Борис Родоман в моей жизни

Введение

Теперь, когда Бориса Борисовича Родомана нет, многие говорят о близких, как им казалось, с ним отношениях. Не всегда это соответствует действительности. Он был открыт для общения, толерантен и доброжелателен, но близкими считал далеко не всех своих знакомых.
Мне посчастливилось не только общаться, но и дружить с Родоманом. Мы договорились написать сочинение друг о друге, однако он опередил меня (Родоман, 2017), это было сделать после прочтения его текста гораздо труднее, поэтому я отложила свой и возвращаюсь к нему только сейчас.
Как-то, в одну из критических минут своей жизни, Родоман сказал мне: «Напиши красиво о нас». Я постараюсь, хотя вряд ли мне удастся написать обо всех нюансах этой неординарной личности и наших взаимоотношений в рамках одной статьи, слишком много нас связывало.
Я, пожалуй, могу считать его не только своим близким другом,но и Учителем — неформальным и нестандартным. Перефразировав известное выражение, скажу: многие пытались меня учить, да не у всех я училась. Родоман никогда не делал этого специально, но он перевернул моё мировоззрение. Ему, конечно же, хотелось иметь учеников, и он иногда сетовал, что я не была таковой: «Жалко, что ты досталась мне готовенькой». Был период, когда он подавлял меня своим интеллектом. Мои
собственные идеи, мысли, публикации казались такими ничтожными! Постепенно он помог мне избавиться от этого чувства, назвав его комплексом провинциалки. Мы пережили много совместных ярких мгновений. Были и горестные моменты, но гораздо больше — восхитительно радостных.
Его часто предавали и обижали, однако он умел прощать, точнее, оправдывать других и обычно искал причину в себе. Он самоизолировался от всяческих социальных ячеек, партий, организаций, ни под кого не подстраивался, не принимал навязанных правил игры, но и своих никому не навязывал. Он никогда никого не стремился переубедить, полагая, что каждый имеет право на собственную точку зрения. Не вступал в бессмысленные дискуссии, но своих взглядов придерживался последовательно. Однако нельзя сказать, что он никогда не менял своей позиции: в случае убедительной, объективной аргументации мог согласиться с оппонентом. Его индивидуализм, однако, не сопровождался антропофобией. Он не испытывал неприязни к людям и умел дружить как никто другой. Своим друзьям он полностью доверял, сам был прекрасным и щедрым другом.Более сочувствующего и готового в меру сил прийти на помощь человека я, пожалуй, не знаю. Я познакомилась с некоторыми его друзьями. Каждый из них — необычная личность, не простая, но чрезвычайно интересная. Они умные и понимающие. Среди них учёные Иосиф Михайлов, Александр Левинтов, Павел Полян, Сергей Чебанов; правозащитник Юрий Самодуров, поэт Николай Рустанович, философ и гуманист Валерий Кувакин, художница Алла Панаргина, путешественник Владимир Купченко… Я тоже познакомила его со своими друзьями и с людьми, которых уважаю и ценю, и он стал ко многим тепло относиться. В их числе были Ю. Н. Гладкий, А. И. Чистобаев, Э. Л. Файбусович, А. А. Соколова и другие петербуржцы, оренбургские, казахстанские коллеги и др.
Такой же комплекс, как по отношению к социуму, был у него и в отношениях с женщинами. Соответственно, он эпатировал и эту сторону своей жизни, намеренно выставляя напоказ и хвастаясь своими «победами».
В начале нашего общения я была шокирована его чрезмерной откровенностью, даже прекращала на какое-то время общение с ним из-за этого.
Позже, возможно, была некритична, покорённая его интеллектуальной мощью и эрудицией, но постепенно смогла трезво оценить его как личность, противоречивую, но искреннюю и ранимую.
Его помыслы были открыты, он не был испорчен ни политическими дрязгами, ни «разборками» на почве собственнических отношений. Он был в определённом смысле чист, как ребенок, невероятно честен, поэтому незащищён. Эта честность, граничащая с наивностью, проявлялась во всём: разумеется, в науке и творчестве, в отношениях с коллегами, бюрократами и начальниками. Честность выливалась в достоверность и объективность его научных изысканий, но в жизни нередко ему вредила. Большинство людей скрывают свои мысли, но он был не способен говорить то, что от него хотят услышать, а не то, что он думает. Он был не способен солгать даже когда это было необходимо, просить его об этом было бессмысленно. Родоман был не в состоянии имитировать деятельность, делая вид что «работает»,
за что был уволен, к примеру, из Института наследия, его последнего места работы, когда там поменялось руководство. Эта честность не принесла
счастья и многим женщинам, с которыми он был близок. Он позиционировал себя как «сексуал-демократ», не мог быть «чьей-нибудь собственностью», хотя в быту был вполне способен к компромиссам.
