Константин. Восемнадцатая часть

Таня споткнулась. Пальцы на ноге мигом заныли, сердце на мгновенье замерло от неожиданности. Ноги подкосились, и Таня плюхнулась прямо в снег с головой. Зима в тех краях была в самом разгаре — сугробы были глубокими, тем более того в лесу… Морозный снег обжёг лицо, где-то в горле начала зарождаться злость. Таня… разозлилась. То ли на снег, то ли на зиму, то ли на маму, то ли на себя саму… Ей кое-как удалось вылезти из сугроба, но она не встала на ноги, села, и упёрлась спиной о корень дерева. И обо что она только могла споткнуться? Она прищурилась, и осмотрелась. Видимо, о корень… Никакой веры лесу нет! Она вздохнула, протёрла лицо обеими руками, и… М-м…, а что она здесь делает? Рука сама потянулась к груди, — тому самому месту, где висел крестик её мамы. Она расстегнула куртку, и залезла под кофту. Как только пальцы коснулись металла, стало гораздо легче… Злость отступила, дыхание выровнялось. Она поняла, что находится именно там, где и должна. Таня поднялась на ноги, и продолжила свой путь. Шла, шла, шла… Знала, что делает всё правильно… Спустя время споткнулась опять, но не упала — удалось устоять на ногах. Лес становился всё гуще, неба из-за крон деревьев более видно не было. Она подняла голову, и… ей вдруг стало страшно, — даже крестик не помог. Она полностью расстегнулась, обеими руками его обхватила, но… кажется, сила его подошла к концу — теперь он был холодным, неприятно касался тела. Сердце начало вдруг биться о грудную клетку, страх дал хлесткую пощёчину — не расслабляйся! Она начала крутиться на месте, не в силах понять, как сумела так далеко уйти. Лес словно становился гуще с каждой минутой… стало так темно, что глаза заныли от непривычки. Таня нервно вытянула руку вперёд, и коснулась ствола дерева. Начала его ощупывать, и в итоге в палец вонзилась игла. Она заорала от боли. Слёзы полились из глаз, горло болело, голос её срывался на хрип. Она развернулась, и побежала назад. Домой… скорее бы оказаться дома! Сделав несколько шагов, Таня врезалась в другое дерево. Упала, поднялась, и врезалась опять. А лес ли это? Скорее напоминало маленькое душное помещение заставленное кучей пыльного хлама. Дышать становилось всё труднее. Она поднялась, и осознала — ей некуда идти. Деревья росли друг к другу так близко, что между ними было невозможно просочиться. Справа — тоже самое, слева и сзади тоже. Места становилось всё меньше, воздух заканчивался, ветки деревьев тянулись к лицу несчастной. Она опять закричала, и как только рот её открылся, иглы ужалили прямо в язык. Она поперхнулась, раскашлялась, рот её наполнился кровью. Места всё меньше и меньше… Страх её был всё больше, смерть — ближе. Она обхватила голову обеими руками, и начала… молиться. Молилась Таня про себя, молитва её была неверной, но искренней. Она просила Бога помочь, просила того, в кого никогда не верила. Слова хаотично крутились в голове, мысли путались подобно деревьям где-то над головой. Она молила о пощаде… просила освободить её, обещала отныне не покидать никогда стены храма! Она просила… Но допросилась ли?

Сначала слова рассыпались на слоги, следом — на буквы, а потом просто на невнятные звуки. Таня вдруг осознала, что отныне в мыслях своих она не хозяйка — слышала чужие голоса, незнакомые языки, голова её пухла от новизны этих звуков. Более она не могла оставаться наедине с собой (с собой ли?) — убрала от головы руки, распахнула глаза, и посмотрела вверх. А там… серое небо. Деревья рассеялись, и выяснилось, что никто её и не прижимал — Таня лежала у подножья высокой ели. Снег крупными хлопьями медленно падал ей на лицо, ветер тихонько раскачивал ветки. Тишина… наступила та самая долгожданная тишина, однако выяснилось, что Таня не была к ней готова. Она молила о тишине, грезила ею, но когда получила… осознала, что не может быть наедине с собой. Пустота начала пожирать Таню изнутри, мысли её оказались не настоящими — словно не человек она, а куколка из тканей и перьев гусиных. На трясущихся от страха ногах она поднялась. И чего только испугалась? Отчего ей такое показалось? Она коснулась креста, и поняла, что это… просто крест — не более того. Таня начала мысленно ругать себя за… ссору с Толиком. И чего только ей не понравилось? Ну, сказал, что «одинок», и сказал… Мало ли? Слова — лишь слова, важнее куда, что происходит на деле. И зачем она только сюда пришла? Отчего кричала? Хорошо, что в глубине леса… Иначе услышали бы соседи, да подумали, что совсем с головой не дружна. Таня отряхнулась от снега, застегнула куртку, и решила домой вернуться. Что бы это не было, что бы не значило… не стоит энергию свою на это тратить. Было, и было! Пора и к делам вернуться. С Толиком помириться, и…

— Куда ты собралась?

