствовали в народных гуляниях. Благо погода была отличная. Правда, младшую полдороги на руках нес. А старшая, ей девять лет было, сама прошла, не ныла. На Красной площади народу! Стоят, ждут. Ну и мы с ними. Темно. По времени салют уже должен начаться, ан нету его. Заметны стали там и сям  всполохи на небе. А у нас тишина. Народ в недоумении. Разбредаться начал. Ну и мы на Манежную за Исторический музей вышли. Где-то там и сям далеко-далёко салют разноцветный, а у нас темно и тихо. Когда где-то там салюты закончились, надо к метро пробираться. А все близлежащие станции на вход закрыты. Опять народные гуляния. Ладно, кто-то подсказал, что за ГУМом где-то в конце Ветошного переулка, между домами открыт проход к станции метро «Театральная». Где это? Пошли по течению вместе с другими, вышли, дошли, очередь на вход выстояли, сели в вагон. Дочки сразу же уснули. Вышли на станции «Новые Черемушки». Темно, двенадцатый час ночи. А если автобусы уже не ходят?! Младшая на руках у меня уснула. Старшая к матери прижалась. Но несколько человек на остановке стоят, ждут. Надежда есть, что уедем… Уехали. Сбылась места идиота, увидеть в день Победы салют на Красной площади. Долго еще с содроганием вспоминали эту поездку. На следующий год вижу в майских номерах газет все тот же снимок: салют над Спасской башней Кремля. Несколько раз, будучи в разных компаниях, возмущался обманом. Докукарекался. Я же партийным был. Вызвали на собеседование ко второму секретарю райкома КПСС. А он мужик был какой-то такой спокойный. Пояснил мне, что типа того, что все праздники проводятся так. Не развозить же всех участников народных гуляний по домам. И у работников транспорта тоже праздник должен же быть. А фото в газете – художественное, символическое. И это надо понимать правильно умом, а не болтать всюду своим бескостным языком. В общем, слава Богу, обошлось. Ограничились собеседованием, без оргмер. Я же человеком был понятливым. Вот так мы познавали жизнь, а жизнь учила нас.
   Посидели еще чуток и разошлись.

   Больше Аннушку на лавочках никто не видел.
   Одни пару раз заметили мужчину, выходящего из ее квартиры. Как бы даже сын.
   Другие с балкона наблюдали, как молодой мужчина усаживал ее в «крутую» машину.
   И получается, что ни Аннушку, ни ту «крутую» машину никто больше не видел. А в ее «шикарной» трехкомнатной квартире обустроились новые люди.
   Поговорили соседи, пошушукались, гипотезами и предположениями обменялись, да и забыли.
   Так устроен мир: одни уходят, другие приходят, занимая места их или по соседству.