Искусство и цивилизация

Бог ничего не значит. Нет ничего, что он означал бы. Первоначально Бог как абсолютная идея - ничто, поскольку в откровении он не мыслится. По мере мышления он наполняется смыслом и достигает абсолютной идеи. Абсолютная идея заключает всю полноту мышления, преображает его в действительность духа. Истиной называется становление духа от ничто до абсолютной идеи. А поскольку абсолютный дух есть высшая форма жизни, то так и говорят, что творение произошло из ничто: ведь Бог ничего не значит, а все его значение заключается в мышлении, которое в виде истины творит мир абсолютного духа, значение которого и есть эта истина. Истина есть значение абсолютного духа. Ее мышление наполняет смыслом идею Бога.

Нет не Бога, а того, что называется словом Бог. Есть ли Бог? Есть слово Бог. И в этом слове мышление устанавливает смысл. Бог значит только то, что установлено в мышлении. Это и есть он в своем слове.

Такое понимание Бога позволяет все усилия мышления сосредоточить на человеке. Если смысл Бога в мышлении человека, то отпадают целые области несуществующих знаний: не надо сознавать веру, поскольку вера основана на убеждении, что есть то, что словом Бог обозначается. Знания обретаются в пределах существующего мира, за его пределами Бога нет, нет и ничего, что могло бы быть чем-то названо. Так что творение хотя и происходит в Боге, полностью принадлежит человеку: Бог ничего не творит, а лишь наполняет себя человеческим мышлением.

В пределах мышления нет мировой воли, поскольку она предполагает наличие Творца, то есть того, кто словом Бог обозначается. Но поскольку никто этим словом не обозначается, то и творение беспричинно: оно лишь воспринимается, но не предполагается в качестве замысла. Так что нет судьбы, которая вела бы к намеченной цели посредством приоритетной воли избранного мышления. Воля проявляется лишь в привлечении себя к мышлению, творящему истину абсолютной идеи. Поскольку только абсолютный дух знает об этой конечной цели мышления, знание чего уже достигнуто, истина завершила понятие Бога созданием человека. У Бога нет иного собственного выражения, кроме человека, так что странно, если человек знание себя заменяет верой в Бога: это значило бы, что истина в своем мышлении не достигла цели. Но поскольку абсолютный дух знает о цели мышления, то и истина достигла своего выражения в творении человека в Боге.

Поэтому древняя мысль о том, что человек сотворен по образу и подобию предданного Бога, бессмысленна. Ведь только в мышлении Бог обретает подобный себе образ, а этот образ есть человек.

Телом называется предсознательное я. Это чистая жизнь без бытия. Бытие появляется только в сознании. Сознание я есть бытие. Это бытие располагает своей бессознательной жизнью, поэтому и считается, что я ощущается, а не только сознается. Если бы я только сознавалось, оно было бы идеей, а не живым организмом. Живой организм – это бессознательное я, которое ощущает себя в сознании.

Истина – это единственно разумное понимание Бога.
Бог – это слово, которое наполняется смыслом.
Это не то, что этим словом называется и во что надо верить.
Бог – это предпосылка мышления, в котором формируется человек.
Творение – это образ Бога в мышлении человека.

Из признания Бога истинным следует, что мир не нуждается в бытии. Он есть зафиксированный в образе смысл. Этот образ имеет разумное устройство, поскольку нечто означает. Означаемое в конце своего разумного устройства называется веществом и завершается материей, которая есть основание вещества. Мир имеет вещественную природу и материальный предел, дальше которого его разум не проникает.

Понятие Бога и вера в Бога различны. Если есть кто-то или что-то, называемое Богом, то я верю или не верю. Понятие Бога не нуждается в вере: оно заключено в промысле. А промысел как мировое откровение очевиден. Мир его независим от веры. Понятие Бога раскрывается в мышлении: мысль формирует образ мира и человека, а вне образа мир или человек быть не могут, поскольку бытие их неотделимо от образа и образ появляется так же неминуемо, как и то, что им является. Старое заблуждение об отличии являемого от явления ликвидируется. Оно прямо следует из мысли о различии Бога на имя и означаемое этим именем. И хотя эта точка зрения оказалась полезной для изучения материальных вещей, она вредна для изучения человека, поскольку распинает его между смыслом значения и его сущностью: смысл - элемент промысла ничего не означающего Бога, сущность – вера в заключенное в Боге истинное содержание. Вера в истинное содержание Бога чужда мышлению, которое и есть истина, постигшая себя в откровении мира и в самосознании человека.

