Дом

Витька вышел на крыльцо родительского дома, присел на ступеньку и закурил. Он не был здесь с тех пор, как уехал работать в город.

Солнце, до половины спрятавшееся за горизонтом, широко расплескало закатный свет, отчего зелёная, по-летнему сочная трава, деревья и всё вокруг окрасились в красное, а стена дома, выкрашенная в жёлтую, потрескавшуюся от времени краску, казалась незнакомой.

Витька затянулся и выпустил дым, который тут же подхватил лёгкий ветерок и растворил в прозрачном воздухе. Отпуск подходил к концу, и скоро ему нужно было уезжать обратно. На жизнь в городе Витька, в общем-то, не жаловался. У него была своя хорошая квартира — хоть и в ипотеку, — хорошая работа, и зарплата тоже была хорошая. Но он не радовался. Днём ещё ничего — работа, люди, шум. А вечером он так же выходил на улицу, садился на лавочку у подъезда и курил. Машины шли потоком, с сумерками небо начинало светиться фонарями и окнами домов, где-то смеялись, где-то ругались — и тишина не наступала никогда. Иногда Витьке становилось так тоскливо и одиноко, хоть волком вой.

Мимо забора прошёл сосед, гремя железными вёдрами, вырвав Витьку из его мыслей. Где-то залаяла собака, и, не смолкая, застрекотали кузнечики. Но весь этот деревенский гул был для него — тишиной.

Скрипнула половица, и на крыльцо вышла мать. Тихонько встала рядом — прямо как в детстве, перед школой: не будила сразу, подойдёт так же, посмотрит на сына ласково, жалея, мол, пусть ещё поспит немножко.

Мать погладила Витьку по густым, непослушным волосам.

— Витюш, пойдём в дом, я чай поставила.
— Иди, ма, я сейчас.

Витька посмотрел на заходящее солнце — и показалось ему, что оно никогда ещё не светило так ярко, как сейчас, в своём последнем луче. Он потушил сигарету о консервную банку, которая служила ему пепельницей, и прикрыл глаза. А когда открыл — увидел рядом с собой на ступеньке кузнечика. Секунду спустя кузнечик исчез в траве.

— Домой, наверное, — подумал Витька. — Интересно, где его дом?

— Сынок, заходи уже, чай стынет, — позвала Витьку мать.