В память об отце

 Семья отца родом из Белоруссии. Отцу было 6 лет, когда его мать, моя бабка Анна Казимировна, в 33-ем году завербовалась на стройку завода в Нижнем Тагиле. У нее было двое детей — старшая дочь Елена девяти лет и мой отец Степан. А муж — Августин, мой дед, был арестован в 32-ом году по 58-ой статье «за критику советской власти». Посмел сделать главе сельсовета замечание за линялый флаг над сельсоветом на 7-ое Ноября. Флаг поменяли, но через день деда арестовали.

  Дед был честным человеком, в колхоз вступил еще в 29-ом году, передал в колхоз скотину, но это его не спасло. Все, что он успел передать жене — «разводись со мной и беги отсюда, спасай детей». Она послушалась, развелась, продала дом и хозяйство, вернула девичью фамилию Кучинская, но детям фамилию менять не стала. А дальше — закрытый суд и 10 лет лагерей для мужа. В хрущевские времена прислали свидетельство о смерти и бумагу о реабилитации.

   Бабке моей на новом месте было не сладко, работала разнорабочей, хорошо хоть детей в школе на время работы содержали. Жили в бараке рядом с заводом, дали комнату на троих. По утрам всех будил гудок с завода, через полчаса второй, еще через полчаса третий. Часов у многих не было, а это был какой-никакой ориентир.

   Сейчас все знают этот завод как Уральский Вагоностроительный Завод (УВЗ), а тогда это был просто номерной завод. И то, что он кроме строительства вагонов лил и катал броню для танков, посторонние не знали. А район вокруг завода получил название Вагонка.

   В январе 41-го года отцу исполнилось 14 лет. Обучение в старших классах сделали платным, бабка тянуть двоих уже не могла, и после 7-ого класса отец пошел на УВЗ учеником слесаря в цех крупного стального литья. В начале июня.

   А дальше была Война.
 
   Работать приходилось много, и старым и малым. А тут еще начали прибывать эшелоны с оборудованием и людьми. В Нижний Тагил эвакуировали Харьковский танковый завод. Строили новые цеха и одновременно устанавливали станки, работать по началу людям пришлось под открытым небом, под дождем и первым снегом.
 
   Строились и новые жилые бараки, а на время уплотняли старожилов, подселяя эвакуированных. Все понимали необходимость и неизбежность этого. В таких условиях рождается особая близость людей: если дружба — то на век, если любовь — то навсегда. Самые близкие друзья моего отца жили с ним в тех самых бараках.

   Уже осенью с конвейера сошли первые танки Т-34. До конца войны УВЗ выпустил их около 35 тысяч. УВЗ стал главным производителем этих танков в СССР.

   Пересказывать тяготы военных лет —дело неблагодарное, об этом написано много книг и научных трудов, да и не жил я в то время. Люди пережившие войну скупо  говорили о тех годах. Пережили — и слава Богу. Война украла у отца 4 года детства. Ему пришлось рано повзрослеть.

   В январе 1945-го отцу исполнилось 18 лет и он получил повестку в военкомат. Как и еще около сотни рабочих завода. Собрал вещмешок, попрощался с мамой и сестрой и пошел на сборный пункт.
   Пробыл он там недолго — скоро приехали машины с завода, заместитель директора привез бронь на группу призывников. Оказалось, что в результате неразберихи военкомат призвал несколько работников завода не подлежащих призыву. 
   
   Отец к тому времени был уже опытным слесарем, а его цех, варивший броневую сталь, был первостепенной важности. Бригада отца обслуживала козловые краны, разливочные машины и вентиляцию. Без них цех практически встал бы. Директор завода Иван Окунев, когда узнал, пришел в ярость и приказал вернуть людей любой ценой. Даже позвонил Сталину по прямому телефону.

   Отцу не пришлось брать Берлин и расписываться на рейхстаге, но медаль «За победу над фашистской Германией» с профилем Сталина он получил. В тех тысячах танков, выпущенных УВЗ, была и его не малая доля.

   После войны отец поступил в нижнетагильский машиностроительный техникум на вечернее отделение и с отличием его окончил. В фотоальбоме отца хранилась фотография их выпуска. Отец там самый молодой. А уже через несколько лет он стал начальником смены.