Нет никакого смысла в создании мира. Поэтому мир бескорыстен. Познавать это бескорыстие и значит придавать смысл всему сущему: ведь ничто не побуждает его быть, оно есть без всякой причины.

Поскольку понятие причины применимо только к событиям внутри мира, а не к самому миру, то и понятие Бога в качестве причины невозможно. Бог есть форма мышления, в котором существует мир.

Мое намерение переместить центр мирового искусства в Москву неотвратимо. Во-первых, мои картины являются кульминационным моментом в развитии мирового искусства. Уже этого достаточно, чтобы объявить Москву его центром. Во-вторых, надоело пресмыкательство и подражательство российских художников. В советские времена западное искусство ругали, но перед ним раболепствовали. Пример этому - Академия художеств, президента которой наградили званием лауреата премии имени Пикассо, богемного художника. Мне выпала честь вернуть достоинство искусству. Я продвинул его мощь на многие времена вперед. И поскольку происходит это в Москве, то пусть она и будет центром мирового искусства.

Идея осмысления Москвы в качестве центра мирового искусства позволяет держать в напряжении распадающуюся личность. Если личность не встречает сопротивления, ее идеи атрофируются как живые существа сознания. Только в борьбе с коллективным неведомым, которое меняет свою конфигурацию постоянно, возможна активная жизненная позиция художника. Эстетические ценности без столкновения их с действительностью оказываются утопическими фигурами, которые ждут признания вместо того, чтобы нанести превентивный удар по мертвым душам.

Поскольку жизнь имеет предел, она не может без конца поставлять материал для искусства. Наступает момент, когда усталость от повторения ситуации жизни превосходит саму жизнь, не оставляя ей места для развития. Но возможно ли безжизненное искусство? Или только вдохновение и страсть движут им? На протяжении веков человека в этой ситуации спасала идея Бога, который своим великодушием и милосердием ограждал жизнь от забвения. Вера в существо Бога была движущей силой, стимулируя воображение художника даже в состоянии реального опустошения. Реальность есть устойчивое состояние ума, при котором предметы определены в полной мере. Такая предметная реальность была посредником между Богом и человеком. Но можно ли придавать значение реальности, если существо Бога не мыслится, а принимается на веру? Мышление отрицает идеальное существо Бога. Идея Бога творится в смысловом выражении, а не существенном. Но как может появиться смысл при отсутствии существа Бога? Только при наличии моего Я. Я есть неоспоримый факт существования от ничто до абсолютного духа. Только в пределах этого факта действует мышление. Артефакты, создаваемые мышлением, должны быть разумны. В отличие от жизненной иррациональности, имеющей существенный предел, они должны быть ясным выражением бытия человека. Нет никакого основания этого бытия в мышлении. Соприкасаясь с мировым хаосом, Я обретает сознание бытия, феноменальное прозрение которого и есть судьба искусства.

Великое событие произошло во мне. В чем оно заключается? В том, что решилась проблема Боговедения. Нет Бога, в которого надо верить или не верить. Есть понятие Бога, которое надо мыслить. У Бога нет сущности. Нет альтернативного жизни бессмертия, как нет и нигилистического отрицания вечной жизни. Человеку приходится жить в условиях неопределенности. У него нет ясного представления о начале и конце жизни. С этим приходится смириться. Ему всего лишь надо испытать чуждый ему процесс существования в материальном выражении. Эта мысль приводит к возникновению искусства абстрактного реализма. Абстрактен он не потому что отвлекается от предметов, а потому что предмет его реальности не существует. Он располагается над традицией и современностью. Пребывая в рассеянной сосредоточенности, он начинает свой путь. Здесь нет фантастических представлений о Боге и мироустройстве. Мир предустроен и поэтому неузнаваем в своей определенности. Абстрактный реализм конструирует поверхность мира. Эта поверхность не принадлежит сущности, она являет понятие ума наблюдающего человека. Между поверхностью и умом возникает неопределенное знание, в котором и происходит творение смыслов. Совокупность осмысленных значений этой неопределенности создает образ, который является сущностью сознания, а не Бога. Из небытия Бога сущность переносится в бытие человека в виде феноменального образа творения, который один раз и неповторимо предопределяет сознание.

