Глава 5. О, дивный, новый мир

Рассвет в Сан-Диего пришел, как похмелье после конца света – серый, с мелким, назойливым дождем, будто небо решило добить город слезами. Ветер выдохся до жалобного стона, но воздух был пропитан водорослями, дизелем и сырой разрухой. Дом Рейчел молчал, только кап-кап в ванной, как метроном, отсчитывал время, да гудел генератор, словно старый рокер, пытающийся выдать последний аккорд.
Рейчел оттащила мешок с песком от двери подвала – он был тяжелым, пропитанным грязью, как ее собственные мысли. Вода ушла, оставив липкую жижу, куски водорослей и запах болота. Она открыла ставню, и в комнату ворвался холодный воздух, несущий вонь горелого пластика и мокрого бетона. Фиби, стоя у окна, ахнула, ее фарфоровая кожа побледнела до призрачной белизны, зеленые глаза расширились, как у героини триллера:;– Боже, Рэйч… это что, апокалипсис?
Улица была полем боя, разодранным в клочья. Пальмы лежали, как поваленные гиганты, их стволы расколоты, листья разметаны, будто кто-то растерзал тропический рай. Машины валялись перевернутыми, словно ребенок-великан разбросал их, как свои игрушки. Некоторые раздавлены упавшими столбами, другие утонули по капот в мутных реках, которые раньше были дорогами. Провода искрили, свисая с покосившихся опор, как мертвые змеи, а трансформатор на углу все еще дымился, выбрасывая едкий запах горелой проводки. Мусор – черепица, пластиковые стулья, детские игрушки, чей-то рваный зонт – кружился в грязевых водоворотах. Затопленные подвалы соседних домов пускали пузыри, как тонущие корабли. Где-то вдалеке выли сирены, гудели бензопилы, рвали тишину крики соседей, подсчитывающих урон: разбитые окна, сорванные крыши, затопленные гаражи. Детский велосипед, застрявший в канаве, крутил колесом, как символ потерянной невинности. Дивный, новый мир – мир, где порядок утонул в хаосе, а надежда казалась такой же хрупкой, как треснувшее стекло в окне напротив.
– Сети нет, – Рейчел глянула на телефон. 20% заряда, экран тусклый, как ее настроение. – Но 2G поймали. Два дня без интернета, но связь ожила. Береги заряд, Фибс.;– Как мы вообще выжили? – Фиби, с темными кругами под глазами, выглядела как модель, которую забыли на съемке постапокалиптического Vogue, но все еще держала марку – небрежная грация, каштановые растрепанные волосы, спадающие на плечи.;– Повезло. Дом – крепость. И мы не расслаблялись, – Рейчел включила камеру телефона, пальцы дрожали. – Надо снять. Для страховки. И… для памяти.
Она снимала, как оператор на руинах: джип, уткнувшийся в газон, пальма, раздавившая соседский забор, перекресток, превратившийся в мутное озеро с плавающими обломками досок. У соседнего дома – сорванная крыша, оголившая балки, как кости скелета. Разбитый мотоцикл лежал в канаве, его хром тускло блестел в сером свете. Это не было кино – это была жизнь, разодранная в клочья. Руки тряслись, но она продолжала, будто каждый кадр мог стать доказательством, что они пережили этот ад.
Соседи выползали из домов, как выжившие в зомби-фильме: кто-то плакал, обнимая детей, кто-то фотографировал разбитые машины, кто-то пытался вытащить из грязи садовую мебель. Рейчел и Фиби присоединились, таская ветки, куски черепицы, помогая старушке с угла вытащить застрявший в грязи велосипед. Они очищали двор от обломков – сломанные шезлонги, разорванные тенты, чья-то детская коляска, застрявшая в кустах. Работа была тяжелой, грязной, но она давала чувство, что они не просто жертвы – они действуют. Сосед, бородатый мужик в футболке Metallica, пилил упавшее дерево, пока его жена раздавала воду и сэндвичи из пластиковых контейнеров. Дети, несмотря на грязь, носились по лужам, смеясь, как будто мир не рухнул. Где-то вдалеке взвыла собака, а с соседней улицы донесся треск – еще один столб рухнул под напором ветра, оставшегося после бури.
Фиби, оттащив кусок забора, плюхнулась на бордюр, вытирая грязь с джинсов. Ее лицо было усталым, но глаза горели смесью злости и разочарования.
;– Позвонила Тайлеру, – начала она, голос дрожал, – и, представляешь, этот дебил даже не знал, что у нас тут творилось! Всю ночь тусил в клубе с дружками, пока мы чуть не утонули. Говорит: “О, буря? Круто, фотки скинь!” – Она фыркнула, но в голосе была боль. – Я ему звоню, вся на нервах, уставшая, ищущая поддержки, а он там с мартини, телками и диджеем!;– Ну, хоть взял трубку, – Рейчел попыталась смягчить, но Фиби перебила, ее слова полились потоком:;– Взял, да, но ему плевать, Рэйч! Плевать! – Она сжала кулаки, каштановые волосы упали на лицо, скрывая слезы, которые она пыталась сдержать. – Я же сама хотела такого – без обязательств, без привязки. Все время я была этой девчонкой: вечеринки, непродолжительные романы, никаких слез, никаких “а что дальше?”. Свобода, знаешь? Но эта буря… этот чертов ураган все перевернул. Я сидела в темноте, слушала, как дом трещит, и думала: если я умру, раздавленная этой крышей, а Тайлер даже не заметит. Ему все равно, что я тут чуть не утонула. А я… я, дура, ждала, что он хоть спросит, как я.;Рейчел присела рядом, положив руку на плечо Фиби. – Фибс, ты не дура. Ты просто… почувствовала, что хочешь большего. Это нормально.;– Нормально? – Фиби горько усмехнулась, вытирая глаза тыльной стороной ладони. – Я всю жизнь бегала от этого “большего”. А теперь смотрю на тебя, с твоей дурацкой влюбленностью в виртуального парня, которого ты даже не видела, и думаю… черт, может, я тоже хочу, чтобы кто-то называл меня “Океанской Девушкой” и писал, что я сильная, когда все рушится. Но Тайлер? Он даже не знает, как я выгляжу без макияжа. И ему плевать.;– Может, это не про Тайлера, – тихо сказала Рейчел. – Может, это про тебя. Буря поменяла тебя, Фибс. Ты теперь знаешь, чего хочешь. И это не клубы и мартини.;Фиби посмотрела на нее, ее зеленые глаза блестели от слез, но в них появилась искра решимости. – Знаешь, Рэйч, ты права. Эта буря… она как будто снесла все мои стены. Я устала быть крутой девчонкой, которой все равно. Хочу, чтобы кто-то волновался за меня. Как твой волнуется за тебя. – Она слабо улыбнулась. – Если твой русский ответит, скажи, что он мне должен кофе. За то, что ты сияешь, пока мы тут по колено в грязи.