Я бы сказала, что его жизненное кредо — гедонизм (хоть он и не употреблял этого слова). Мой добрый друг Э. Л. Файбусович, написавший когда-то о своём ровеснике Родомане (к сожалению, эта публикация затерялась), утверждал, что главное в жизни — получить от неё удовольствие. Удовольствие же каждый человек понимает по-своему. Для Родомана это были занятия наукой, путешествия, влюблённость. Всем этим любимым занятиям он отдавался целиком, без остатка.

Родоман — учёный

Наука занимала особое место в его жизни, он считал её более интимным занятием, чем что бы то ни было. Одной лишь Урании Родоман был верен и не изменял ни при каких обстоятельствах. Он опасался быть покорённым другими музами, и не раз говорил, что рад, что у него не сложилась «личная жизнь», иначе он не сделал бы в науке того, что ему удалось сделать. Об его творчестве довольно много написано. Его идеи и выводы порой не просто неожиданны, но и парадоксальны и, как и его образ жизни, одних шокируют и вызывают отторжение, других покоряют и делают горячими поклонниками. Кто-то видит в них изъяны и недоработки, кто-то
чёткие конструкции и модели. Очевидно одно: никого они не оставляют равнодушными.
Он мало с кем делился своими научными планами и результатами, справедливо полагая, что далеко не все их поймут и оценят. Мы с ним время от времени обсуждали какие-то проблемы. Он даже спрашивал совета, я искренне высказывала свою точку зрения, и он порой с ней соглашался — по крайней мере, так мне казалось. Но это вовсе не означало, что он использует то, к чему мы пришли! Нередко в итоге из-под его пера выходило нечто парадоксально неожиданное и даже альтернативное!
В наших совместных путешествиях мы обращали внимание порой на совсем разные объекты и обстоятельства. Он умел читать общество по ландшафту, считая этот метод важнейшим (Родоман, 2002), был сторонником единой и искусственно, по его мнению, разделённой географической науки на две ветви. А вот статистике он не доверял, считая её недостоверной и недостаточной для научных выводов (здесь я с ним согласна лишь частично, считаю, что методы нужно использовать в комплексе). Геометрические модели Родомана высоко ценят математики, а художники признали их произведениями современного концептуального искусства. Родоман, по моему мнению, — гениальный мыслитель. Гениальность заключается в том, чтобы разглядеть закономерности в очевидном и обыденном. За кажущейся иногда простотой его идей — чёткая, осознанная позиция, добротная фактура. Он прекрасно видел и чувствовал пространство. Всё, что им сформулировано, основывается на полевом материале.
Мне довелось видеть, как он работает. Он долго настраивался, собирался с мыслями. Сначала идея статьи, доклада или монографии рождалась у него в голове, часто в форме озарений в путешествии либо на прогулке. Она какое-то время созревала и вынашивалась. Когда она выплёскивалась, — не подпускал к себе никого, уходил в себя, делался серьёзным и неприступным. Ничто и никто не должно было его отвлекать. Он «выдавал» текст, который как бы пришёл к нему неизвестно откуда.Делал это быстро, но потом его будто выключали, ему был необходим
отдых (выражаясь его языком, «рекреация»). Порой у людей, особенно далёких от науки, складывалось впечатление, что он бездельник, эдакий повеса, которому всё даётся легко. Но это, разумеется, заблуждение. Работа продолжалась всегда.
Его озарения появлялись отнюдь не на пустом месте. Родоман был чрезвычайно эрудирован. При этом он и здесь любил эпатировать, утверждая, что он не читает книг. Вместе с тем, дома у него была прекрасная библиотека, которую он ещё при жизни начал раздавать своим друзьям и коллегам, небезосновательно опасаясь, что после его смерти книги пропадут. Он был знаком не только с географической литературой (и отечественной, и зарубежной), но и с трудами философов, архитекторов, историков, биологов и представителей других наук. На зависть своим ровесникам Родоман овладел навыками работы с Интернет-ресурсами и широко ими пользовался.
Несомненно, Родоман оказал влияние на развитие отечественной географии. Ценили его и биологи, философы, архитекторы. Главные его работы посвящены теоретической географии, при этом все его теории и концепции основаны на глубочайшем знании фактуры.
Некоторая маргинальность его положения позволяла ему, с одной стороны, достичь высшей степени свободы и полёта мысли, а, с другой, играла весьма отрицательную роль, позволяя «забывать» на него сослаться! Свои идеи Родоман публиковал чаще в тезисах конференций, чем в крупных журналах, и малые тиражи таких изданий при отсутствии электронных источников информации позволяли сделать вид, что публикации как бы и не было. На ум приходит аналогия с Н. Н. Баранским, который
ввёл понятие «игра масштабами». Теперь уже говорят о полимасштабном
анализе и обходятся без Баранского.
Позиционный принцип, поляризованный ландшафт, географическое районирование, картоиды… Эти концепции и модели Б. Б. Родомана «прописались» и прижились в современной географии. Родоман создавал теоретические модели, он редко доводил их до практического использования, оставляя эту задачу для других исследователей. Он нередко сетовал, что его концепции остаются незамеченными, их недооценивают, мало используют и не развивают. Уверена: их время ещё настанет.