Эта чистая данность, расположенная между поверхностью и умом, единственное, что сопутствует художнику. Она вне метафизики прошлых веков, истории становления человечества. Она учится ставить вопросы, поскольку ответов на вопросы прошлых времен нет: они бессмысленны. Общие вопросы не должны быть аналогами умозаключений, они должны спонтанно возникать в неприемлющем их сознании, воодушевляя ум на поиск ответов. Искусство – это ответ на непоставленный вопрос.

Признание Бога заключено в самом существе человека. Без этого существа он превращается в живой организм, который принадлежит природе. Так что только в Боге появляется человеческое существо, которое мнимо противопоставляется живому организму природы. Мыслящее существо признает себя человеком, живое – организмом.

Цель искусства поэтому заключается в том, чтобы живой организм превратить в мыслящее существо. Создать такое мышление, которое стало бы самой природой человека. Результатом его развития, а не начальным пунктом становления. Человеческая природа видится как идея человечества, которая должна быть воплощена в потомках в завершающем этапе промысла. Видеть себя свершившимся человеком, оправдать в этом видении смысл своего существования – величайшее благо, которое дано живому существу для воплощения его в существе жизни.

Блаженство исчисляется последовательностью чистых мгновений.
У меня есть только мое я, а у моего я есть только жизнь и смерть. Так что я владею тем, что владеет мной.
Люди. Берегите себя на том свете. Иначе вновь попадете на этот.
Реальность есть сопроникновение бездны мира и бездны человека в умозрении.
Конечно, можно было бы ринуться в бездну праха, забыть о существовании, о надеждах, о деяниях. Если бы он упорно не создавал некое превосходство над собой в виде человека и Бога. Зачем это? Ведь прах безвозвратен. Но и жизнь неистребима. Недоступна для него, пока есть. И никогда нет такого, когда ее нет.
День никогда не кончится, потому что каждая картина указывает на бесконечный путь впереди.

Некоторые выдают себя за абстракционистов, хотя на самом деле они обыкновенные деструктивисты. Абстракция извлекает красоту из того, в чем она скрыта. Деструкция обезображивает то, что есть. Деструктивный хаос – это гниющий труп искусства. Некоторые его ценят, создают целые посвященные ему апологии. Но то, что вызывает отвращение, как бы ни старались объявить его ценностью, демонстрирует лишь отсутствие ума и лукавость души. На что только не пойдет человек, чтобы сохранить себя в близком себе виде. Он извратит здравый смысл в угоду своему, может быть, искреннему лицемерию. Поэтому только абстрактный реализм может сокрушить деструктивную иллюзию искусства.

Если после моей смерти кто-нибудь когда-нибудь увидит мои картины, это и буду я.
Художник – это посредник между этносом и человечеством.
Поскольку я фигура трагическая, веселость мне присуща изначально.

Только во времени может быть зафиксировано то, что в самом мире зафиксировано быть не может. Ничто в мире не стоит на месте, поэтому нет ничего, что можно было бы назвать чем-то. Мир неуловим и в этом его грандиозная загадка. Только человек постоянен, поэтому он исключен из мира и противоположен ему. У человека есть время, которое не принадлежит миру. Именно во времени человек есть, а в мире его нет.

