Как он дышит, так и пишет. Булат Окуджава

Окуджава умеет вовремя остановиться — и, говоря меньше, сказать больше; предельно точно охарактеризовал эту манеру Солженицын: «Смотрите, как просто — а какой широкий круг забирает!» В лучших стихах и песнях Окуджавы всегда словно не хватает одной строки, которая бы все объяснила, все расставила по местам, — но тут-то он и умолкает, поманив и оставив на пороге…
Его пластинки расходились огромными тиражами, а песни звучали в культовых советских кинофильмах. Окуджаву не только пели, его с удовольствием читали и смотрели.

«Не успел на жизнь обидеться...»
Ю. Даниэлю

Не успел на жизнь обидеться —
вся и кончилась почти.
Стало реже детство видеться,
так — какие-то клочки.

И уже не спросишь — не с кого.
Видно, каждому — своё.
Были песни пионерские,
было всякое враньё.

И по щучьему велению,
по лесам и по морям
шло народонаселение
к магаданским лагерям.

И с фанерным чемоданчиком
мама ехала моя
удивлённым неудачником
в те богатые края.

Забываются минувшие
золотые времена;
как монетки утонувшие
не всплывут они со дна.

Память пылью позасыпало?
Постарел ли? Не пойму:
вправду ль нам такое выпало?
Для чего? И почему?

Почему нам жизнь намерила
вместо хлеба отрубей?..
Что Москва слезам не верила —
это помню. Хоть убей.

У поэта соперников нету…


У поэта соперников нету —
ни на улице и не в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
это он не о вас — о себе.
Руки тонкие к небу возносит,
жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит:
это он не за вас — за себя.
Но когда достигает предела
и душа отлетает во тьму…
Поле пройдено. Сделано дело.
Вам решать: для чего и кому.
То ли мед, то ли горькая чаша,
то ли адский огонь, то ли храм…
Все, что было его, — нынче ваше.
Все для вас. Посвящается вам.

Молитва (пока Земля еще вертится)


Пока Земля еще вертится,
пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому,
чего у него нет:
мудрому дай голову,
трусливому дай коня,
дай счастливому денег…
И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится —
Господи, твоя власть! —
дай рвущемуся к власти
навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому,
хоть до исхода дня.
Каину дай раскаяние…
И не забудь про меня.
Я знаю: ты все умеешь,
я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый,
что он проживает в раю,
как верит каждое ухо
тихим речам твоим,
как веруем и мы сами,
не ведая, что творим!
Господи мой Боже,
зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится,
и это ей странно самой,
пока ей еще хватает
времени и огня,
дай же ты всем понемногу…
И не забудь про меня.

Полночный троллейбус


Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
в случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры — матросы твои —
приходят
на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
я к ним прикасался плечами…
Как много, представьте себе, доброты
в молчанье,
в молчанье.
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
и боль, что скворчонком стучала в виске,
стихает,
стихает.


Грузинская песня
М. Каливидзе


Виногpадную косточку в теплую землю заpою,
И лозу поцелую, и спелые гpоздья соpву,
И дpузей созову, на любовь свое сеpдце настpою,
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Собиpайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье!
Говоpите мне пpямо в лицо, кем пpед вами слыву.
Цаpь небесный пошлет мне пpощение за пpегpешенья,
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

В чеpно-кpасном своем будет петь для меня моя Дали,
В чеpно-белом своем пpеклоню пеpед нею главу,
И заслушаюсь я и умpу от любви и печали,
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

И когда заклубится закат, по углам заметая,
Пусть опять и опять пpоплывут пpедо мной наяву:
Белый буйвол и синий оpел, и фоpель золотая,
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Пожелания друзьям

Давайте восклицать,
Друг другом восхищаться,
Высокопарных слов
Не надо опасаться.

Давайте говорить
Друг другу комплименты,
Ведь это все любви
Счастливые моменты.

Давайте горевать
И плакать откровенно,
То вместе, то поврозь,
А то попеременно.

Не надо придавать
Значения злословью,
Поскольку грусть всегда
Соседствует с любовью.

Давайте понимать
Друг друга с полуслова,
Чтоб ошибившись раз
Не ошибиться снова.

Давайте жить во всем
Друг другу потакая,
Тем более, что жизнь
Короткая такая.

Любовь и разлука

 Еще он не сшит, твой наряд подвенечный,
и хор в нашу честь не споет…
А время торопит — возница беспечный, —
и просятся кони в полет.
Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,
не смолк бубенец под дугой…
Две вечных подруги — любовь и разлука —
не ходят одна без другой.
Мы сами раскрыли ворота, мы сами
счастливую тройку впрягли,
и вот уже что-то сияет пред нами,
но что-то погасло вдали.
Святая наука — расслышать друг друга
сквозь ветер, на все времена…
Две странницы вечных — любовь и разлука —
поделятся с нами сполна.
Чем дальше живем мы, тем годы короче,
тем слаще друзей голоса.
Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,
глаза бы глядели в глаза.
То берег — то море, то солнце — то вьюга,
то ангелы — то воронье…
Две вечных дороги — любовь и разлука —
проходят сквозь сердце мое.

Песенка о Моцарте
И. Балаевой


Моцарт на старенькой скрипке играет,
Моцарт играет, а скрипка поет.
Моцарт отечества не выбирает —
просто играет всю жизнь напролет.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
наша судьба — то гульба, то пальба…
Не оставляйте стараний, маэстро,
не убирайте ладони со лба.
Где-нибудь на остановке конечной
скажем спасибо и этой судьбе,
но из грехов своей родины вечной
не сотворить бы кумира себе.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
наша судьба — то гульба, то пальба…
Не расставайтесь с надеждой, маэстро,
не убирайте ладони со лба.
Коротки наши лета молодые:
миг — и развеются, как на кострах,
красный камзол, башмаки золотые,
белый парик, рукава в кружевах.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
наша судьба — то гульба, то пальба…
Не обращайте вниманья, маэстро,
не убирайте ладони со лба.

Песенка об Арбате


Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое призвание.
Ты — и радость моя, и моя беда.
Пешеходы твои — люди невеликие,
каблуками стучат — по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.
От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя.


Я пишу исторический роман

В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо.
Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь как в туман
от пролога к эпилогу. Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдергивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал. Вымысел — не есть обман.
Замысел — еще не точка.
Дайте дописать роман
до последнего листочка.
И пока еще жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке: каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить.