Войско царя Гороха

     Этот теплый вечер, предвестник скорого лета, совсем не похож на другие вечера. Он вообще ни на что не похож. Поиграть бы сейчас, побегать… Так нет же – мы с Игорем битый час торчим у забора, а напротив, в окне, стоит Андрейка и говорит с нами через форточку. Весь он, по случаю ветрянки, будто усыпан зелёным горохом. Но, тем не менее – рот до ушей, и голосок для больного очень уж радостный. Быть может, поэтому Игорёк так упорно выспрашивает:
     – Температура есть?
     – Нету!
     – А где болит?
     – Да нигде! Волдырями обсыпало – всего делов. Скоро пройдут… если не чесать.
     – Небось, уколы ставят?
     Этот вопрос звучит странно, с какой-то надеждой. Чувствую подвох, но…  Ни-че-го не понимаю! Тем временем Андрейка продолжает излучать радость:
     – Не колют и лекарства не дают! Зелёнкой мажут – и всё!
     – А чего дома сидишь?
     – Мамка не пускает. Говорит – я всех заражу. Ветрянка - она ужас какая заразная! (сказано с гордостью).
     – Тоже мне – радость. Все гуляют, а ты – сиди… (подозрительным тоном).
И тут Андрейка скачет мячом по подоконнику, он прямо-таки ликует в окне:
     – Так мне же в сад не ходить! Дней десять, не меньше! Ка-ран-тин!
     Всё ясно. Андрюха – неуёмный вертун, вездесущий и вольный, как ветер. Он – живая, неотъемлемая часть нашей улицы, со всеми её дворами, закоулками, тайниками, с её извилистым ручейком и грандиозной кучей песка, хранимой вечно строящими что-то соседями. Где уж ему – сидеть смирно, ходить строем и спать в тихий час, когда ноги сами куда-то бегут, и уснуть днём ну совершенно невозможно. Детский сад для него – каторга. Впрочем, как и для меня.  Вот Игорьку бояться нечего. Он уже школьник, а мы – всего лишь жалкие приготовишки…  Но, кажется, у нашего командира есть свои соображения на этот счёт. Задумчиво подергав штакетник и махнув через забор, он по цветочкам проходит к окну и что-то там говорит (чересчур тихо, на мой взгляд). Встаёт на цыпочки и тянет вверх конопатую мордашку. Андрей, распахнув окно, свешивается вниз, и, по птичьи разинув рот, громко дышит на нос другу.  Затем они пьют воду из одного стакана. Съедают яблоко, откусывая по очереди, и в заключение – обнимаются по братски, чего прежде никогда не делали.
     И здесь же, не отходя от забора, Игорь объясняет мне суть происходящего: конец учебного года. Ждут ГОРОНО. Это такая комиссия, при упоминании которой учительница розовеет, просит всех «быть умничками» и уверяет, что «ничего страшного». Так обычно говорят взрослые у двери зубного врача. И умница Игорёк решил, заболев, пересидеть дома это событие.
     Но напрасно он все последующие дни припадал к зеркалу. Вечерами мы с Андрейкой усердно осматривали друга в поисках сыпи. Заглядывали даже за воротник – тщетно! Ничего, кроме веснушек. Надеялись: «Может быть, завтра…». А время шло. Всем мальчикам в классе велели подстричься, а девочкам – нацепить огромные белые банты. Всем роздали бумажки с текстом и наказали выучить, «что б от зубов отскакивало». Предупредили: отличникам – отвечать, отстающим – сидеть тихо и не высовываться. И как-то очень скоро наступил этот вечер – вечер накануне страшного дня. Наш командир по прежнему здоров (что совсем не радует), но тут уж ничего не поделаешь. И просто плакать хочется – так трагически, так безысходно звучит в его устах:
     – Вот так всегда – если надо, нипочём не заболеешь. Бабка говорит – от сосулек ангина. Я зимой пол крыши обгрыз – и хоть бы что!
     Утром Игорёк безрадостно побрёл в школу. Но… Верно говорят – у страха глаза велики. Оказалось, ГОРОНО – это всего-навсего женщина в очках и сером пиджаке (совсем как учительница). Вошла, глянула весело и сказала: «Здравствуйте, дети!», – звонким «пионерским» голосом. Правда, села она рядом с Игорьком, отчего он изрядно подмёрз.
     Тем временем урок шёл, как по маслу: на каждый вопрос – лес рук и бойкие ответы отличниц, на которые грозная гостья улыбалась и одобрительно – так-так – кивала головой. А на его ответ – вскочил пружинкой, отчеканил, сел – сказала твёрдо «Молодец!», и, щёлкнув авторучкой, углубилась в свои бумаги. Оттаявший Игорёк потихоньку её рассмотрел: пышная, как сдобная булочка. Руки белые, пухлые, с блестящими карамельными ноготками. А пахнет от неё сладким и чуть-чуть цветами, как в кондитерской. И, удивляясь своему испугу, наш храбрец решил, что всему виной строгие очки и пиджак. А приди она без очков и в платье – все поймут, что добрая, и слушаться не станут…  Таким образом, всё уладилось, утряслось. Красный командир нашей уличной армии прискакал домой, подбрасывая портфель, радуясь удачному дню и не подозревая, что завтра он в школу не пойдёт. По причине ветрянки. Ну, этого и следовало ожидать. Что хотел – то и получил. Ну а мне-то за что?
     Размышляя таким образом, стою я, как ёлка, на табурете, а родители мажут меня зелёнкой. И, как на грех, приходят соседи, любуются мной и дают советы. Тётка Галя кричит, что мне досталось, «як куцему на перелазе». Дядя Ёся говорит, что меня проще выкрасить. Дедушка сообщил, что вся окрестная детвора позеленела, и теперь мы не Красная армия, а войско царя Гороха!
     Папа с мамой уже давно, расшалившись, мажут друг друга. Бабушка гонит их, как мух, полотенцем, и эти взрослые люди, застряв и побарахтавшись в дверях, вылетают прочь. И всем весело! Все смеются и выходят во двор, оставив меня один на один с моими горестями. Как трудно жить!
     Сползаю с табурета, подхожу к зеркалу…
     О-хо-хонюшки…  Ну да ладно…