Тамплиер. Глава Третья. Часть Вторая

 ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   Несколько минут Арманд стоял неподвижно. Сердце его бешено колотилось, он получил странный приказ и обязан был его выполнить. Собравшись с духом, он  без колебаний распахнул дверь в первую комнату. Как и обещал Арн, она была пуста, только деревянная скамья и соседняя дверь. Пол сверкал белизной, стены с  небесно-голубой плиткой без узоров, белый потолок оштукатурен и оформлен в виде купола с окошком в форме звезды посредине.
   Первым делом Арманд по приказу командира скинул с себя вонючий боевой плащ, отстегнул меч и, не колеблясь, снял выпачканную кровью тунику. И уже не чувствовал  страха, когда  снимал кольчугу, окольчуженные штаны и ботинки со стальными подошвами, шедшими в комплекте с чулками.
   Оставшись в одной волглой нижней рубахе, пропахшей потом, Арманд вновь заколебался. Но приказ есть приказ, он стянул с себя рубашку и ремешок, но сильно засомневался, когда остались два ягнячьих пояса. Зажмурившись, он снял и их. Оставшись совершенно голым, он подождал мгновение и открыл глаза. Арманд был как во сне и не смог бы сказать, хорошо это или плохо, но он должен был действовать, должен был повиноваться. Набравшись мужества, сержант распахнул дверь в соседнюю комнату, шагнул внутрь, поспешно захлопнул дверь и вновь зажмурился.
 Осторожно открывая глаза, он замер, пораженный красотой. Три арочных окна прикрывали деревянные шторы, сквозь щели проникал свет. Он мог видеть башни и шпили Иерусалима и слышать шум города. Никто не смог бы заглянуть за деревянные планки, установленные так высоко, что только голуби, хлопая крыльями, улетели в летний вечер.
   Стены комнаты украшали голубые, зеленые, черные и белые сарацинские узоры, напоминая ему о стене храма с золотым куполом. Тонкие витые колонны белого мрамора поддерживали свод потолка. Пол в шахматном порядке был выложен черной глазурованной и сплошь золотой плиткой, каждая в форме квадрата в две ширины ладони. Слева он увидел большой альков, наполненный водой, вниз вели ступени, эта ниша походила на пруд, где с легкостью поместились бы две лошади. Справа он обнаружил точно такой же. Между альковами стояли два столика, украшенные вставками из перламутра с арабской вязью. Они были заставлены серебряными чашами с разнообразными, ярких цветов маслами, а две масляные лампы, тоже из серебра, горели по краям стола. На скамье миндального дерева, инкрустированного черным африканским эбеном и красным палисандром, лежали длинные лоскуты белой ткани.
   Арманд продолжал стоять в нерешительности. Он шепотом повторил приказ командира. Молодой человек осторожно шагнул к одной из ниш, поставил ногу на ступеньку, начал спускаться, и, только оказавшись по колено в воде, пожалел об этом. Она была слишком горячей, он поздно заметил поднимающийся от воды пар. Тогда он пошел к другому пруду, оставляя позади себя мокрые следы на теплом золоте пола. Здесь вода была холодной как из ручья, он вошел по бедра, на мгновение остановился, не уверенный, что делать дальше и начал осторожно осматривать свое тело. Его руки на дюйм или два выше запястий были коричневыми, а остальное тело белым, как перья чаек на берегах родной Гаскони. На руках он заметил полоски соли и грязи, коркой въевшиеся в углубления и мелкие морщинки. Он вспомнил, что Устав запрещает всякие удовольствия, но зная, что у него есть приказ,  спустился по ступеням, окунулся всем телом в холодную воду и поплыл. Он представил, что плавает дома, в Гаскони, в реке под  их величественным замком, невольно возвращаясь в детство, когда небо было чистым, а жизнь прекрасна. Окунувшись с головой и набрав в нос воды, он встал посреди бассейна, отфыркиваясь. Вновь сделал пробный заплыв, но тут же оказался у края, отделанного голубой плиткой. Вновь нырнув, он забарабанил ногами по воде, но закрыв по глупости глаза, больно ударился головой о плитку с другой стороны бассейна. Вскрикнув и ругаясь, ведь это не противоречило Уставу, он встал и потер ушибленное место на голове. Внезапно его окатило волной необъяснимого счастья. Арманд сложил ладонь чашечкой, опустил в воду и плеснул пригоршню себе в рот, но в ужасе остановился и выплюнул запрещенную влагу, пытаясь пальцами стереть с языка последние капли — пить ему было запрещено.
 Наконец, Арманд вылез из воды, подошел к столику, перепробовав стоящие в мисочках разноцветные масла, тщательно растирая ими те части тела, к которым мог прикоснуться без греха, пока не нашел то, что, по его мнению, можно было использовать для волос. Наконец, весь вымазанный маслом, он вернулся к бассейну с холодной водой, вымылся, окунувшись с головой и вымыв даже волосы и бороду. Минуту полежав в воде, глядя в потолок, раскрашенный прекрасными сарацинскими узорами, Арманд подумал, что так чудесно может быть лишь в преддверии рая.
