Великие мысли и молчание

       В отдалённо-ассоциативной связи с представляемым находится пост “Великие люди и глобальные катаклизмы” от 30 марта 2023 г. И сразу же оговоримся: темы исихазма не касаемся: слишком серьёзна и сложна; даже самое поверхностное освещение потребует невероятного количества времени и трудов, вдобавок желательно быть человеком воцерковлённым. Единственное замечание: великие мысли и откровения о Б-ге рождаются в столь же великом молчании, в священной, так сказать, тишине.

       Именно так: все значимые мысли и идеи, не говоря уж о великих, рождаются в молчании. Примем это в качестве исходного пункта. Тогда чем меньше произносимых слов, тем больше молчания, тем, соответственно, и мыслей.

       Но с каждой новой исторической эпохой объём говорения неуклонно увеличивался, а сфера молчания, тишины столь же стремительно сокращалась. Два объективных фактора, тому способствовавших: (i) увеличение численности населения; (ii) прогресс технических средств передачи речи на расстояние. Об этом чуть ниже.
 
      Большинство великих мыслей, составляющих “духовную сокровищницу” человечества, было высказано ещё в допечатную эпоху; в особенности это касается религиозных истин и откровений. Изобретение книгопечатания придало мощный импульс, кто же спорит, всем духовным и интеллектуальным процессам, привело к широкому распространению научных и гуманистических идей (и всяких иных, гностических, эзотерических, оккультных, гностических, каббалистических etc. тоже), всевозможного просвещения, к обогащению “фонда общих знаний”, объединяющего представителей различных государств и культур.
 
       Духовные поиски продолжались и в последующие эпохи, были открыты новые важные истины, в том числе и благодаря постоянному увеличению в объёмах и циркуляции книжной продукции, что способствовало более быстрому и широкому обмену значимыми смыслами между представителями интеллектуального, культурного, образованного класса. Но к концу XIX-го – началу XX-го века процесс во многом затормозился – и это подозрительно совпадает с бурным ростом и распространением новых средств устной, подчеркнём, коммуникации (радио, телефон, в какой-то степени и телеграф и в куда большей – кинематограф после его вступления в “звуковую эру”). О нынешних временах с их десятками, сотнями тысяч радиостанций и телеканалов, миллионами “блоггеров” и говорить как-то неловко.
 
       “Больше всего остального современность желает говорить – говорить и говорить! Это неплохо, но только на основе действительного познания. Но не этого хочет современность: каждый, каждый хочет говорить и говорить, имея хотя бы и ничтожные к тому предпосылки” (Рудольф Штайнер Историческая необходимость и свобода. Воздействия судьбы из мира умерших. – М.: Энигма, 2018. – Стр. 197). – Сказано, между прочим, более ста лет назад.
 
       “Человечество тупеет” (ещё и оттого, что слишком много говорит) – вполне обоснованный вывод.
 
       Рука об руку с неконтролируемым увеличением общей массы пустых слов и фраз разворачивался и другой вполне вредоносный процесс: печатной продукции также становилось всё больше и больше. Безусловно, как только что сказали, изобретение книгопечатания стало одним из величайших достижений, неслыханно ускорило развитие цивилизации. Но если количество выпускаемых книг превышает не то что разумные и достаточные, но все мыслимые и немыслимые пределы, то результат может оказаться противоположным. Речь уже не о прогрессе семимильными шагами, а о неуклонной деградации. И в чём-то парадоксально прав Конст. Леонтьев, когда, пусть и в провокативной манере, утверждает: “… я даже имею варварскую смелость надеяться, что со временем человечество дойдёт рационально и научно до того, до чего, говорят, халиф Омар дошел эмпирически и мистически, т. е. до сожигания большинства бесцветных и неоригинальных книг. Я ласкаю себя надеждой, что будут учреждены новые общества для очищения умственного воздуха, философско-эстетическая цензура, которая будет охотнее пропускать самую ужасную книгу (ограничивая лишь строго её распространение), чем бесцветную и бесхарактерную” (Конст. Леонтьев “Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения”). – Вспоминается и О. Уайлд, говоривший, что не бывает книг нравственных и безнравственных, а есть только книги, хорошо или дурно написанные.

