Волновые переводы Миллера

                Определенье волны
                заключено в самом
                слове "волна". Оно,
                отмеченное клеймом
                взгляда со стороны,
                им не закабалено.

                В облике буквы "в"
                явно дает гастроль
                восьмерка – родная дочь
                бесконечности, столь
                свойственной синеве,
                склянке чернил и проч.

                И. Бродский, 1994

Сегодня исполнилось 45 лет со дня отбытия в мир иной Генри Миллер 7 июня 1980 года в возрасте 88 лет. Повод отдать должное памяти. Достаю с полки «Тропик Козерога». Генри и сам Козерог, рождён 26 декабря 1891 года, одногодок Михаила Булгакова. Книга написана Миллером в возрасте около 45 лет. Тропик на полке раздваивается:

1) В переводе Ларисы Житковой 1996, СПб.:Азбука, 2000.
Год перевода 1996.

2) В переводе Ирины Заславской, СПб.: Азбука-классика, 2007.
Год перевода 2004.

Открыл, сравнил первые страницы, различия заинтересовали. Проблемы понимания и перевода кажутся родственными. Переводчики видят на языке оригинала один и тот же текст, а воспроизводят, переводя, по-разному. Вроде бы смысл должен быть один и тот же. Или нет? И чем переводы различаются?

Переводов «Тропика Козерога» в Сети указано пять:
 — М. Козлова 1994 г. — 3 изд.
 — М. Салганик 1995 г. — 10 изд.
 — А. Куприн 1995 г. — 3 изд.
 — Л. Житкова 1996 г. — 4 изд.
 — И. Заславская 2000 г. — 2 изд. (печатный экземпляр)

Тексты переводов Куприна и Заславской нахожу в Сети.

Эпиграф книги:
    Пьер Абеляр
    Предисловие
    к «Historia Calamitatum»
    («История моих бедствий»)

У Куприна и Житковой текст эпиграфа:

«Человеческие чувства часто сильнее возбуждаются или смягчаются примерами, чем словами. Поэтому, после утешения в личной беседе, я решил написать тебе, отсутствующему, утешительное послание с изложением пережитых мною бедствий, чтобы, сравнивая с моими, ты признал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначительными и легче переносил их».

У Заславской Абеляр звучит несколько иначе:

«Смятенную душу в невзгодах утешают не столько слова, сколько чужие примеры. Мне доводилось утешаться беседами с очевидцем моих горестей, и я решил написать о них в утешение тому, кого теперь нет со мною и кто вынужден сам себя утешать. Пусть же в сравнении его бедствия покажутся ему сущей безделицей, дабы переносить их стало легче».

Различия в тональности: в первом варианте очевидно присутствие адресата («решил написать тебе»); во втором адресат вынесен за скобки («тому, кого теперь нет со мною»).

Посмотрим начала переводов.

Андрей Куприн
НА ОВАРИАЛЬНОМ ТРАМВАЕ

Однажды вы опускаете руки, смиряетесь, и все даже посреди хаоса сменяет одно другое с неумолимой определенностью. С самого начала не было ничего, кроме хаоса, а хаос был жидкостью, обволакивавшей меня, в которой я дышал жабрами. В непрозрачных нижних слоях, там, где лился ровный лунный свет, все было гладким и плодородным; выше начинались дрязги и шум. Во всем я быстро находил противоречие, противоположность, а между настоящим и вымышленным — скрытую насмешку, парадокс. Я сам себе был худший враг. Чего бы я ни пожелал — мне все давалось. И даже ребенком, когда я ни в чем не знал нужды, я хотел умереть: хотел капитулировать, поскольку не видел смысла в борьбе. Я понимал, что, продолжая то существование, о котором я не просил, ничего не докажешь, не подтвердишь, не прибавишь и не убавишь. Все вокруг меня были или неудачниками или, в лучшем случае, посмешищами. В особенности те, преуспевающие. Преуспевающие нагоняли на меня смертельную скуку.