   Внезапно он почувствовал, что замерзает, и перешел в бассейн с горячей водой, которая к этому времени чуть остыла, и погружаясь в нее, он счел, что оказался в небытие.  Вздрогнув и задрожав всем телом, словно собака или кот, он ненадолго замер в теплом блаженстве и решился вымыть даже нечистые части своего тела, к которой  прикасаться было грешно. Он осознавал свой грех, но остановиться был не в силах,  твердо решив, что,  как только вернется,  покается на исповеди в храме Газы в грехе, от которого ему так долго удавалось воздерживаться.
   Он еще долго лежал и грезил. Ему казалось, что здесь он не только  в преддверии рая, и  где-то далеко-далеко в Гаскони, дома, в своем безоблачном счастливом детстве.
   Пронзительные, безбожные звуки голоса муэдзина, выкрикивающего над сумеречным городом свои молитвы, заставили его вскочить, словно по сигналу тревоги. Охваченный ужасом и чувством вины, молодой человек поспешно выбрался из воды, схватил два мягких белых лоскута и начал быстро вытираться.
Вернувшись в маленькую переднюю, где его грязная одежда, а с ней и слой войлока, который он носил на коже под кольчугой, исчезли, а вместо них  на скамье лежали новый черный плащ,  и другая новая одежда, по размеру подходившая идеально.
   Вскоре он был готов покинуть две необыкновенные комнаты и вышел в коридор, держа плащ в руке. Арн ожидал его, он тоже был во всем новом. Его плащ с черной каймой, указывая его высокий статус, был закреплен вокруг шеи, а борода расчесана. Оба носили такие короткие волосы, что им достаточно было расправить их пальцами.
 — Ну  что, мой добрый сержант — равнодушно спросил Арн. — Как  тебе это понравилось?
— Господин , я подчинился приказу; я сделал все, как ты сказал, — неуверенно  ответил Арманд, опустив голову. Внезапно он встревожился — Арн сверлил его взглядом, и молодой человек почувствовал, что его проверяли и испытание он не прошел.
— Застегни свой плащ и следуй за мной, мой славный сержант, — усмехнулся Арн, слегка похлопав Арманда по спине, и они спустились в холл. Пытаясь застегнуть плащ, Арманд поспешил за командиром, не понимая, то ли он нарушил правило, то ли не понял шутку.               
  Арн с легкостью отыскивал дорогу в бесконечной череде коридоров, лестниц, внутренних двориков с фонтанами и домов с закрытыми ставнями, похожих на частные резиденции. Он привел сержанта к Башне Соломона, мужчины спустились в непонятный черный ход,  внезапно оказавшись в огромном длинном зале, устланном сарацинскими коврами. Множество столов стояло длинными рядами. Зал заполняли стражи зеленом одеянии, рабочие в коричневом, а также  рыцари в белом, которые читали, писали или беседовали с разными чужеземцами в богатой одежде.  Миновав всю эту суету, Арн и его сержант прошли в дальний конец к  белым воротам, отделявшим зал от большой ротонды с высоким куполом. Это и было само святилище, святая святых ордена Храма.
  Когда они приблизились к высокому алтарю с крестом под куполом, капли воды все еще  падали с их бород на холодный мраморный пол, украшенный узорами в виде черно-белых звезд. Арн пал на колени пред высоким алтарем, Арманд все повторил за своим командиром, который шепотом приказал прочесть десять Pater Noster и поблагодарить Богородицу за счастливое возвращение домой после исполнения их миссии.
  Преклонив колени и произнося предписанное число молитв,  Арманд вновь почувствовал  жгучую жажду, столь невыносимую, что на мгновение он потерял счет молитвам и решил, что сходит с ума.
   Повсюду молились, на них никто не обращал внимания, а у Арманда промелькнула мысль, которую он вскоре отогнал прочь, почему только они двое осмелились приблизиться к великому алтарю. Признавая, что совершенно незнаком с новыми для него ритуалами, и продолжил вести счет молитвам.
 — Пойдем , мой добрый сержант ,— позвал Арн, когда они закончили. Мужчины поднялись и в последний раз перекрестились перед Божьим Распятием. Они продолжили блуждания по лабиринтам длинных переходов, мимо внутренних двориков с фонтанами и цветниками, ныряя в мрачные коридоры, освещаемых лишь редкими факелами. Внезапно они оказались перед залом с высокими побеленными стенами, украшенными исключительно знаменами ордена и рыцарскими щитами. Здесь Арманд не увидел сарацинской витиеватости или ярких цветов, нарушающих белизну и мужественную строгость обстановки. Над головой возвышались высокие своды и по одной стороне зала, как в монастыре, проходила аркада, поддерживаемая колоннами. Это все, что Арманд успел заметить, прежде чем поймал взгляд высокого властного вида мужчины.