С лёгкой руки Родомана широко распространилась в нашей науке «центро-периферийная» модель. Центро-периферийные отношения характерны для всех сторон российской жизни. Это проявлялось в советские годы, когда централизм и диктатура привели к поляризации пространства (тоже описанная Родоманом закономерность), сохраняется и даже усиливается и в настоящее время. Принадлежит Родоману и концепция «внутренней периферии», которую успешно развивает В. Л. Каганский. Отечественные исследователи (например, А. И. Чистобаев, А. Е. Левинтов и др.)
использовали термин «глубинка», но Родоман, который даже в пределах Москвы отыскал территории, относящиеся к внутренней периферии, вкладывал в это понятие несколько иной смысл.
Он обратил внимание, что границы административных районов разного иерархического уровня превратились в заросшие, плохо преодолимые барьеры из-за слабых связей между ними в результате централизации российского пространства, и много внимания уделял этому в своих публикациях (Родоман, 2022б). Уже позже это разглядели на космоснимках. Некоторые исследователи считают, что этот факт очевиден.
У Родомана есть чему поучиться начинающим учёным: он никогда не брался за темы, которые ему не близки, не писал сочинений «на заданную тему».
Особо следует сказать об языке Родомана. Любые тексты он вычитывал тщательнейшим образом. Даже в обычных письмах не допускал ошибок и опечаток. Его опыт работы в «Географгизе» и других издательствах дал ему очень много в этом плане. Ещё до знакомства с ним я слышала рассказ о том, что он редактировал книгу Ю. Г. Саушкина целый год (Саушкин, 1973)! Он был педантом и перфекционистом, но ведь и результат потрясающий! Он критиковал меня за невнимательность и советовал вычитывать любой текст по слогам! Он пользовался пособиями для редакторов
и корректоров, которые тщательнейшим образом изучил. Родоман избегал запутанных, околонаучных формулировок в своих публикациях, как и сложноподчинённых предложений. Возможно поэтому его идеи кажутся понятными и даже порой очевидными. В лекциях по науковедению Родоман говорил о трёх стадиях развития научной мысли. Сначала все полностью отрицают новые идеи, затем утверждают, что в этом «что-то есть», и, наконец, говорят о том, что они очевидны и даже банальны! Вот и с его идеями происходит нечто подобное. Я не раз слышала
от читавших его произведения: «Это же очевидно! Я так же думал (а), просто не смог (ла) сформулировать».
На работы Родомана я постоянно ссылалась, рассказывала о них студентам. Мне всегда нравилась точность и строгость его выводов и теорий, независимость от других, официальных, точек зрения и признанных в науке «авторитетов». В этом смысле я очень благодарна и В. Я. Рому, который мне, молодой аспирантке, как-то сказал: «Запомни: в науке нет авторитетов, есть только точки зрения, аргументы, факты и идеи». Но всё равно имена «великих» порой довлеют и заставляют корректировать свою точку зрения. Так бывает со многими, но не с Родоманом, который никогда не шёл ни на какие компромиссы ради улучшения своего положения. И это самое важное, чему я пыталась у него научиться.
По рассказам коллег Родомана, в 70-80-е годы он появлялся в окружении своих молодых поклонников, которых неформально называли «волчатами», а его «Акелой». Но Киплинг дал это имя своему персонажу из-за звучности, хотя переводится оно с хинди «одинокий». К Родоману это имя подходило как нельзя лучше. Постепенно большинство из «волчат» его покинули, отошли в сторону, как и другие почитатели.
Родоман — «Акела» — зачерствел и стал позиционировать себя как одиночка и мизантроп, создавая видимость неприступности. В значительной степени из-за этого я, как и многие другие, не решалась подойти к нему, чтобы поговорить или задать вопрос, сказать, что я ценю его работы, но случая не представилось, да и моя излишняя застенчивость не позволяла сделать решительный шаг. Впрочем, Э. Л. Файбусович как-то рассказал мне, что в ответ на предпринятую попытку поблагодарить Родомана за его прекрасные идеи, которые он, Файбусович, использует в своих лекциях, он получил резкую отповедь: «Надо иметь свои!». Так же отстранённо и даже замкнуто он вёл себя в Оренбурге, куда по моему предложению он был приглашён на Степной симпозиум в 2012 году. А. А. Чибилёв пытался увлечь его вместе с другими вип-гостями в специально оборудованное помещение, но он категорически отказался общаться с «начальством».