Таня аж подпрыгнула на месте от неожиданности. Голос тот раздался отовсюду сразу, — не был ни мужским, ни женским. Необычный… Она начала озираться, и запищала:

— Ты кто? Где ты?!

— Здесь…

Мгновенье, и откуда-то из леса вылетела птица. Большая, белая, с яркими красными глазами. Она парила в воздухе, и остановилась прямо над Таней. Таня в то же время шёпотом спросила:

— Это… говорила ты?

Птица не ответила. Предпочла величественно над ней нависать. Долго Таня в неё всматривалась…, а когда поняла, что перед ней… птица! Сорвалась с места, и побежала назад. Но убежала ли? Нет… Что-то сильное толкнуло её в спину. Острые когти вонзились в лопатки, она почувствовала, как кровь потекла вниз. Она упала на живот, закричала, но снег голос её решил не пускать — оставил себе. Голову её пронзила тупая боль, она услышала, как заскрежетал собственный череп. А потом… потом тьма забрала Танино сознание. Никогда ей не узнать, что мозги её стали отличным кормом для огромной белой совы.



Марья закрыла за собой дверь. Отошла в сторону, спряталась за деревом, и решила немного выждать. Может, Константин действительно стесняется сходить при ней в туалет? Не то, что хотела подслушать туалетные дела его, просто… хотела убедиться. Убедиться в том, что не соврал ей священник. Однако… с каждым их разговором Марья убеждалась лишь в обратном. Хотелось верить, что хотя бы насчёт нужды естественной он не солгал, но увы, даже в такой мелочи Константин предпочитал ложь. Долго ждала его Марья за деревом. Всматривалась в дверь, вслушивалась в звуки в храме. Да… соврал ей батюшка. И соврал во многом. Когда она окончательно убедилась, что в туалет ему не нужно, вышла из укрытия, и вгляделась в окно. Ничего видно, разумеется, не было. Эх… была бы лестница… но эту мысль Марья быстро выбросила из головы — перебор! Всё для себя решив, Марья махнула в сторону храма рукой. Вышла с территории, и… пошла в лес.

Что дело плохо — Марья поняла не сразу. Долгое время пыталась убедить себя, что надумывает, всячески старалась поверить, что всё в их деревне в порядке. У Марьи и без того дел хватало! Неужели теперь и о Константине переживать? Но, судя по поведению его, ответам и глазам бегающим, в беду он попал. Но в какую? Марья знала наверняка — уж лучше в беду попадать снаружи! А когда ты внутри беды заперт, и она от самого себя исходит… как правило, выхода из этого не найти. Марья знала, что врёт ей Константин. Врёт нагло и очень неумело. В лес всё бегает, службы отменяет… что же ему такое кажется, что даже с лекарем поделиться не может? Марья хотела бы помочь, но… как? В любом случае, пока Константин во здравии — спешить некуда. Для начала стоит Тамару отыскать, выяснить, куда Антон делся, и с Ангелиной бы переговорить. Марья поначалу собиралась опять Таню навестить, но… быть может, лучше в лес отправиться, пока солнце не скрылось? Если дома Тамара, то вероятно, что всё у неё хорошо.

Марья шла. А пока шла, — думала. Не о людях… о годах. Хотелось бы поскорее понять, в чём там дело, однако она даже не понимала, как бы правильнее об этом размыслить. У входа в лес остановилась, и не сдержалась — залезла в карман за записями. Да, о народе в деревне Марья беспокоилась… однако мысли о годах и записках не покидали её головы. Она перечитала то, что написала:



Семьдесят девять лет между событиями. Но какими? Зимой одна тысяча восьмидесятого года лекарь обнаружил нечто в лесу. Скорее всего, то были ягоды. Возможно, он открыл можжевельник или, например, калину. Так же возможно, что речь шла о дереве с полезными свойствами коры или зимнем грибе «Сулонко», но кажется, в те времена его ещё не открыли. В одна тысяча первом годе пишущий перерисовал фазы луны. Таких рисунков в библиотеке много, но зачем он указал год? Полная луна была помечена, однако в этом странности нет — люди всегда выделяют полную луну и новолуние. В девятьсот двадцать втором году писарь указал грибы и их названия. Список небольшой, но вот, что интересно: кажется, там был рисунок «Сулонко» — большой белоснежный гриб овальной формы. Но, во-первых, его можно перепутать с другими грибами, а во-вторых зимой найти его тяжело. В те времена его ещё не открыли. Может, писарь хотел сделать открытие сам, но, как и лекарь из будущего, не успел дать название? Буду дальше размышлять.

