История не из кино

Бывают больницы, в которых есть намёк на гостиницу в пять звёзд. Однажды, я попала в такую, где лечились сотрудники дипломатического корпуса. Больница не разочаровала: в ней оказались думающие врачи, не устаревшее медоборудование, регулярная влажная уборка, приличная еда в постель и номер - на двоих.
Чтобы коротко описать облик моей соседки, скажу просто, - это была Мэрилин Монро и звали её Алла. Их разница была в улыбке: Мэрилин сияла от всего, у Аллы улыбку не заметила ни разу.
Ей было не больше тридцати лет, но медлительность в движениях, долгие паузы в разговоре, неспешность в повороте головы добавляли статусности и лет пять сверху.
Алла относилась к той породе женщин, которые в любых условиях выглядят как богини. Несколько дней назад ей удалили эндоскопом через три разреза камни в желчном пузыре. Чувствовала она себя неплохо, поэтому готовилась к скорой выписке.
Ночью в палате над дверью горела лампочка с тихим светом. Алла села на кровать, взяла подушку и начала её основательно мять, прихлопывать, будто готовила белое тесто на пирог. Тоже повторила со второй подушкой, и уложила их себе под спину. Расстегнула пуговки на полиэстровой ночной сорочке, чтобы проверить три маленьких  пластыря. Повернулась ко мне и спросила:
- Не знаешь, как долго держится краснота от рубцов?
- Понятия не имею. Какая вам разница? Главное – здоровье, - ответила я.
Соседка вздохнула, застегнула пуговки. Достала из тумбочки красную лакированную косметичку в форме большого конверта, щёлкнула замочком. Нашла ершистую бигудину, на которую стала закручивать ровной дорожкой длинную чёлку.
- У меня ведь свадьба будет. Наверно, скоро.
В слабом свете ночника блеснул металлический флакончик лака. Пшикнула сверху пару раз на затянутый локон. Потянулась струечка ароматной синтетики.
У меня защекотало в животе, как бывает от сюрприза, и показалось, будто в палате запахло сладкой пудрой, вот-вот захрустит целлофан букета и звякнет хрусталь. Я ответила:
- Платье всё закроет. Хотите с фатой или без?
Алла вложила обе руки в косметичку и начала перебирать содержимое.
- Просто у нас ещё ничего не было. А тут раз, шрамы на животе. Да ещё аж три. Страсть какая.
Нашла тюбик с нарисованным силуэтом балерины, выдавила густой крем и стала тщательно втирать в кисти рук.
- Всё так быстро. Я детей спать уложила. У меня двойня. Женька как раз пришёл. Стол накрыла. Тут такие колики начались, дышать не могла. Сил никаких.
Она прижимала тюбик к ногтям, выдавливая на каждый по жирной горошинке.
- Женька весь затрусился от страха.
Алла вытянула вперёд руки, чтобы показать дрожь. Однако, её колыхания больше напоминали плавные взмахи крыльев горлицы. Поднесла руки поближе к глазам, прищурилась, проверить, не смазала ли случайно с ногтей крем.
- Я лежу, подняться не могу. Пошевелюсь, ещё сильнее колотье. Женька очухался, скорую вызвал. Адрес мой забыл с перепугу. Я ему: с детьми-то что? Полгода здесь живу, ни души родной. Не могу, реву.
Остановила взгляд где-то впереди себя и на пару секунд застыла, будто хотела оживить тот момент из прошлого.
- Женька такой мне: кончай колготиться! Говорит: возьму такси, отвезу детей твоей матери.
Алла повернулась ко мне, но глаза видели только Женьку, который спасал её неделю назад.
- Представляешь? Потом ведь съездил к матери, отвёз детей. Это пятьдесят километров, час езды. Сам заплатил за такси.
Соседка наконила голову и начала большим пальцем водить по кружку ногтей, втирать в них кремовые бусины.
- Скорая приехала. А мы поужинали, только кофе навела.  Женькины корзиночки с кремом, халва. Никогда с пустыми руками. Как-то раз не успел в магазин, так в киоске батон купил и принёс.
Алла достала массажную расчёску с мелкими гвоздиками и причесала распущенные до плеч волосы.
- Женька спросил, можно ли ему у меня пожить, пока я в больнице? Цветы бы поливал, почту бы вынал из ящика. Он в общежитии живёт. Электриком работает.
Прищурила глаза и закусила нижнюю губу, будто решала головоломку.
- Что у меня там выносить? Ещё обставиться не успела. Жалко его.
Сплела руки в замок, приложила ко рту и закрыла глаза, будто вспоминала молитву:
- В прихожей с тремпеля плащ снял, плечи мне накрыл, сам шепчет: вернёшься – пойдём в загс. Меня как иглой прошило, так больно. Я уехала. Он не поцеловал даже.
Алла отвела руки от губ, огляделась перед собой, как после сна. Закрутила крышечкой тюбик. Тряхнула баллончик с лаком, в нём тихо булькнуло. Всё вернула в косметичку, засунула её в тумбочку. Подоткнула одеяло с боков под себя, как делают в кроватке малышам.
- Мы познакомились в электричке. Два месяца скоро будет. Езжу утром на семичасовой, а вечером на шестичасовой. Я диспетчер на газовой подстанции. Далеко добираться, зато медстраховка хорошая, начальство не скупится. Если бы не она, не лежала бы в этой больнице.
Пригладила сухие, будто выбеленные содой волосы, легла на спину, закинула руки за голову. Взгляд устремился в дальний левый угол на стену, где висела в рамке инструкция правил при пожаре.
- Садился напротив и буравил глазами. Молчал. Настырный. Мне не по себе было. Слава богу, его станция раньше.
Алла скосила глаза в мою сторону:
- Не спишь?
- Нет, - я замотала головой.
- Думала, может маньяк? Да вроде нет, парень чистенький, стрижка, пахнет хорошо. Маньяки ж, наверное, какие-то другие. Однажды еду домой, он опять – напротив, руки в карманах, глаза на меня выставил. Думаю, наглый какой. Говорю ему: «Ты там не дрочишь на меня?» Он как бурак красный стал, мне в глаза отвечает: « Вы очень красивая». Однако, смелый. Спрашиваю: «Тебе восемнадцать есть?». Двадцать два, оказалось. Совсем пацан.
Соседка положила руки себе на живот, где были пластыри.
- Ну, потом стал меня провожать. Ни разу не лез. Домой пригласила. С детьми умеет говорить. Не жадный. Не трогает меня. Я же не брошусь на него, всё-таки начать поближе – мужское дело. И тут раз, замуж позвал. Завтра с ним увидимся.
Алла замолчала, закрыла глаза и ровно задышала. В глубине коридора позвякивал телефон на дежурном посту, в изголовье стоял штатив для капельницы, за стеной кашляли больные. А в моей голове крутились кадры романтического кино, конец которого я не поняла: в нём победит слабость или настойчивость?