Вечностью поэтому называется не зафиксированное во времени непостоянство мира. Предполагается, что вечность как граница времени человека и начало мирового непостоянства связывает воедино существо Бога, которое прежде его имени могло бы ему принадлежать. Но поскольку смысл этого предполагаемого факта непостижим, то и фантазировать на эту тему бесполезно. Ведь время кончается там, где начинается вечный мир, а вечный мир никак не может опознать себя, лишившись человеческого постоянства во времени.

Что такое эсхатология? Это путь от конца мира до начала нового воскрешения. Невозможно представить этот путь, поэтому он потерян и не найден. Но что-то неведомое, что не умерло и не воскресло, проходит его. Оно предвоскрешенное неумершее. Поэтому и полагают жизнь бессмертной: ведь остается что-то, предуготованное для воскрешения. Но все это козни Бога, неведомые человеку.

В конце концов обнаруживается, что требуется конструктивное усилие для того, чтобы что-то сказать. Потому что можно говорить, а можно и не говорить. В зависимости от того, что тобой движет: вдохновение или усталость. Сказанное в процессе вдохновения становится произведением искусства. Обнаруженное после преодоления усталости становится данным фактом. Фактическая данность и произведение имеют разную природу. Фактическая данность демонстрирует неопровержимое наличие, нераспознаваемое с точки зрения традиционного восприятия. Это, например, сюрреалистические образы или абстрактные конфигурации. Произведение же является осмысленной формой, оно демонстрирует то, что соответствует имеющемуся понятию. Так что способность понимать предпосылается произведению, тогда как фактическая данность апеллирует именно к невозможности ее понимания. Она воспринимается вне понятия как выражение бессознательного. Воспринимается сам факт ее восприятия, а не скрытое в ней значение. В явном виде она ничего не означает, значение ее скрыто в глубинном выражении. Так что абстрактный реализм – это форма эстетического экстремизма, задачей которого является достижение понятия несуществующего смысла.

Этим несуществующим понятием является понятие человечества, которое должно прийти на смену этническим конгломератам, постоянно между собой враждующим, придумывающим идеологии, оправдывающие насилие, и даже заключающим союзы, основанные на взаимной выгоде. Человеческий фактор проявляется только там, где по той или иной причине личные отношения выступают на передний план. Эти отношения постоянно конфликтуют с государственным формализмом, который следует конституции, опять же с поправкой на личное к ней отношение. Конституция беспощадно действует только в анонимных процедурах, в правящих элитах она сама становится объектом манипуляций. Так что путь от этноса к человечеству является путем искусства.

До матери и Бога еще никто не добрался. Люди оперируют в пределах вещества и духа. При всей невероятной изобретательности, ум не преодолел их противоречие и противоположность. До сих пор дух полагается свободной мыслью, а материя пассивной субстанцией. Как из этой пассивной субстанции дух создает формы, творящие мировую реальность, остается загадкой.

Легкомысленный авангард не идет дальше современности. Классический авангард преодолевает современность. В нем историческая мощь раздвигает время, создавая его. Ведь если во времени ничто не будет обозначать себя, то не будет никакого свершения и настанет инертная вечность неосуществленного мгновения. Поэтому красота эстетического экстремизма в абстрактном реализме должна быть выражением стремящегося к мировому человечеству искусства.

Разум, который научился манипулировать веществом, до сих пор бессилен перед материей и Богом. Авангардный экстремизм пытается создать идею человечества, в которой материя и Бог объединились бы в искусственном выражении. Это вечная цель Бога, старающегося довести материю до божественного состояния. Доведение духа человека до материального воплощения Бога задача нереальная: ведь реальностью может быть только человечество, достигшее своей завершенности в создании своего экстремального образа. Но что это за образ? Он ведь не предпосылается своему возникновению. Поэтому искусство не может знать, что оно создает. Оно утверждает происшествие, которое ограничено своим фактом, и этот факт никак не может интерпретироваться. Он лишь фиксирует некое усилие по созданию человечества. В этой фиксации нет ни веры, ни разума: это то, что произошло с человеком в процессе создания им самого себя.