       Про халифа Омара, справка. Когда его войска захватили Александрию, то кто-то из окружения спросил, что делать со знаменитой библиотекой. На что халиф ответил приблизительно следующее: “Если в этих книгах написано нечто, противоречащее Корану, то они вредны. А если то же, что и в Коране, то зачем они, когда у нас есть Коран?”, и велел всё сжечь.

       Возможно, это всё выдумка, возможно, и Александрийской библиотеки никогда не существовало, но фразочка навечно вошла в фонд “золотых цитат”. Сегодня же первейшими кандидатами на сожжение должны стать сочинения в стиле “Как стать успешным”, “Думай и богатей”, “Как управлять собой и другими”, “Как принять и полюбить себя”, “Настольная книга стервы”, “Пиши в блог как бог” и т. п.
 
       Небольшое отступление от основной линии. В качестве одной из причин катастрофы, постигшей Россию в 1917-м году, хотя и не главных, называют и такую: колоссальное словоизвержение в виде речей, произносимых в Госдуме, на каких-то общественных собраниях и сборищах, в присутственных местах и в гостиных, неисчислимое множество статей и рассуждений в периодической печати на самые злободневные, животрепещущие темы (“Как нам спасти Россию” / “отвести её от края от пропасти” / “решить земельный вопрос” / “сохранить монархию” / “установить демократическую республику” / “немедленно ввести состояние всенародного счастья, веселья и довольства” и т. д.). И в этом безбрежном океане слов и фраз государственным лицам всё труднее становилось отделять главное от второстепенного, намечать и проводить какую-то более или менее здравую линию поведения. Нечто весьма близкое мы наблюдали и в последние годы существования СССР (1988–1991).
 
       И дальше по этой логической и ассоциативной цепочке. Ещё один аргумент в пользу классической монархии сравнительно с “буржуазной демократией”. Монархия имеет больше возможностей регулировать, сокращать и при необходимости перекрывать словесные потоки, исходящие от подданных, увеличивая тем самым объём и “массу” тишины и, таким образом, повышать вероятность принятия взвешенных, продуманных государственных решений. В этом, наверное, и состоит благотворная роль цензуры. Демократические режимы, свято блюдущие “свободу слова”, сами себе расставляют ловушки. Впрочем, судя по всему, “западные демократии” в их нынешнем исполнении одумались и пресловутую “свободу мнений, высказываний и дискуссий” вполне бесцеремонно сворачивают.
 
***     ***     ***     ***     ***

       В первую очередь, объём тишины, молчания объективно и напрямую зависит от количества живущих. Если так посмотреть, то самые великие и важные для человечества мысли были явлены миру во времена, когда численность народонаселения по сравнению с нынешней была весьма и весьма скромной, а великих людей при этом было, как ни странно, на порядок больше. Такую картину наблюдаем где-то до середины – ну, хорошо, до конца XIX-го века. К середине XX-го века процесс измельчания человеческой популяции и сведения к нулю числа выдающихся  личностей практически завершился. Сейчас, как принято говорить, “мы вышли на плато”. То есть великих людей не стало совсем, и появление их дальнейшим замыслом мироустройства, судя по всему, уже не предполагается.
 
       Чем дальше в плане исторического времени, тем количество индивидов Homo sapiens неуклонно возрастало. Параллельно в огромных пропорциях увеличивался и объём всего ими чаще всего без какого-либо повода изрекаемого.
 
      Второй фактор – технический. Сперва стационарные телефоны, а затем распространение ещё более совершенных и удобных средств связи – мобильных телефонов, социальных сетей, мессенджеров и проч. Раньше, чтобы сообщить нечто отдалённому адресату, писали письма, что требовало определённой вдумчивости и сосредоточенности внимания – всё в той же тишине и молчании. Теперь же сфера Говоримого разрослась до неимоверных размеров, а молчания ужалась до лоскутка шагреневой кожи. Людишки чем дальше, тем всё больше говорят. Им некогда или уже нет охоты и навыка остановиться и подумать над собственными мыслями.
 
       Наконец, значительно возросшая мобильность населения также вносит свой вклад. Количество контактов – профессиональных, деловых, неформальных и проч. – также возросло в десятки если не в сотни раз. И с каждым новым собеседником наш “Человек без умолку говорящий”, эта новая и всё более ширящаяся разновидность Homo vulgaris, спешит поделиться сокровенным и наболевшим.
 