  Арнольдо де Тороха, магистр Иерусалима, прямой и суровый, в белом плаще с двумя тонкими черными полосками, указывающими на его высокий ранг и скрепленном у шеи, стоял в центре зала с мечом на боку.
 — Делай, как я, — прошептал  Арн сержанту.
Они приблизились к магистру Иерусалима, остановившись на почтительном расстоянии в шесть шагов, как предписывал Устав, и немедленно опустились на колени, склонив головы.
 — Арн де Готья и сержант Арманд де Гасконь вернулись после выполнения своей миссии, — громко отрапортовал его господин, не поднимая головы.
 — Ответь мне, магистр крепости Газа, Арн де Готия, была ли твоя миссия успешной? – прозвучал громкий могучий голос.
 — Да, брат рыцарь и магистр Иерусалима, — ответил  Арн таким же официальным тоном, - Мы разыскали шестерых нечестивых грабителей и их добычу, которую они отбирали у христиан и неверующих. Мы нашли, что искали. Все шестеро уже висят на наших стенах. Завтра все их добро будет выставлено перед скалой.
Глава Иерусалима ничего не ответил, казалось, ему хотелось продлить молчание. Стоя на коленях на шаг позади командира, Арманд смотрел в пол, не двигаясь и едва дыша.
 — Совершили  ли вы омовение, предписанные нашими правилами в Иерусалиме? Поблагодарили в Храме Соломона Господа нашего и Пресвятую Богородицу, особую покровительницу нашего Ордена? – возвысил голос владыка Иерусалима после долгого молчания.
 — Да, магистр Иерусалима. Поэтому я почтительно прошу чашу воды после долгого трудового дня, это единственная награда, которую мы заслуживаем, – быстро и равнодушно ответил Арн.
— Магистр крепости Арн де Готия и сержант Арманд де…де Гасконь, верно? Да! Де Гасконь, вот как надо. А теперь встаньте оба и обнимите меня!
  Арманд сделал то же, что и его командир - быстро поднялся, и когда магистр Иерусалима крепко обнял и расцеловал Арна в обе щеки, он обнял и Арманда, хотя и не одарил его поцелуем.
 — Арн, я знал, что ты справишься с этим, я знал! – воскликнул магистр Иерусалима совершенно иным тоном, исчезли сухость и суровость, он заговорил весело и дружелюбно, как с приятелями, приглашенными на обед. В тот же миг к ним поспешили два рыцаря в белом, у каждого в руке была серебряная чаша с ледяной водой. Поклонившись, они передали чаши Арну, который одну вручил Арманду.
  И Арманд снова последовал примеру командира, проглотив все содержимое одним махом, так что влага залила его плащ. Тяжело дыша, он отнял пустую чашу от губ, с удивлением обнаружив, что брат-рыцарь с поклоном готов принять ее у него. Смутившийся юноша не было готов к тому, что ему будет прислуживать рыцарь. Но рыцарь  в белом заметил его замешательство и ободряюще кивнув Арманду, который с глубоким поклоном вернул ему свою чашу.
   Магистр Иерусалима приобнял Арна за плечи, они завели оживленную беседу почти как светские люди, направившись в дальний конец зала, где слуги и повара в зеленом накрывали стол к ужину. Арманд последовал за ними, получив еще один ободряющий кивок от брата-рыцаря, приставленного прислуживать ему.
    Все заняли места, указанные магистром Иерусалима, который расположился рядом с Арном на одном конце стола. Сержанту Арманду отвели место в дальнем конце, а между ними сели два брата-рыцаря. На столе поставили угощения: свежий бекон, копченую баранину, белый хлеб, оливковое масло, вино и овощи, и большие серебряные чаши с водой, от которых шел пар. Перед началом трапезы Арн прочел на латыни благодарственную молитву, и все склонили головы, после чего с аппетитом принялись за еду, запивая ее вином. Сначала говорили только Арн и владыка Иерусалима, погрузившись в воспоминания о былых временах и старых друзьях, остальные молчали, не принимая участия в их беседе. Время от времени Арманд украдкой поглядывал на двух влиятельных братьев, которые, казалось, хорошо знали друг друга и вели себя как близкие друзья, что в ордене не всегда было одним и тем же. Арманд старался вкушать пищу степенно, не больше и не быстрее Арна, следя за тем, чтобы не опередить его ни в вине, ни в хлебе, ни в мясе. Он должен был проявлять умеренность, не взирая на то, что это был пир, и не набивать рот, как  это делали светские люди.
   Как Арманд и предполагал, ужин надолго не затянулся. Когда хозяин Иерусалима вытер кинжал и засунул его за пояс, все сидящие за столом сделали то же самое и закончили трапезу. Слуги повара в зеленых одеждах начали убирать со стола, но оставили чаши с водой, кубки сирийского стекла и глиняные кувшины с вином.