О жителях района Новогиреево

После того, как в 1969 году я переселился в Новогиреево, мною, москвичом в 4-ом поколении, это воспринималось, как изгнание из Москвы за город, и продолжал жить в центре, посещая тамошние магазины, кинотеатры, музеи и парки.
Этому способствовало, также, и то, что во всех местах моего бытования – Московском университете, на подмосковной даче и, - самое главное, - в институте, расположенном на юго-западе Москвы, в котором я  работал (а там было 4000 сотрудников), и слыхом не ведали ни о каком Новогирееве, - не то, чтобы в нем обитать. «В какую дыру, однако, меня занесло!» - сетовал я.
Так продолжалось очень долго, но, несмотря на всю мою предвзятость, судьба то и дело меня сводила с жителями Новогиреево, оказывавшимися интересными, удивительными людьми, каких в других местах не попадалось. Упомяну лишь некоторых из них.

Сразу после вселения в новую квартиру моим соседом по тамбуру – дверь в дверь оказался Миша М. , (его семья состояла из  жены и младенца-сына). Миша был худощавый брюнет среднего роста, серьезный, не очень разговорчивый, придерживавшийся твердых убеждений. Работал он прорабом в строительной организации.
Отношения между нашими семьями были вполне приятельскими; поэтому, когда  летом мы перевезли нашу дочурку на дачу к моим родителям, и каждый день туда ездили с работы, то, чтобы спасти от вымирания полтора десятка рыбок гуппи, мы попросили Мишу взять наш аквариум на лето к себе, и регулярно  подкармливать рыбок заготовленным нами кормом, - Миша сразу же согласился.
Месяц спустя я зашел, чтобы проведать квартиру, и ко мне сразу ворвался Миша, и сказал трагическим тоном:
- Три рыбки подохли. Я их выбросил.
- Ну, и ладно – ответил я.
Еще через месяц Миша снова стоял на моем пороге, и взгляд его был чернее тучи.
- Еще шесть рыбок подохли.
А когда мы вернулись с дачи, Миша молча принес и поставил на стол аквариум, в котором не осталось ни одной  гуппи.
После этого инцидента отношения с нашим соседом были холодноватые, но  нормальные. А через некоторое время Миша поменял квартиру на б;льшую – в нашем же районе.
Что же в Мише замечательного? – спросит читатель.
А то, что когда в России сменилась общественно-политическая система, Миша возглавил крупнейшую  строительную компанию, и, коль скоро речь заходила о жилищном строительстве, его имя упоминалось неизменно. И Мишу  я вспоминал почтительно.
Вот какие серьезные люди живут в Новогиреево!

В 1994 году я, как и многие, оказался сильно на мели, а тут еще меня угораздило заболеть. Деваться было некуда, и я в районной поликлинике записался на прием к урологу Константину Константиновичу К.
Явившись в положенное время, перед его кабинетом я обнаружил целую толпу клиентов; среди них были заметны серьезные мужчины кавказской наружности.
Вскоре появился, и прошествовал в свой кабинет врач – молодой человек богатырского телосложения, со спокойным выражением лица, выражавшим безусловную уверенность в себе, одетый в короткий халат голубого цвета с надписью «Charit;» на спине крупными буквами.
Название престижной берлинской клиники повергло меня в глубокое почтение, и, отозвав медсестру в сторонку, я ее спросил, взимается ли оплата визита к доктору, и если да, то в каких размерах, и как осуществляется.
- Мы довольны любой сумме, которую вы можете предложить; деньги следует отдать непосредственно врачу.
Осмотрев свои финансы, я решил отдать в качестве гонорара всю имевшуюся наличность, за исключением минимума, чтобы не протянуть ноги.
Когда подошла моя очередь, врач провел тщательное обследование на аппарате УЗИ, сделал записи в компьютере (что в те времена  было невиданным нововведением), и обратился ко мне со следующими словами:
- Ничего страшного; мы вас подлечим.
Он достал из ящика стола коробку с лекарством.
- Это хорошее французское средство; ни мне, ни вам оно ничего не будет стоить; просрочка составляет всего  два дня, и я вам гарантирую его эффективность. Врач передал мне коробку.
Поблагодарив его, я вынул деньги, и ему их протянул.
Окинув предложенную мною сумму с утрированной иронией, Константин Константинович  деньги не взял…
По прохождении курса медикаментозного лечения симптомы болезни исчезли. С тех пор по данному диагнозу к врачам я больше не обращался ни разу.
Вот какие гуманные люди живут в Новогиреево!

