Почему все тупые, а я умный?

С детства он воспринимал мир иначе. Там, где другие довольствовались простыми объяснениями, он копал глубже, стремясь докопаться до сути. Логика была его стихией, а хаос окружающего мира — вечной загадкой, которую он никак не мог разгадать. Его ум строил точные умозаключения, в то время как окружающие полагались на эмоции. Он понимал, что в любой ситуации есть объективная правда, но каждый раз, когда пытался донести её, мир лишь улыбался, пожимал плечами и продолжал идти своей дорогой.
— Разве вы не видите? — спрашивал он. — Ваши поступки нелогичны, разговоры поверхностны, а цели бессмысленны.

Люди качали головами, его слова пролетали мимо, не способные изменить их убеждения. Он начинал подозревать, что, возможно, дело в людях. А что если именно он искажённо «видит истину»? Эта мысль тревожила его. Поэтому он ушёл туда, где мог остаться один — в горы за городом, вдали от суеты и людских голосов. Там он сел на землю. Ветер продувал сквозь его одежду, но он не чувствовал холода, только раздражение, усталость и ноющую боль в висках от непонимания. Он сжал пальцы, впиваясь в каменистую почву, пытаясь ухватиться за что-то реальное, за то, что выдержит тяжесть абсурда.
— Почему все тупые, а я умный?! — сорвалось с его губ, как крик, который никто не услышит. — Я вижу истину, а мир нет. Я страдаю, окружённый слепцами. Что мне делать?

Он закрыл глаза, ощущая слёзы. Ответ всплыл из глубины его сознания. Внутренний голос, который был всегда рядом, но говорил только тогда, когда его по-настоящему слушали.
— Смотри.

Он задержал дыхание, затем медленно открыл глаза. Перед ним лежало зеркало. Гладкое, безупречное, ждущее его взгляда. Он потянулся к нему, как к последнему аргументу и последней надежде на подтверждение своей правоты. Заглянул в отражение… Но увидел не своё лицо. Перед ним раскрылся мир. Люди, которых он называл глупцами. Их радость, боль, мечты. Их ошибки, попытки, дороги. И в этом хаосе было нечто большее, чем разум. Он увидел устремлённый взгляд ребёнка, впервые пробующего рисовать. Услышал разговор двух друзей, в котором было больше истины, чем в сотнях философских трактатов. Заметил, как юноша застенчиво улыбнулся девушке, преодолевая страх быть отвергнутым. Прочувствовал тревогу родителей за своих детей. Люди не были слепы, они просто видели и чувствовали по-другому.

Одни искали ответы в науке. Другие в религии, древних текстах, молитвах, тишине храмов и песнях, обращённых к небу. Кто-то находил утешение в образе любящего Бога, кто-то в строгом законе, кто-то в пустоте, которую нужно заполнить верой. Он видел, как люди склоняли головы не из страха, а из надежды. Как они пытались соединить земное с вечным, объяснить необъяснимое, найти смысл там, где их разум сдавался. И в этих попытках, порой наивных и отчаянных, было нечто трогательное.

Он увидел, как Логика сидела за столом, аккуратно раскладывая факты, как карты. Она говорила уверенно: «Истина должна быть доказана. Всё, что не поддаётся проверке, — иллюзия». Вера стояла у окна, смотрела на звёзды и улыбалась: «А если истина — не доказательство, а доверие?» Логика вздохнула, поправив очки, и спросила: «Но как можно строить мир на догадках?» Вера ответила: «А как можно жить, не оставляя места чуду?» Они спорили, и в споре рождалось нечто третье — тихая Мудрость, которая знала, что человек нуждается и в логике, чтобы не утонуть в хаосе сомнений, и в вере, чтобы не застыть в холоде зла.

Мир был полон абсурда. Люди строили города, чтобы быть ближе друг к другу, и возводили стены, чтобы не слышать чужую боль. Люди изобретали язык, чтобы понимать друг друга, и наполняли его словами, которые ранят. Люди мечтали о свободе, и строили системы, где каждый шаг был по инструкции. И всё же, в этом странном танце логики и безумия, он увидел гармонию. Сама Вселенная, устав от симметрии, взяла саксофон и заиграла джаз с фальшивыми нотами, сбивчивыми паузами, неожиданными аккордами. Он понял, что разум — всего лишь один из инструментов. А сердце, с его вспышками, — пульс жизни. И, быть может, именно это делает людей не глупцами, а чудом.
— Глупость — лишь название тому, что ты не понимаешь, — произнёс голос внутри.

Он осторожно поставил зеркало на землю. Ветер мягко пробежался по его лицу. Мир, который он столько лет отвергал, теперь приветствовал его ласковым прикосновением. Любовь не вспыхнула мгновенно, а раскрылась постепенно в принятии, понимании и готовности чувствовать. Он вернулся в мир и пошёл вперёд не выше других, а вместе с ними.