       … И благо, если бы их устные тексты касались каких-то важных и серьёзных тем, достойных человека мыслящего и разумного. Так нет же, благоговейно описывают свой распорядок дня, красочно повествуют о каких-то совершенно ничтожных событиях из всего этого мира бытовых стихий и страстей, сопровождая их подробнейшими отчётами о сопутствующих душевных движениях, переживаниях во всём разнообразии их оттенков и переливов; охотно предаются сентиментально-слезливым никому, кроме них, не интересным воспоминаниям времён далёкой молодости и прочих отшедших в небытие кусков жизни; с изумительной тонкостью и наблюдательностью отслеживают мельчайшие изменения в самочувствии и тотчас же адресуют Urbi et Orbi  свои развёрнутые послания; сладострастно обсуждают коллег и общих знакомых; с упоением злословят о тех, кто немножечко лучше и выше их; взахлёб пересказывают содержание сериалов и ток-шоу и т. д. Этот и прочий ментальный мусор составляет основное содержание их бесконечных и бесчисленных речей. – “Свекровь мощно метала своё тело то туда, то сюда, из комнаты в кухню и обратно. Ставила тарелки, выносила тарелки. Выражала какие-то свои мысли, которые вполне могла держать при себе. (Вот именно! – М. Б.). От этого ничего бы не изменилось” (Викт. Токарева “Я есть. Ты есть. Он есть”).

       И ещё одна отсылка к литературной классике, трудно удержаться. В рассказе Н. С. Лескова “Однодум” (1879) его герой, письмоносец Алексашка Рыжов,  неся на могучей спине почтовую суму, по пути из Солигалича в Чухлому и обратно оглашает окрестные леса, луга, болота громким чтением избранных мест из Библии, которую почти всю знал наизусть: “Его слушал дуб и гады болотные, а он сам делался полумистиком, полуагитатором в библейском духе, – по его словам: «дышал любовью и дерзновением»”. – А какими звуками, дозволено ль спросить, будут наполнять величественную тишину леса наши современники, окажись они в таких декорациях и, на их счастье, в зоне покрытия мобильного оператора?
 
       Казалось бы, представленные в соцсетях в астрономических количествах так называемые “посты” и “комменты” во многом означают ренессанс письменной формы речи. Но даже самого поверхностного взгляда достаточно, чтобы убедиться: львиная доля всей этой “письменного творчества” строится по моделям устной речи. Мутный, неряшливый, убогий, пошловатый “поток сознания”…
 
       Что же удивительного в том, что за последние лет 50 не родилось, в сущности, ни одной интересной, глубокой, по-настоящему свежей мысли, не говоря уж об “откровении” или, тем паче, о “духовных переворотах”, “интеллектуальных прорывах”. Даже, обращаясь к новомодной современной терминологии, мощных, впечатляющих “нарративов”, неотразимых в своей убедительности “дискурсов” и тех нет в помине.
 
       Выводы. Чтобы вновь создать условия для возникновения подлинно великих мыслей, идей, теорий, учений, необходимо:
 
       (I.) Приведение численности населения к показателям хотя бы XVII-го – XVIII-го – XIX-го веков. – Сразу же вердикт: утопично. Со всех сторон – этики и морали, нравственности и человеколюбия, исполнителей и технических средств – невыполнимая задача.
 
       (II.) Упразднение многого из технических средств, благоприятствующих людской болтливости: радио, ТВ, социальных сетей, мессенджеров и проч. Массовое и публичное предание огню – для оздоровления умственной атмосферы – бездарных, никчёмных, вредоносных книг; строгое предупреждение их авторам.
 
       (III.) Осуществление принудительного “комплекса мер” по обеспечению “режима молчания”, фактически “принуждение к молчанию” с тем, чтобы представители Homo sapiens почаще и подольше оставались наедине со своими мыслями, причём без какой-либо возможности немедленно поделиться ими с “внешним миром”. Чтобы их как следует продумали, выносили, сформулировали и только затем выносили в публичную плоскость. Чтобы стали, наконец, оправдывать своё видовое название – “разумный”; по крайней мере, предоставить им такой шанс.
 
       Слабые будут испытывать серьёзные психологические проблемы, не исключены и психические расстройства. А самые стойкие и сильные выживут и, несомненно, порадуют всех уцелевших “интеллектуальным продуктом” высочайшего качества.
 
       Если ничего из этого не будет осуществлено, то надеяться на “улучшение ситуации” бессмысленно. Более того, она и далее будет ухудшаться, это очевидно.