   В 1951 году отец женился на моей маме. Она была на 5 лет младше и училась в пединституте на учителя математики. Мама тоже жила в бараке, с родителями и двумя младшими сестрами.
   Молодой семье выделили комнатку. К тому времен бараки уже начали расселять, людям предоставляли коммуналки или даже квартиры в новых домах, построенных пленными немцами. В Нижнем Тагиле немцы построили десятки многоэтажных домов. Сейчас их здесь называют «сталинские», но на самом деле они «немецкие».

   В 1956 году родился мой старший брат Павел и семье выделили 2 большие комнаты на четверых в такой коммуналке (отец взял с собой свою маму), а в 1958 году появился на свет и я. В трехкомнатной квартире у нас был один сосед, мастер с завода. Жили дружно, без ссор и скандалов. Даже праздники отмечали вместе.

   В 1966-ом году на семью выделили трехкомнатную квартиру в «хрущевке». Я как раз тогда пошел в первый класс. Квартира, конечно, не «сталинская», но отдельное жилье — это прогресс.

   К этому времени отец стал механиком цеха — в подчинении все слесари и ремонтники цеха, даже инженеры — начальники смен. Ну и ответственность за всю механизацию. Должность инженерная, но у директора завода техникум отца претензий не вызвал,  подписал приказ о назначении без слов. Мало у кого из инженеров цеха имелся такой объем знаний и опыта, как у моего отца. Всю эту механизацию он собственными руками изучил до винтика еще в годы войны.
 
   Цех работал непрерывно: в три смены, без выходных. Всего в цехе числилось более тысячи человек. Обычно отец работал в первую смену, но в случае аварии или серьезной поломки за отцом присылали дежурную машину в любое время суток. В квартире даже появился телефон. Бывало это не часто, потому что отец не давал своим подчиненным расслабляться, требуя от них знания всех тонкостей работы.
 
   Так же требовательно отец относился и к нам с братом. Уже в четыре года брат и я бегло читали, освоили арифметику (тут и мама постаралась). При этом и во дворе мы гуляли и играли с местными ребятами. В шесть лет я прочитал «Трех мушкетеров». Мама, увидев, что я читаю, отобрала у меня книгу: «Тебе еще рано!». Отец вернул мне книгу: «Пусть читает, от книг только польза».

   Ну, да. После этого во дворе ребята, наслушавшись моих рассказов, начали сражаться на палках, воображая себя мушкетерами. Хорошо хоть не покалечились. Пришлось взрослым вмешаться и реквизировать наши «шпаги». Отцы наши собрались, обсудили ситуацию и пошли в домоуправление.
 
   Во дворе появился теннисный стол, установили двойной турник и начали строить хоккейный корт. Отец купил нам с братом ракетки, сетку и шарики. Назначил брата ответственным за сохранность инвентаря. В общем, нашу энергию направили в мирное спортивное русло.

   Чтобы отвлечь нас от улицы отец выписал нам журналы «Юный техник», «Моделист-конструктор», «Радио» и «Квант». Сидел рядом с нами, учил паять, конструировать. Радиодетали покупал необходимые. Для начала спаяли электронный звонок в квартиру, потом занялись радиоприемниками. У отца не было радиотехнического образования, но с детства было неуемное желание познать новое. То, что мы с братом после школы выбрали МФТИ, большая его заслуга.

   Отец много читал, собрал большую библиотеку, водил маму в театр, в кино, но больше всего любил природу. В литейном цехе не зря «горячий» стаж. Вечная жара и зимой, и летом, да еще и сильная загазованность. Особенно, когда идет разливка стали из мартеновских печей. Здоровья отцу это, мягко говоря, не добавляло.

   Лес был спасением. По воскресениям летом и осенью всей семьей шли в лес по грибы. Не далеко от нашего дома начинались Пихтовые горы (в народе — Пихтовка), заросшие корабельными соснами и пихтами, а кое-где березовые и осиновые перелески. Горы — это преувеличение, скорее горочки, не больше 50 метров в высоту.
 