Современная философия стала мировоззрением. Это уже не та философия, которая в объективной идее формировала мышление мира. Она стала философией жизни, противоположной идее бытия. Мир стал объективной загадкой, а не вещью в себе, раскрывающей свою идею в мышлении. Бытие оказалось по ту сторону жизни. Жизнь осознала себя в терминах экзистенциальной философии. Она оказалась уединенным от мирового бытия человеком, потерявшим онтологию и определенность личности. Эта личная открытость перед мировым сознанием стала неизбежностью свободы. Бегство от свободы как поиск определенности стало смыслом жизни человека.

Философия бытия до сих пор привлекает своей метафизической красотой. Ведь сконструирована идея Бога, открыта материальная субстанция, воплощено существо творения, которое мыслит, познает, желает. Созданы науки, которые облагораживают природу человека. Открыт сам человек как кульминационный смысл истории. Так что человеку приятно быть там, где он некогда был и продолжает быть собой. Но мысль о том, что его нет в себе, не покидает его. В себе он жизнь, а в бытии этой жизни нет. Метафизика бытия не предусматривает жизнь. Поэтому иррациональное завладело человеком.

Отречение от метафизики бытия и принятие философии жизни объясняет все дальнейшее развитие искусства. Вплоть до абстрактного экспрессионизма и поп-арта оно продолжает бегство от свободы. В поп-арте оно натыкается на отходы цивилизации и понимает, что бежать некуда. Оно оказывается на помойке небытия. Философия жизни в искусстве совершенно естественно достигает смерти.

Бегство от свободы в ее поступательном движении заключается в создании такого феномена неопределенности, в котором метафизика бытия выступала бы как шедевр сотворенности, а не безвозвратная потеря.

Экзистенцией называется состояние экстремального одиночества, в котором жизнь исключает понятие бытия. При отсутствии бытия онтология невозможна. Вместо нее появляется феноменология сознания времени: ведь   только во времени возможно непрерывное сохранение экзистенции. Экзистенция не имеет смысла, феномен времени ничего не означает, кроме концептуальной завершенности. Что значит концептуальная завершенность? Это собрание личности в единый фрагмент несостоявшегося бытия. Бытие не может остановиться в потоке времени, ограничиваясь концептуальным сознанием своего присутствия. Бытие присутствует тайно в иррациональном типе мышления, которым является поток времени. Время есть иррациональное мышление, тайна бытия проносится в нем в концептуальном выражении феноменального мышления. Феноменальный концепт мысли составляет основу жизни в сознании отсутствия ее бытия. Экзистенция заботится лишь о возрастании феноменальной выразительности в потоке времени.

В сравнении с Гуссерлем Хайдеггер занимает компромиссную позицию. Он хочет вернуть к бытию феноменологию иррационального. Поскольку это невозможно, его философия ограничивается вопрошанием. Он безответно вопрошает бытие. Но возвращение бытия после Ницше невозможно. Это потребовало бы реанимировать систему объективного идеализма, которая получила совершенное выражение у Гегеля. Так что или возвращение к традиционному человеку, или принятие сверхсущественной экзистенции. Ведь именно она возвышает над человеческой сущностью, понимается как сверхчеловек, поскольку покончила с традицией. Традиционный человек онтологичен, сверхчеловек феноменален. Традиционный человек сводится к общему человеку, к единому образцу. Феноменальный человек индивидуален, не сводится к единому началу. С него начинается демократия как экзистенциальное сотрудничество равных. Только здесь достигается ясное правовое сознание, отсутствие подражательности и концептуальная определенность личности. Демократия обеспечивает такие права, которые происходят из потребностей индивидуального сознания, в отличие от традиционного права, которое злоупотребляет своими полномочиями, рассматривая права человека как приложение к закону.