Лариса Житкова
В трамвае-яичнике

Однажды ты испустил дух – все идет раз и навсегда заведенным порядком, даже в самой гуще хаоса. Изначально это и был только хаос – это был поток, который обволакивал меня и который я вбирал в себя сквозь жабры. В нижних слоях, там, где луна лила свой мерный мутный свет, он был однороден и животворящ; в верхних – бушевали раздор и распри. Во всем я с ходу различал противоречие, противоположность и между мнимым и реальным – иронию, парадокс. Я был своим собственным злейшим врагом. Ни разу в жизни я не захотел сделать то, чего с тем же успехом мог и не делать. Даже ребенком, когда я ни в чем не нуждался, я хотел умереть: я хотел капитулировать, потому что не видел никакого смысла в борьбе. Я чувствовал, что ничего нельзя ни доказать, ни обосновать, ни прибавить, ни убавить, продолжая влачить существование, на которое я не напрашивался. Кругом было сплошь одно убожество, а не убожество – так маразматики. Особенно преуспевающие. Преуспевающие нагоняли на меня такую тоску, что хоть волком вой.

Ирина Заславская
                По рельсам яичников

Стоит сыграть в ящик – и жизнь предстанет тебе с убийственной чёткостью, даже если ты жил среди полного хаоса. В начале был действительно полный хаос, который я пропускал через жабры. Луна сияла матовым светом сфер над сплошным процветанием и плодородием, а вокруг, во тьме, царили ссоры и раздоры. Я во всём усматривал противоречия, реальность и нереальность воспринимал как некий парадокс. И не было у меня злее врага, чем я сам. Совершая какой-либо поступок, я твёрдо знал, что мог бы его и не совершать, и наоборот. Даже в детстве, когда я ни в чём не нуждался, мне хотелось умереть, ибо я не видел в жизни смысла. Я сознавал, что, живя на свете, ничего нельзя доказать, да-да, ни убавить, ни прибавить ничего в этой жизни, о которой я, кстати сказать, никого не просил. Окружающие представлялись мне либо неудачниками, либо вообще чистым недоразумением. Последнее особенно касалось удачливых.

Оригинал первой фразы романа:
0NCE you have given up the ghost, everything follows with dead certainty, even in the midst of chaos.

Перевод ИИ:
0 КАК только вы испускаете дух, все происходит с мертвой уверенностью, даже посреди хаоса.

Три варианта литературного перевода:

— Однажды вы опускаете руки, смиряетесь, и все даже посреди хаоса сменяет одно другое с неумолимой определенностью.

— Однажды ты испустил дух – все идет раз и навсегда заведенным порядком, даже в самой гуще хаоса.

— Стоит сыграть в ящик – и жизнь предстанет тебе с убийственной чёткостью, даже если ты жил среди полного хаоса.

Неумолимая определённость, заведённый порядок, убийственная чёткость…

Варианты финала фрагмента:

Everybody around me was a failure, or if not a failure, ridiculous. Especially the successful ones. The successful ones bored me to tears. I was sympathetic to a fault, but it was not sympathy that made me so.

— Все вокруг меня были или неудачниками или, в лучшем случае, посмешищами. В особенности те, преуспевающие. Преуспевающие нагоняли на меня смертельную скуку.

— Кругом было сплошь одно убожество, а не убожество – так маразматики. Особенно преуспевающие. Преуспевающие нагоняли на меня такую тоску, что хоть волком вой.

— Окружающие представлялись мне либо неудачниками, либо вообще чистым недоразумением. Последнее особенно касалось удачливых.

Скука, тоска или умозаключение?

Не знаю, кто ближе к оригиналу. Скорее всего, любой иноязычный отстоит от исходного текста на каком-то расстоянии. Варианты прочтения образуют что-то вроде электронной оболочки ядра атома. Написание и чтение сложных текстов волновой процесс с потоком слов: возникают резонансы (ассоциации, совпадения в тексте и во времени и пространстве чтения), волна обращается частицей, частица (слово) становится волной (смыслы наплывают).

Читать, читать и читать в пространстве своего языка, сравнивая и путая, забывая и вспоминая, оставляя в себе смутный образ книги.

Чем и занят.