Родоман и «святость рекреации»

Не стоит думать, что наука поглощала всё его время. Много отнимал быт, особенно в конце жизни. Родоман полностью себя обслуживал: прибирал в своей комнате и на кухне, закупал продукты, готовил, стирал вручную, замачивая бельё в тазике. Лишь в последние пару лет жизни он научился заказывать доставку продуктов и позволял помыть пол приятельницам. Я как-то предложила пригласить клининговую кампанию (уж слишком много пыли скопилось на его любимых книжных полках!), но он
с ужасом отверг идею вмешательства в его личное пространство. Остальные занятия (лыжные и пешие прогулки, путешествия, походы,творчество, общение с друзьями и даже любовь) он считал рекреацией,которая, по его мнению, не просто необходима для учёного, она обязательна и должна быть регулярной. Но рекреация — это не только и даже не столько отдых, как смена деятельности. Именно рекреация рождала его идеи: ведь она не просто даёт возможность отдыха, но и увеличивает
«производительность труда» и позволяет многое осознать и обдумать.
О рекреации и туризме он много писал, и в этой области географии его
вклад достаточно весом (Герасименко, 2018). У него даже был девиз «святость рекреации». Он соблюдал это правило до самого конца. Когда он уже не мог много ходить и передвигался с тростью, мы с друзьями вывозили его на такси, на теплоходе, на лодке в разные места, где он с удовольствием проводил время.
Много можно рассказывать об его удивительных путешествиях. Я ещё застала его в прекрасной форме, мы вместе объездили двадцать три страны мира и многие районы России, обошли подмосковные территории и московские закоулки. Ездили на конференции, в том числе в Республику Сербскую, Абхазию, на Алтай,в Ставрополье, на Домбай… В Пермском крае, к примеру, мы в 2016 году сплавлялись по Койве и Чусовой в рамках конференции «Туризм в глубине России» (Герасименко, Родоман, 2016). И это в его-то возрасте!
Сохранились дневники, есть и несколько совместных публикаций на эту тему. Разумеется, я и до знакомства с ним много путешествовала, но именно он показал мне, как составить оптимальный маршрут, чтобы увидеть максимум. Всё началось с моего Гималайского путешествия 2012 г. Именно он тогда посоветовал к поездке в Непал добавить Бутан и Верхний Мустанг, замкнув кольцо интереснейшей логистической схемой! Он и сам бывал в Гималаях раньше мы с ним стали членами Российской ассоциации исследователей Гималаев и Тибета (РАИГТ), приняв участие в организационном съезде в Санкт-Петербурге (Герасименко, Родоман, 2017а).
Самым ярким было, пожалуй, краткосрочное путешествие в Гренландию, которое состоялось благодаря тому, что он предложил слетать туда из Исландии (Родоман, Герасименко, 2013).
Путешествия — это большая тема, которая требует отдельного повествования, и в рамках данной публикации раскрыть её я не ставлю своей задачей. В увлекательное путешествие он мог превратить любую, даже небольшую прогулку. Родоман был хорошо знаком с членами моей семьи, и даже моему внуку успел кое-что показать и рассказать!
Невозможно представить Родомана без влюблённости и любви. Это тоже для него было рекреацией. Причём, важнейшей: все его лучшие произведения родились под влиянием чувств — своих или, по его выражению, «подсмотренных». Влюблённость — это особое состояние, которое было необходимо ему для реализации творческих планов. Особенно «результативной» была несчастная любовь. Страдая и отдаваясь этому
чувству целиком, безраздельно, он сублимировал его в творчество, в результате чего родились его лучшие творения — и научные (как, например, теория поляризованной биосферы — после разрыва с любимой женщиной, точнее, девушкой — именно так он называл женщин всех возрастов), и стихи, и проза.
Некоторые из художественных произведений, которые присылал Родоман с момента нашего с ним знакомства, поначалу шокировали меня своей откровенностью, а ещё больше они шокировали моего мужа. Я тогда решила, что это провокация и неуважение: ведь я не знала, что для Родомана интимная сторона — не отношения с «девушками» (это всего лишь рекреация), а наука, в которой он преуспел и даже опередил свое время. И он «без купюр» о них рассказывал, искренне полагая, что эта тема, которая знакома и интересна всем, должна объединять и располагать. Общаясь с ним, надо было хорошо это понимать. Однако в то время я решила прекратить общение. Многие коллеги, так же, как и я тогда, считали, что у него это «пунктик». Да, «Родоманчика» не каждый мог «скушать». Он был гениально нестандартен во всём, и его личность не вписывалась в социальные «нормы». Он притягивал и отталкивал одновременно.

Первое знакомство. Восхищение интеллектом


«Первых знакомств» было несколько. Минимум три. Это и 1982, и 2010, и 2012 годы. С каждым разом я всё лучше узнавала Родомана,но он не переставал удивлять, восхищать и даже шокировать, всякий раз по-разному. Общаться с Борисом Борисовичем мы начали с мая 2010 года. А. Г. Дружинин, возглавивший АРГО (в её организации и я принимала участие: в Рощино под Санкт-Петербургом, где собрались узким кругом и решили объединить усилия экономико-географов с тем, чтобы устоять
под натиском, с одной стороны, физико-географов, занимающих лидирующие позиции в РГО, и, с другой, экономистов, которые «теснят и захватывают» не только наш объект, но и методы), собрал большую конференцию в Ростове-на-Дону, чтобы официально учредить и зафиксировать факт ее создания. Там мы с Родоманом случайно оказались рядом во время экскурсии, разговорились, стали переписываться и в конце концов подружились.