   Часа за два набирали полные корзины грибов. Летом — белые, подосиновики и маслята, а осенью рыжики, грузди и опята. Отец прекрасно разбирался в грибах, приобрел опыт еще в военные годы, и обучил нас с братом, когда мы были еще маленькими.  Маленькие ценные грибы-подростки он накрывал листом, а через неделю собирал уже взрослые. Собирать было весело, зато потом до вечера перебирали и чистили грибы. Часть тут же жарили с лучком в сметане, часть шла в грибной суп, а остальное мариновали или солили.

   Зимой и весной отец с гордостью выставлял на праздничный стол соленые и маринованные грибочки, а также солености с садового участка — помидоры и огурцы, вызывая восторг у гостей. Солили по особым «семейным» рецептам, которые отец создал за пару лет экспериментов: каждый год пару банок он солил отдельно, по новым рецептам, помечая банки этикетками. Потом устраивал дегустации для всей родни. Удачные варианты  совершенствовал, пока не родились эталонные рецепты. Впредь готовили только по ним.

   Родителям забот особых ни я, ни брат не доставляли — круглые отличники, регулярные победители городских олимпиад по физике и математике. Я даже по английскому языку первые места в городе постоянно занимал. Отец нам ни в чем не отказывал: и велосипеды у нас были, и лучший магнитофон. Когда я в секцию бокса записался, купил две пары боксерских перчаток. А потом и гитару мне купил с прекрасным самоучителем.

   Все сломалось в 1970-м году. У отца диагностировали инфаркт миокарда. Месяц в больнице, санаторий, несколько месяцев реабилитации. Через полгода его выписали на работу. Отец сильно изменился за это время, словно постарел, иа ведь было ему только 43 года.

   Еще через два года у отца диагностировали рак гайморовой полости. Ранее участковый  врач решила, что это гайморит и назначила физиолечение с прогреванием, от этого ситуация резко ухудшилась. После консультации с онкологом, отца срочно госпитализировали в свердловский медицинский НИИ и начали проводить химиотерапию. В то время врачи еще  не владели этой методикой в полной мере, все было на уровне экспериментов.

   Отец раз в неделю по вечерам звонил нам по телефону, говорил бодрым голосом, что лечение идет успешно. Мы верили и радовались за него.

   17 мая 1973 года я запомнил на всю жизнь. Я играл во дворе в теннис и тут из окна меня позвала домой бабушка. Голос ее был необычно тревожный. Я отдал ракетку другу: «Поиграй за меня, я сейчас вернусь». В квартире в прихожей собралась вся семья. У всех слезы на глазах. Мама обняла меня и сказала: «Папа умер». У меня колени подкосились.

   Чисто автоматически снял обувь, пошел в свою комнату и, не зажигая свет, рухнул ничком на кровать. Слезы текли из глаз ручьем. Я ничего не понимал. «Как же так, ведь папа говорил, что все в порядке, как же так?»

   Утром дядя Вася (муж младшей сестры мамы) с моим братом поехали на заводской машине в Свердловск и к вечеру привезли гроб с телом отца. Брат рассказал, что отец умер от второго инфаркта. Спасти его не успели.

   Гроб поставили в гостиной, занавесили зеркала, зажгли свечи. Отец был крещеным, ему дважды предлагали вступить в партию, а он отшучивался: «Я и так коммунист, хоть и беспартийный».

   В день похорон у нашего дома попрощаться с отцом собрались человек пятьсот. Было море цветов и венков. В основном рабочие и специалисты с завода, пришли соседи по дому, учителя из школы и наши друзья-одноклассники.

   С завода прислали бортовую машину и автобусы для людей, но рабочие решили по-своему: «Гроб понесем на руках, будем нести по очереди, а машина пусть везет памятник и крышку гроба». От дома до кладбища на Пихтовке километр. В автобусы посадили стариков и детей. Остальные двинулись пешком под звуки духового оркестра. На полчаса движение машин по улице Ильича стало односторонним.  Встречные машины сигналили, попутные ехали за нами не пытаясь обогнать.

   Вот так закончилась земная жизнь моего отца. Он умер в 46 лет, проработав 32 года на одном заводе и в одном цеху. О таких часто говорят: "Сгорел на работе". Многого не успев в этой жизни, но заслужив безграничное уважение и любовь окружавших его людей.