Рейчел рассмеялась, чувствуя тепло от слов подруги. Она сжала телефон, где 2G-связь мигала, как слабый пульс. Интернет так и не вернулся, но звонки проходили – хрупкая ниточка в мир. Она набрала маму в Омаху, чувствуя, как горло сжимается от усталости и облегчения.
Мама сняла трубку на втором гудке, голос теплый, с тревожной ноткой, как всегда:;– Рейчел, девочка моя! Ты жива? Я всю ночь не спала, смотрела новости, там такое показывали! Как ты, родная? Все цело?;– Жива, мам, – Рейчел прислонилась к стене, глядя на грязь за окном. – Дом цел, Фиби со мной. Было страшно, не скрою. Ветер выл, как зверь, свет вырубило, ставни гудели, будто сейчас влетят внутрь. Мы забились в гостиную, молились, ели батончики, ждали. Вода до подвала не дошла, но город… мам, он в хлам. Пальмы поломаны, машины в кюветах, крыши посрывало, провода висят, как мертвые змеи.;– Господи, моя храбрая девочка, – голос мамы дрогнул. – А ты сама как? Не ранена? Не заболела? Ты ела хоть что-то нормальное?;– Ела, мам, батончики и вода, – Рейчел улыбнулась, чувствуя тепло маминой заботы. – Не ранена, только устала. Мы с Фиби сейчас соседям помогаем – убираем завалы, таскаем мусор. Грязь везде, но мы живы. Это главное.;– Ох, Рейчел, – мама выдохнула. – Я так боялась за тебя. Ты всегда была сильной, но этот ураган… Как ты держишься?;Рейчел помолчала, сжимая телефон. Слова вырвались сами, будто ждали этого момента: – Мам, знаешь, что грело сердце в этой темной, пронизываемой ветрами комнате, помимо Фиби и твоей любви? Парень. Из далекой и холодной России. Его зовут Максим. Мы познакомились в интернете, болтаем каждый день. Он программист, шутит про свою работу, любит литературу. Когда буря началась, я написала ему, что пропаду. Что скучаю. А он… велел быть сильной. Назвал меня “Океанской Девушкой”. Его слова держали меня, когда было страшно.;– Русский? – мама хмыкнула, но без осуждения, с теплой насмешкой. – Далековато, конечно. И что, он тебе правда важен?;– Да, мам, – Рейчел сжала телефон, чувствуя, как тепло в груди разгоняет холод. – Он особенный. Видит меня… настоящую. Ту, что падает с доски для серфинга и смеется над собой. С ним я чувствую себя живой.;– Ох, девочка моя, – мама помолчала, будто взвешивая слова. – Главное – чтобы ты была счастлива. А кто тебя сделает такой, мне не так принципиально. Русский, американец, хоть марсианин – лишь бы он был настоящим. Но ты береги себя, поняла? Не только сердце, но и себя всю.;– Поняла, – Рейчел улыбнулась, чувствуя, как слезы жгут глаза. – Спасибо, мам. Я напишу ему, как только связь окрепнет.;– Пиши, родная. И звони мне. Я всегда тут, в своей Омахе, с пирогами и переживаниями. Береги себя, моя девочка.
Она положила трубку, прижимая телефон к груди. Связь 2G, налаженная за два дня после урагана, была слабой, но живой. Интернет все еще лежал, но Рейчел набрала сообщение, надеясь, что оно дойдет:
Рейчел: Жива. Дом цел. Фиби со мной. Связь еле тянет, интернет мертв. Помогаем соседям убирать завалы. Скучала. Очень. Ты там как, Мишка?
Сообщение ушло, но значок “доставлено” не загорелся. Она смотрела на экран, чувствуя, как надежда, хрупкая, как эта 2G-связь, теплится в груди. Снаружи гудели бензопилы, соседи кричали, дети смеялись, таская ветки. Фиби, отряхивая грязь с джинсов, бросила:;– Рэйч, твой русский должен мне не просто кофе, а целый ужин. За то, что ты сияешь, пока мы тут по колено в грязи.;
Рейчел рассмеялась, впервые за два дня, и пошла за ней, сжимая телефон. Ее сигнал – слабый, упрямый – летел через океан к Максиму. К ее Мишке. Новый мир рождался в хаосе, но она была жива. И это было началом.
Где-то вдалеке снова завыла сирена. На улице зазвучали бензопилы – люди начали расчищать завалы. Начинался долгий путь восстановления. Рейчел вздохнула и пошла за Фиби, чтобы осмотреть верхний этаж. Впереди была работа, но в сердце уже светилось тихое, упрямое пламя ожидания ответа.