Но впервые я увидела Бориса Борисовича Родомана ещё в 1982 году на курсах повышения квалификации МГУ, куда напросилась в качестве вольнослушателя. Я в то время училась в аспирантуре МГПИ им. В. И. Ленина, на кафедре экономической географии, которой руководил В. П. Максаковский. На кафедре работали замечательные преподаватели,моим научным руководителем был В. Я. Ром. Все его очень любили, а его аспиранток в шутку называли «Ромовыми бабами».
Мне, приехавшей в Москву из сибирского Красноярска, было очень интересно послушать и В. В. Вольского, и Э. Б. Валева, и Т. М. Калашникову, и многих других. А. Н. Ракитникова буквально приводили под руки и усаживали за стол, при этом предупреждали: «У него плохая дикция, слушать его практически невозможно, вы просто всё записывайте, а потом прочитаете и оцените». Читали нам тогда А. Т. Хрущёв, В. Г. Крючков, В. Н. Горлов, Н. В. Алисов, В. С. Лямин и др. Я не просто слушала, всё тщательно записывала в большую тетрадь, она сохранилась.
Занятия на ФПК в то время продолжались 4 месяца, с сентября по декабрь. Слушателями были преподаватели провинциальных вузов, в том числе и из союзных республик. Выделялись из общей массы прибалты. Они и одевались иначе, чем остальные, и вели себя по-другому. Были более свободны в общении.
Родоман появился на этих курсах 28 октября. Я это точно знаю благодаря записи в тетрадке. Он читал лекции по науковедению, первая называлась «Научное творчество и личность учёного». Я была знакома с его работами по географии, но видела его впервые. Знающий народ в аудитории был оживлён, его ждали, пришли все слушатели. «Родоман, Родоман» — пронеслось по рядам.
Я поначалу была разочарована: вошёл субтильный сутулый мужчина неопределенного возраста в фланелевой рубашке поверх джинсов, какой-то взъерошенный, на голове — «ёжик» из волос. Встретила бы на улице — решила бы, что бомж. Он поставил на подоконник авоську с кефиром и начал говорить. Голос тихий, дикция плохая, смотрит в пол, глаз не поднимает. Но слушатели в аудитории сидели, затаив дыхание.
Он говорил вещи, которые просто перевернули моё сознание! Они были не просто нестандартными, революционными по тем временам,особенно на фоне «правильных» лекций других учёных. Иногда они выглядели абсурдными, но в итоге время всё расставило по своим местам.
Мне казалось, что это человек «из другой эпохи», «из другого измерения», и многие его взгляды были неприемлемы для тогдашнего общества.
Спустя годы я с удивлением обнаружила, что было всего две встречи по четыре часа каждая (вторая — 11 ноября на тему «Организация и стимулирование научного труда»), и после этого он не появился, хотя в расписании значился. Но эти лекции были настолько необычными и непохожими на всё, что я до этого когда-либо слышала, что у меня оставалось ощущение, что их было гораздо больше!
Поздравляя Б. Б. Родомана с выходом юбилейного сборника к 80-летию, я искренне написала: «Ваши работы, а также лекции по науковедению, которые я слушала в Московском университете в октябре 1982 г., произвели на меня, тогда молодую аспирантку, большое впечатление, помогли переосмыслить многие взгляды. Я впервые в жизни поняла, что можно мыслить так нестандартно и смело». Сейчас, когда я просматриваю записи лекций Бориса Борисовича, они уже не кажутся мне необычными:
ведь я хорошо знакома с его взглядами!
Кое-что он рассказывал о себе, иллюстрируя повествование примерами. Мне хорошо запомнился один из них. Он говорил, в частности, что обладает плохой памятью, но никогда не перепутает ни одну историческую дату, ибо они систематизированы и разложены в его голове по ячейкам, составляющим цветной ковёр. Когда мы стали общаться с ним, я познакомилась с этим явлением лучше и узнала, что он — синестет. Иными словами, у него присутствует нейрологический феномен, именуемый синестезией, в ее цвето-графемной форме. Он никогда не смотрел собеседнику
в глаза, напротив, его взгляд обычно был направлен в пол, глаза прикрыты. Казалось, ему нет никакого дела до окружающих, и они мешают ему созерцать нечто, доступное только ему.
Позже, когда мы уже много общались, я узнала, что его посещают образы. Не мысли, а именно образы, которые возникают неожиданно. Чаще всего это образы ландшафтов, когда-то увиденных. И он созерцает именно их. У него и женские имена были окрашены в разные цвета. Несмотря на то, что он любил женщин и никогда не отказывался от встреч с ними, он далеко не всех мог вспомнить не то что по именам, даже в лицо!