Раз уж речь зашла о медиках Новогиреево, не могу не упомянуть Николая Николаевича В., окулиста. Я к нему обратился по поводу нагноений; оказалось, что в моих глазах поселились микроскопические паукообразные. Врач меня вылечил мазью, которая  во всей Москве продавалась в единственной аптеке, расположенной (бывает же такая удача), - в Новогиреево.
Николай Николаевич запомнился мне тем, что в речи его, в его манерах было что-то от чеховского доктора. Да и внешностью он напоминал Антона Павловича, - особенно, если его представить в пенсне.
Как-то, через год после прохождения моего лечения, идя по улице Металлургов, я увидел Николая Николаевича, переходившего дорогу, чтобы со мной поздороваться.
- Глаза меня больше не беспокоят – сообщил я.
- А как ваше общее состояние?
- Было бы ничего, только вот депрессия одолевает!
- Депрессия? – всплеснул он руками – так это очень хорошо! Ведь от нее можно много, и интересно полечиться!
И Николай Николаевич с энтузиазмом принялся посвящать меня в премудрости психотерапии. Я его слушал рассеянно, так как лечения избегаю при малейшей  возможности.
Вот какие доброжелательные люди живут в Новогиреево!

Это случилось в 2009 году; в небольшом магазинчике, располагавшемся неподалеку от моего дома, я был известен, как постоянный покупатель селедки. Там работали две продавщицы: полная, Маша - крашеная в соломенный цвет блондинка средних лет, и молодая худощавая брюнетка Нина.  Когда подходила моя очередь, продавщица меня с улыбкой спрашивала: «Вам селедку?» «Да, пожалуйста, покрупнее» отвечал я с ответной улыбкой.
 Со временем избитость фраз, которыми мы обменивались, начала меня раздражать, и однажды для разнообразия я решил пошутить. Опираясь на свой богатый опыт вскрытия селедочных тушек, (раскрывавшего их половую принадлежность), вместо привычных - «Пожалуйста, мне покрупнее», сказал: «Пожалуйста, мне женщину; они покрупнее будут». Потом, видимо, чтобы усилить эффект от своей шутки, добавил: «Люблю потрошить женщин!» - «Вы что же, Джек Потрошитель?» - спросила Маша, потупив взор. «Да!», произнес я с улыбкой.
Придя домой, я заметил, что мне немного не по себе. Постепенно я осознал, что причиной беспокойства являлся замеченный боковым зрением взгляд, который в меня вперил молодой парень, стоявший около выходной двери магазина. Во взгляде читалась смесь любопытства, страха и восхищения. Тут кровь разом прилила к моей голове: парень слышал мои слова, и принял их за браваду убийцы-маньяка. Вспомнив выражение Машиного лица, я понял, что она их восприняла точно таким же образом.
Что я наделал? Я себя оговорил. Сейчас пырни кто-нибудь в Москве женщину в живот, и обо мне сообщат в милицию; в результате на меня повесят все нераскрытые аналогичные убийства. То, что я почерпнул о работе милиции из газет, такому предположению отнюдь не противоречило.
Что делать? Пойти в магазин, и сказать продавщице, что я пошутил? Этим положение можно только усугубить. Я понял, что у меня есть только один выход: делать вид, что я не заметил того, что мою шутку приняли всерьез. Все свои ежедневные покупки я должен теперь делать только в этом магазине; стоит мне пропустить хотя бы один день, и это может спровоцировать донос; меня тотчас же найдут по внешним приметам.
С сильно бьющимся сердцем вечером следующего дня я зашел в магазин за хлебом. Не ответив на мое приветствие, упорно глядя себе под ноги, Маша быстро меня обслужила в угрюмом молчании. Еще днем позже за прилавком стояла Нина, до этого относившая ко мне доброжелательно, но и она, точно так же, уставившись в пол, угрюмо молчала. По-видимому, приняв меня за маньяка, продавщицы теперь боялись за свою жизнь, расценив мои слова «Люблю потрошить женщин», как угрозу в свой адрес. В таком случае у любой из них могут сдать нервы, и она побежит в милицию.
С каждым новым днем атмосфера гнетущего страха, которая устанавливалась с моим появлением в магазине, казалось, все больше накалялась. Однажды Маша так торопилась поскорее отделаться от меня, что, сдавая мне сдачу, крупно ошиблась в мою пользу. Когда я вернул ей лишние деньги, она тупо уставилась на купюры, не понимая, зачем я ей их даю, но от страха не решаясь об этом спросить. Вероятность моего ареста, как мне представлялось, непрерывно возрастала.
Но вдруг, когда однажды, три недели спустя, я в очередной раз зашел в магазин, Нина, улыбнувшись, со мной приветливо поздоровалась; это было первым знаком того, что страх продавщиц передо мной ушел, маньяком меня больше не считают, и донос мне больше не грозит.
Впоследствии я нашел для всей этой  истории следующее объяснение: в «день шутки» весь коллектив магазина счел меня за маньяка, но, поскольку я, как ни в чем не бывало, продолжал приходить, мнения разделились: Нина сочла меня «шутником», а Маша – «маньяком». Каждым своим следующим появлением я усиливал позиции Нины. «Вот видите, он уже столько раз приходил, и еще никого не зарезал, значит – никакой он не маньяк» - такова, как можно предполагать, была ее аргументация. «На то он и маньяк, что его действия непредсказуемы», - по-видимому, отвечала на это Маша. Не добившись консенсуса, они все время откладывали донос,  пока, по истечении достаточного времени, смехотворность повода для страха не стала очевидной для обеих.
Вот какие здравомыслящие люди живут и работают в Новогиреево!

