Эпоха, что войдет в учебники Лживой

     - И решил я податься в патриоты, - негромко говорил Шкворень, печально встряхивая кудлатой головой в неверных отблесках костра, - прихожу, а там, веришь, нет, Прохор Петров, сидит такой - рожа хоть прикуривай. Выслушал меня и грит такой, что был бы ты, Филя, жидом или пидором, на крайняк армяшкой из телевизора, тогда всегда пожалуйста, но, грит, русский ты, а по нонешним временам путиноидности, это не, чтобы сразу фашизм, но экстремизьм всяко.
      Громов, молча мерявший шагами полянку с той стороны костра, виделся каторжному каким - то очень большим и страшным. Остановившись, отрывисто бросил :
      - Вот почему я по методу Иоанна Грозного и причисляю себя к немцам.
     Шкворень охнул и, пригнувшись, встал на четвереньки, напоминая своей нелепой фигурой крокодила.
      - Это ты правильно, Филя, - задушевно произнес купец, вытягивая из мешка пузырек спирту, - я вот тебя угощу сейчас за правильное понимание ситуации. Пей, - с чувством разливал спирт по оловянным кружкам Громов, - родной ты мой русский крокодил.
     Шкворень вскочил и вырвал из рук Прохора одну из кружек, выпил напиток яростно, оглушительно кашлянув.
     - Тссс, - зашипел Громов, тоже вскакивая. - Нишкни !
     Он схватил штуцер и щелкнул курками, вдавливая приклад в плечо.
     - Неумытики ? - ощерился каторжный, доставая из - за опояски топор. - По тайге шастают ?
     Они вслушивались в неумолчные шорохи и таинственные вздохи тайги, ничего не видя за пределами маленького светлого круга, почти погасшего. Прохор, гикнув, швырнул на угли припасенную лесину. Яркое пламя осветило крадущихся. По опушке, кошмарно формуясь, плыли смутные тени, как осознал Громов сразу : путиноиды.
     - Врешь, - страшно захрипел купец, разряжая оба ствола штуцера в эти тени, - не возьмешь.
     - Бей ! - ревел от страха Шкворень, размахивая топором, жутко блестевшим в свете разгоревшегося костра. - Убивай !
     Все стихло. Крадучись ступая на носках сапог Громов прокрался к опушке и уставился на оставленные путиноидами следы. Скромные кучки говна и лужицы блевотины отражали свет взошедшей Луны. Обрывки стягов, прокисшие прокламации, банковские карточки с оффшорных счетов ...
     - И толстый - толстый слой шоколада ! - зареготал Шкворень, топча следы рваными опорками. - На, сука ! На, твари ! - бесновался он. - Б...дь, тошнит ежедневно от мрази этой !
     Прохор, положив руку ему на плечо, как мог успокаивал разошедшегося каторжника.
     - Все понимаю, Филя, - журчал непривычно мягким голосом купец, утягивая Шкворня к костру, - сам такую личную неприязнь испытываю - кушать не могу. А уж раз даже каторжные...
     Недоговорив, Прохор повалился лицом в мешковину, с замиранием сердца чувствуя лбом второй пузырек спирту внутри мешка.