В сверхчеловеке Ницше открыл время. Если существо человека метафизично и ограничивается человеком, то только в сверхчеловеке наступает время. Метафизическое существо человека пребывает в бытии. Там нет времени. Вместо него вечность бытия. Существо человека принадлежит этой вечности. Сверхчеловек освобождается от вечности и бытия. Этот переломный момент запечатлен в труде «Бытие и время». Хайдеггер осознал противоположность сверхчеловека и человека как противостояние времени и бытия. Вся его философия заключается в этом понимании: бытие как вечность метафизического существа человека, и время как процесс распознавания сверхчеловека. Бытие и время не рядом. Они исключают друг друга. Сверхчеловек еще взывает к бытию человека, но время не позволяет ему дождаться ответа. Невозможность онтологического понимания экзистенции неминуемо приводит к подчинению характера бессознательным побуждениям, которые определяют поведение личности. Лишь актуальность среды устанавливает стабильность общества. Вне экзистенциального столкновения человек теряет осознанную ориентацию, искусственно стимулирует свою жизнь или впадает в безысходное одиночество. Вырождение искусства связано именно с этим. В отсутствие метафизического ориентира экзистенциальная свобода опорожняет время образом агонизирующей цивилизации. Сверхчеловек продолжает пребывать в человеке, будучи сверхчеловеком. Забыв бытие, он продолжает пытаться быть. Это сверхчеловеческое возвращение в человека и есть причина упадка. Помоечный поп-арт завершает эту профанацию времени. Люди взирают на отходы своей культуры как на возмездие за предательство бытия.

Время – это непрерывно длящийся эпизод в люминесцентном выражении. Поскольку люминесценция времени располагает живые эпизоды в эпизоде жизни в связном выражении, они сохраняются как время в себе. Время в себе есть эпизод ожидания люминесцирования эпизодов, связующих их в люминесценции единого эпизода. Этот люминесцированный единый эпизод называется жизнью, которая и есть бытие времени в себе. Так что бытие снова возвращается в виде сохранившей его жизни. Бытие вписывается во время как потускнение люминесценции за пределами эпизода. Бытие не принадлежит времени, оно проникает в жизнь как сознание ее уникальной единственности. Только понятие бытия может выразить эту уникальность: бытие уникально, поскольку не может быть ничем сущим. Оно ничто, а жизнь как ничто и есть уникальность.

Время в себе отвергает вещь в себе. Зачем вне себя полагать что-то в себе? Но миф, в котором зарождается метафизика бытия, воздвигает эту вещь в себе в качестве культуры. Культура имеет своим достоянием Бога как предельное и абсолютное выражение духа. Дух в Боге познает существо человека, распространяя его на реальность бытия, в которой человек присутствует. Человек, будучи природным созданием, верит, что он богоподобное существо, укрощая свой нрав в соответствии с представлением о Боге. Так что если бы божественный дух не усмирял людей, они слепо вгрызались бы в плоть творения, что они, ведомые божественным промыслом, делают и сейчас. Божественный дух влияет только на мыслящее существо, а для живого является пугалом, запрещающим зло.
Вещь в себе принадлежит объективному миру, реальность которого вне пределов времени подтверждает необходимость веры в нее. Я верю в вещь в себе не потому что она есть, а потому что она реальна, то есть устанавливает знание этой веры. Реальность есть знание веры: я не могу верить в то, чего не знаю, а знаю я только то, что реально. Вымысел реален только в том случае, если он логически обусловлен. Его реальность становится абстракцией и есть абстракция. Поэтому абстракция есть вымысел, обусловленный реальностью. Я верю в этот вымысел, потому что знаю реальность его абстракции. В абстракции реальность расширяет свое знание посредством веры в вымысел. Вымысел – это вышедшее за пределы известного образа выражение абстрактного знания реальности в эпизоде времени.

Время в себе лишь в жизненном эпизоде становится миром для себя. Во времени нет никакого бытия, кроме того мира, который открывается в эпизоде жизни. Жизнь как обнажение времени в мироустройстве открывает в нем вещь в себе, куда уходит в полном объеме своего сознания. Существо этого сознания есть творение, поэтому мир сотворен существом человека. Даже во времени человек не может покинуть мир бытия, не лишившись сознания, так что время в себе бессознательно. Существо человека становится живым эпизодом времени, в котором скрытая вещь в себе становится абстрактной реальностью. Абстрактная реальность вещи в себе в живом эпизоде времени и есть конечный результат развития философии, стремящейся к своему выражению в искусстве.