Родоман на курсах ни с кем не общался. Отчитав положенное, молча уходил, прихватив свою авоську с подоконника. Позже он объяснил мне, почему не оставлял авоську, которую считал очень удобной, на кафедре: Б. С. Хорев не просто смеялся над этой устаревшей тарой, но однажды даже выбросил её в открытое окно.
Я вскоре услышала о том, что Родомана выгоняют из МГУ. «За что? Он же такой умный!» — стала спрашивать я у преподавателей на кафедре. С. Н. Раковский явно не сочувствовал Родоману. «А Вы его видели?» — спросил он меня. — «Это же не преподаватель, а какое-то недоразумение!». Милейший и добрейший В. Я. Ром посоветовал дружески «не лезть в это дело».
После этой «встречи» в начале 80–х годов наши пути долго не пересекались. У Бориса была непростая жизнь, о которой мне было мало известно. Однако я внимательно следила за его научными публикациями и с удовольствием с ними знакомилась. После защиты кандидатской диссертации я уехала в Оренбург.
Наше общество погрузилось в 90–е годы. И я вместе с ним. Приходилось заниматься преподавательской работой в нескольких местах и репетиторством. Заработанных денег едва хватало, чтобы прокормить и одеть детей, дать им приличное образование. Стало казаться, что о науке придётся забыть. В ней проявились особенно чётко и отражали общую картину развития страны центро-периферийные отношения. Главной причиной отставания регионов в области науки в 90-е годы был не просто информационный голод, информационный вакуум. Стала недоступной литература, невозможными поездки и, следовательно, полноценное профессиональное общение. Не следует забывать, что Интернет, который сегодня в значительной степени заменяет библиотеки, тогда был недоступен.
Но и этот период закончился. Дети выросли, жизнь улучшилась благодаря росту цен на нефть и хлынувшему потоку импортных товаров. Я поехала в докторантуру РГПУ им. А. И. Герцена, где провела три голодных,но счастливых года своей жизни. Это случилось благодаря Э. Л. Файбусовичу, который после пребывания в Оренбурге пригласил меня на стажировку в ФинЭк (ныне СПбГЭУ), где вместе с В. М. Разумовским завели со мной разговор о докторантуре. В итоге Эрнест Львович буквально за руку отвёл меня к Ю. Н. Гладкому, у которого мне и посчастливилось
учиться.
Ленинград — Санкт-Петербург — моя большая любовь, но это отдельная история, имеющая отношение к данной теме весьма отдалённое. Мы ещё больше подружились с Эрнестом Львовичем (и Еленой Яковлевной,его супругой), много с ним общались, обошли пешком практически весь город (по частям) и его окрестности. Разговаривали о самых разных вещах. Одной из общих тем было у нас творчество Родомана. Файбусович так же, как и я, ценил его чрезвычайно высоко, а знал
гораздо лучше меня. Именно от него я услышала, что, кроме научных и публицистических произведений у Родомана есть и художественная проза эротического содержания. С Файбусовичем мы написали совместное учебное пособие, курс лекций для студентов «Регионалистика» — второе издание вышло в 2010 г (Файбусович, Герасименко, 2010), где в качестве главнейших теоретико-методологических основ использовали работы Б. Б. Родомана. «Регионалистика» долго оставалось единственным учебным пособием по районированию.
Я защитила докторскую диссертацию, стала заведовать кафедрой географии и регионоведения и одновременно руководить геолого-географическим факультетом Оренбургского госуниверситета. Это обстоятельство позволило мне участвовать во многих совещаниях и конференциях, существенно расширить круг знакомств и общаться не только с университетскими коллегами, но и с представителями академической науки.
Я убедилась, что российская наука не только не умерла, но и получила новый импульс. Подросло новое поколение интересных мыслителей, в том числе и в регионах. Практически в одно время со мной, чуть раньше или чуть позже защитили докторские диссертации А. И. Ткаченко, А. И. Трейвиш, А. Г. Дружинин, А. Г. Манаков, М. В. Рагулина, А. И. Зырянов, Н. А. Щитова, Л. И. Попкова, Л. Ю. Мажар, чуть позже — В. Н. Стрелецкий. Л. А. Безруков, А. А. Соколова и др. Потянулась к науке и талантливая молодежь. Я познакомилась и подружилась с коллегами не только из Москвы и СанктПетербурга, но и из разных регионов.
Встречала я иногда и Б. Б. Родомана, но по-прежнему он казался мне неприступным и не склонным к общению. И я очень удивилась, когда мой аспирант рассказал, что молодёжь ходит запросто к Родоману «потусоваться».
На конференции в Вологде Родоман распространял свои книги, но всем желающим не хватило. Мне досталась подписанная им книга.Правда, даже не поинтересовался, кто я и не посмотрел в мою сторону.
Делал он тогда и доклад, как обычно, абсолютно не пользуясь никакими наглядными пособиями, уткнувшись в картонку, вырезанную из коробки из-под стирального порошка, где были написаны краткие тезисы его выступления. Я его тогда сфотографировала, этот снимок сохранился. Народ над ним посмеивался, не понимая, что на самом деле это философия экологизма и рационализма. Ничто, согласно убеждениям Родомана, не должно пропадать.
