В лужах осколки хрустального неба

В лужах осколки хрустального неба, лики домов и зелень летних парков. Белой пеной по краю тополиный пух. На газонах островки анютиных глазок и сочные шапочки тюльпанов. Нежный перезвон птичьих песен и детских голосов. Но это днём, когда солнечные лучи нервно охаживают мостовые, где патиной ещё темнеют следы бурного дождя. Ощущение феерии и яркого многоцветья.

А вечером вспыхивает другое буйство красок. Неоновые вывески призывно моргают и расхваливают каждая своё. Отпускники и питейные зомби пестрят одеждами и многоголосьем речи. Щебечут фонтаны под звуки уличных музыкантов. Фонари подмигивают в такт, изливая свой свет на головы статуй, людей, фасады домов, дорожные пробки. Голуби жмутся поближе к шумной толпе в надежде на наживу. Ощущение вакханалии и пира во время чумы.

Когда же стрелки на часах шагают за полночь и туман неспешно выползает из-под мостов, растекаясь по телу рек и каналов, город снова преображается. В лиловом полумраке улиц не видно лиц редких прохожих, лишь очертания силуэтов и тихий шёпот теней. В зевах арок так и совсем сумрачно, несмотря на белые ночи и робкое дыхание фонарей. Сфинксы замирают безмолвными стражами на границе миров, и лодки, полные призраков и странных звуков, отдают им честь, проплывая мимо. Ощущение фантасмагории и таинственного танца.

А утром при первых признаках смущения неба, когда розовощёкое солнце, потягиваясь, выныривает из-за горизонта, случается новая метаморфоза. Город, словно алхимик, превращает эфемерное в золото. Реальность уплотняется, возвещая о рождении нового дня. Ликуют чайки, яростно разгоняя клочья тумана и запоздалых гуляк. Химеры возвращаются в свои гнездовья, уставшие и довольные после охоты. Матовая гладь вод скрывает порталы междумирья, а последний взгляд Луны запечатывает их до сумерек. Мёртвые вновь уступают место живым. Ощущение ренессанса и ветреной безмятежности.

Трамваи громким звоном врываются в тишину. Город просыпается и умывает свой лик в струях летнего дождя. В лужах осколки хрустального неба...