Во времена Новой России я стал постоянным клиентом частного магазинчика, специализировавшегося на продаже и ремонте часов. Он меня поразил невероятным богатством и разнообразием выставленного на витринах товара: часы наручные всех видов - механические и электронные - заполняли плоскости витрин, сверкая и искрясь, как россыпь ювелирных изделий. По мере скольжения взгляда влево, над полками витрин постепенно поднимались, увеличиваясь в размерах, часы настольные; там же, где  витрина кончалась, толпы часов лезли вдоль вертикали вверх – уже в качестве часов настенных, и стена походила на алтарь.
В целом магазин создавал впечатление если не  храма Времени, то, по крайней мере, - часовни (да простит мне читатель невольный каламбур).
Однако хозяин - Иван Иванович И. -  имел внешность не священника, но профессора (бросалось в глаза его портретное сходство с русским социалистом Георгием Валентиновичем Плехановым).
В магазине мне так понравилось, что я решил: впредь буду покупать часы только здесь, и такое решение себя оправдало. Когда однажды я зашел и сказал:- «Надоело носить дешевку!», Иван Иванович подсказал: - «Возьмите Casio!»
Часы представляли собой чудо элегантности, отличаясь удобством эксплуатации, точностью хода, и не требовали замены батарейки. Когда через десять лет я их потерял, то явился, чтобы купить такие же новые.
«Casio вышли из моды; у нас их больше не носят; возьмите хорошие китайские (они к тому же – дешевые). Я согласился, и не пожалел: часы меня не подвели ни разу. Однако, когда у них стало отказывать то одно, то другое, я решил: пора менять на новые. Я пришел к Ивану Ивановичу, и спросил: - «У вас есть такие же?».
«Конечно есть! Но можно и эти отремонтировать».
Он взял часы в свои руки волшебника,  быстро ими поманипулировал, и через пять минут вернул их мне в совершенно исправном состоянии.
Вот какие крутые профессионалы  живут в Новогиреево!
 
Когда моя работа в институте уже подходила к концу, я стал руководителем дипломного проекта студента  Славы Д., проходившего у нас производственную практику. И, о чудо! Он стал первым жителем Новогиреево за все 48 лет моей работы на предприятии, причем живет на Союзном проспекте, - там же, где и я.
Работать с ним было интересно; умный, сообразительный, неплохо подготовленный, дисциплинированный парень, он, вместе с тем, нес в себе черты значительного своеобразия: создалось впечатление, что он склонен избегать социальных контактов,  испытывая искушение забиться в какую-нибудь нору, недоступную для посторонних. Это же свойство проявлялось и в работе. Получив задание, (причем, его не надо было растолковывать – Слава  все схватывал сразу), он сразу бросался его исполнять, а по получении результата стремился отчитаться, и быстро улизнуть – ему даже не приходило в голову подхватить и развить предложенное ему дело, проявить инициативу, во что-то влезть, ввязаться в какую-то авантюру, как-то себя проявить – нет – ему только хотелось спрятаться, скрыться. Этим он отличался от других моих бывших дипломников – а у меня их перебывало десятка два, и все они были очень разные люди. Но больше всего он отличался от меня, каким я был в его возрасте. Я же весь буквально взрывался от амбиции, рвался в бой, бия копытом в землю! Но тут я осекался, говоря себе: да, ты был другим, чем Слава, но, зная итог своей жизни, имеешь ли ты моральное право привести себя в пример? Может быть Слава, которого ты считаешь чудным, своим эскапизмом лишь демонстрирует, насколько он мудрее своих сверстников, не говоря  уж о тебе!
И что же? Прошло четырнадцать лет, и он теперь – один из ведущих разработчиков нашего института!
Вот какие неординарные и талантливые люди живут в Новогиреево.

Здесь приведены лишь несколько примеров удивительных людей, которыми богат район Новогиреево (не сочтите это за нескромный намек!).
                Январь 2025 г.