Выше я уже написала, что общаться мы стали с 2010 г. Как-то сразу поняли друг друга. Были перерывы по разным причинам: то мне письма казались чересчур откровенными, то Родоман решил, что переписка становится для него наркотиком. Каждодневный обмен письмами, из которых постепенно вырисовывался портрет необычной личности, возобновилась в феврале 2012 года и не прекращалась до конца его жизни. Я тоже неожиданно для себя разоткровенничалась так, как ни с кем прежде!
Родоман прислал мне автореферат кандидатской диссертации своего, как он полагал, единственного ученика и последователя — В. Л. Каганского. Я написала отзыв. Но перед защитой диссертации возникла форс-мажорная ситуация из-за банальной ошибки. Ведущей организацией был назначен Институт наследия, где числился работающим Родоман, а это, как известно, недопустимо. И вместо того, чтобы поменять ведущую организацию и перенести защиту, было принято решение заменить… научного руководителя! Для Родомана, который узнал об этом, придя на защиту, это
был удар ниже пояса! Он был близок к депрессии.
Родоман уехал в Гоа (сроки запланированной поездки ради защиты были перенесены), а после возвращения написал повесть «Агонда, или омут страстей» о своём пребывании там. Он присылал мне её по главам, по мере готовности. Повесть написана пронзительно. В ней отразилась тоска одинокого, непонятого и потерявшегося среди чуждых ему людей немолодого человека, который стремился вписаться в отторгающий его социум.
Чрезвычайная откровенность повести меня уже не пугала. Я увидела большое сходство с произведениями Габриэля Гарсиа Маркеса. Повесть не все приняли, но я прониклась сочувствием и даже состраданием к Родоману. Он, однако, сказал как-то, что на него тогда «нашло помутнение».
Мы продолжали много и откровенно писать друг дружке. А вот встретились в Тарханах на экскурсии, организованной в рамках очередной сессии МАРС, которая проходила в Пензе. Родоман сразу предложил перейти на «ты», объяснив это тем, что обращение по отчеству мешает ему нормально общаться. Но я ещё довольно долго называла его Борисом Борисовичем. В Пензе мы много общались с А. А. Соколовой, Н. Ю. Замятиной, А. Е. Левинтовым и, конечно, с Б. Б. Родоманом.
Вскоре Родоман приехал в Оренбург на Симпозиум по степеведению для участия с докладом на пленарном заседании и для чтения лекции в рамках Школы молодых ученых, а после остался в городе, где он не был с 60–х гг. XX века. Родоман встречался со студентами. Мы с коллегами «выгуливали» его по городу, посетили Соль-Илецк, который ему не понравился из-за индустриальных ландшафтов. Ещё одна поездка — в Покровские пещеры, где его познакомили с молодым священником, с которым завязалась дискуссия на религиозную тему. Родоман так изящно и ловко
дискутировал, что священник потом долго ещё вспоминал этот визит и передавал ему приветы. Это был прекрасный интеллектуальный поединок!
Он побывал у нас дома. Познакомился с моим мужем — математиком, геометром, который очень высоко оценивает работы Бориса Борисовича именно с математической точки зрения (по отношению к другим работам географов с претензией на использование математики он часто высказывался весьма скептически).
Наше общение продолжилось в Москве, где Родоман показал мне и свои любимые места, и подмосковные маршруты. Незабываемы эти прогулки по улочкам, куда гости столицы, да и большая часть москвичей, не забредают.
Нестандартной оказалась его квартира, точнее, комната, в которой он обосновался. Она была заполнена архивом. Вдоль стен — стеллажи, сделанные его руками, книжные полки, шифоньер, сверху — тубусы со свёрнутыми картоидами. В углу — лыжи. Посередине комнаты — несколько столов с книгами,компьютером,принтером,телефонным аппаратом и опять полки. Проходы между столами и стеллажами — «улицы». Они имели названия! Широкая кровать, которую он в шутку называл «сексодромом», занимала значительную часть комнаты. Снизу, под кроватью,располагались чемоданы с дневниками и прочими бумагами. Он показал мне фотографии, дневники, детские рисунки, картоиды. Целое богатство! Целый мир!
Надеюсь, что его архив будет сохранён. Ещё при его жизни мы отвезли и передали большую часть картоидов в РГО (Санкт-Петербург). Было предложение от Третьяковской галереи, где проходила выставка картоидов Родомана, но Борис Борисович решил в итоге, что их научное предназначение важнее, чем художественная ценность. Большая часть личных писем, дневников, фотографий передана в фонд «Прожито», часть материалов — в московское отделение РГО, что-то он передал мне и другим друзьям.
Ноутбук и скопированные материалы, согласно его завещанию, у меня. Досталась мне и его замечательная, написанная на высочайшем уровне первая докторская диссертация «Пространственная дифференциация и районирование» (1973), против которой проголосовал в своё время Совет, и часть рукописных писем Н. Н. Баранского. У Родомана хватило мужества и сил написать ещё одну докторскую диссертацию и защитить её в 1990-м году.
Личная библиотека вместе с картами разошлась по коллегам. Большую часть опубликованных русскоязычных материалов он разместил в Интернете, на сайтах https://heritage-institute.academia.edu/BorisRodoman1
и http://proza.ru/avtor/arctium. Он заранее позаботился о своём наследии, составил неформальное завещание.
 
Вместо заключения

Завершить рассказ о Родомане невозможно. Здесь затронуты лишь некоторые черты его жизни и личности. Я так привыкла к общению с ним,и сейчас мне не хватает его советов, его писем и ежедневных звонков! Он мужественно переносил свои болезни, включая рак, ХОБЛ и ковид, никогда не показывал вида, как ему тяжело. 24 декабря 2023 года я навестила его в последний раз, заранее поздравила с Новым годом, поскольку уезжала в очередное путешествие, которое он, как обычно, помог мне спланировать. Мы договорились, что в январе, когда я вернусь, мы выедем на такси за город в одно из его любимых мест. В день своей смерти, 26 декабря 2023 года, он принимал гостей и дважды мне звонил. Утром сообщил, что жив, а после ухода гостей попрощался и сказал: «Сегодня я умру». И я поняла, что он не шутит. Вечером его не стало.


Список литературы

1. Борис Борисович Родоман: Биобиблиографический справочник. К девяностолетию со дня рождения, 2021, Сост.: Б. Б. Родоман и Т. И. Герасименко, М. — Ростов/Д., — 100 с.
2. Борис Родоман, 2002, Чтение общества по ландшафту URL: http://proza.ru/2023/02/21/1288 — Дата обращения: 16.08.2024
3. Герасименко, Т.И., 2018, Вклад Б. Б. Родомана в изучение рекреации
и туризма, География и туризм, Научный рецензируемый журнал, №2, с.9 — 11
4. Герасименко, Т.И., 2017, Приоритеты Б. Б. Родомана в географической
науке (к 85-летию со дня рождения, Многовекторность в развитии регионов России: ресурсы, стратегии и новые тренды / Отв. редактор В. Н. Стрелецкий — М.: ИП Матушкина И. И., Материалы конференции, с. 450—466
5. Герасименко, Т.И., Родоман, Б.Б., 2017а, Глобализация и традиции: грани взаимодействия (на примере Непала и Бутана), Российские гималайские
исследования: вчера, сегодня, завтра, Мат-лы конференции, Санкт-Петербург: «Европейский Дом», с. 129–132.
6. Герасименко, Т.И., Родоман, Б.Б., 2016, Загородные природные парки и туристские походы на урбанизированных территориях, Туризм в глубине России: сб. тр. IV Всерос. науч. семинара (24 — 28 июля 2016 г.), Пермь, Перм. гос. нац. иссл. ун-т, с. 20—25
7. Герасименко, Т.И., Родоман, Б.Б., 2017б, Территориальная идентичность как фактор и результат геополитических предпочтений России,Геополитические процессы в современном евразийском пространстве,Сборник работ Международной конференции, Баня-Лука [Республика Сербская, БиГ], с. 127 — 140
8. Герасименко, Т.И., Родоман, Б.Б., 2023, Этноконтактные зоны в геокультурном пространстве городов: специфика и подходы к класссификации, Вестник ЗКУ, 4 (92), с. 170—188
9. Родоман, Б.Б., Герасименко, Т.И., 2013, Три дня в Гренландии, URL:
http://proza.ru/2017/03/18/882 — Дата обращения: 16.08.2024
10. Родоман Борис Борисович, 2021, БРЭ, URL: https://bigenc.ru/c/rodoman-boris-borisovich-9882cd1 — Дата обращения: 16.08.2024
11. Родоман, Б. Б., 2022а, Культурный ландшафт и судьба России / под ред. Т. И. Герасименко, Москва: ДиректМедиа, 488 с.
12. Родоман, Б.Б., 2017, Татьяна Герасименко в моей жизни,. URL: https://
proza.ru/2019/01/22/1745 (дата обращения: 11 августа 2024)
13. Родоман, Б.Б., 2022б, Экологический потенциал административных
границ, Региональные исследования,. №3, с. 54–59.
14. Саушкин, Ю.Г., 1973, Экономическая география: история, теория, методы, практика. М.: Мысль, 55 с.
15. Файбусович, Э.Л., Герасименко, Т.И., 2010, Регионалистика. Курс лекций, — 2-е изд. исправленное и дополненное, Оренбург: ОГУ, 94 с.


Опубликлвано: Родоман. Сборник статей и воспоминаний / Т. И. Герасименко, Р.
А. Дохов, Д.Н. Замятин и др. — М.: Издательские решения, 2024.
– 327 с. ил. – 500 экз. – ISBN 978-5-0064-7622-6. С. 164-183