Убрала листок обратно, и задумалась. Какие события разделяет семьдесят девять лет? О чём писал лекарь, причём здесь грибы? Марья предположила: началось всё с грибов… Вероятно, речь идёт о «Сулонко»… Быть может, спустя годы следующий учёный понял, что во время полнолуния у «Сулонко» появляются какие-то особенные свойства? Быть может, мозговые… с помощью гриба можно отсчитать реальный год. Но… что потом? Потом случилось нечто, что погубило народ в деревне? Связаны ли грибы со всем этим? Или права Тамара, и дело в… демонических силах? Но всё же: при чём здесь грибы? Поговорить бы с Тамарой…

Марья поняла, что пойти сейчас в лес — отличная идея. Во-первых, поискать Тамару, во-вторых, попробовать пройти по следам Константина, и в третьих, отыскать тот самый гриб. Зачем? Пока неясно… было бы логичнее всего отыскать его в полнолуние, но… чёртово небо — уже долгое время тучи скрывали от народа лунный цикл. Когда ж полнолуние случится? Сегодня ли? Через неделю.? надо попробовать отследить. Марья ступила в лес. Пройдя несколько метров, сумела отыскать следы — очевидно, следы Константина. Пошла по ним. Почти углубилась в лес, как вдруг… раздался полный боли и отчаяния крик. Марья испугалась не на шутку — что это было? Кто кричал? Отчего? Не Тамара ли?! Она завопила:

— Эй! Вам нужна помощь?!

Но… крик умолк так же быстро, как и начался. Никто Марье не ответил, никто не захотел с нею общаться. Впервые Марья поймала себя на мысли, что, возможно, стоило слушать Тамару… что-то происходит… некая сила всех в лес тянет — может, не ходить? Пока она об этом думала, заметила, как снег начал медленно падать с неба. Чёрт! Либо разворачиваться, либо… идти по следам дальше, ведь скоро их сотрёт. Ну… Марья была бы не Марьей, если бы так легко отказалась от исследования. Она поторопилась, и пошла по следам.

Снег медленно, но падал за землю. Сугробы увеличивались, нервы натягивались. Даже если удастся найти место, куда ходил Константин, что она рассчитывала там найти? Дрова? Или… Марья не успела додумать — сердце её ёкнуло, когда взгляд упал под ноги. Кровь… на снеге виднелась кровь. И было видно, что кровь та не капала из чьего-то носа, а словно кто-то… уронил кровавый снег. Марья начала нервничать лишь сильнее. Константин… ты ли это? Что же там у тебя такого случилось, что столько крови потерял? А ты ли потерял.? Чем дальше она заходила, тем больше было кровавого снега. Она даже не могла и подумать, что сумеет найти…

Сколько времени ушло на поиски — неизвестно. Известно лишь, что следы — по которым она шла — скрылись под слоем свежего снега. Когда увидела огромный сугроб вдали, сердце её замерло. Не сугроб это… что угодно, но не он — уж слишком большой, уж слишком не естественный! Затаив дыхание, Марья подошла к «сугробу» ближе. Осмотрелась. Рядом с ним увидела кучку поменьше. Подошла к ней, зачерпнула рукой, и… осознала — некто притащил сюда жуткое количество кровавого снега, и припорошил его свежим, видимо, замаскировав. И… Марья понимала, что у «некто» есть имя. И имя ему Константин. Она в ужасе отпрянула от кровавой кучи. Истерично отряхнула руку, и прикрыла глаза. Раз-два-три… Вдохнула, выдохнула, вдохнула, затаила дыхание, и выдохнула. Кажется, успокоиться получилось. Она подошла ближе, чтобы убедиться окончательно. Да… этот самый «сугроб поменьше» представлял собой… кровавый снег. Из носа столько не вытекает… даже у десятка человек из носа столько не вытечет! В другом дело! Марья медленно, нехотя, но подошла к сугробу побольше. Она уже понимала, что найдёт там… обошла с разных сторон, и… увидела, как из сугроба торчал ботинок. Нет…

Марье хотелось убежать — хотелось плюнуть на всё, и рвануть куда-нибудь вдаль. Домой или нет, в деревню или в лес глубже — неважно! Куда угодно, лишь бы этого не видеть. Однако… с желаниями своими бороться Марья умела. Повторила дыхательную практику, набралась смелости, встряхнула головой, потом всем телом, опять подышала, и… начала кучу копать. Первым, что откапала Марья было… лицо. Это Марья поняла, что-то было «лицо», любой другой не разгадал бы в этом кровавом месиве даже человека… с отвращением, но она раскопала всё тело. Лицо мертвеца было… съедено. Не было щёк, губ, языка… Глаза его были выколоты, тёмные впадины пугали не на шутку. Тошнота подступила к горлу, Марья попробовала бороться, но… не смогла. Отскочила в сторону, и её стошнило. Кислый запах рвоты перемешался с металлическим — запахом крови. Руки её были липкими, голова гудела. Она вытерла рот, закопала рвоту, — чтобы не стошнило опять — и вернулась к телу. Осмотрела. Хорошо, что труп в снегу был… разложиться не успел, не пах так, как пах бы летом. Кровь запеклась в глазах, у щек заледенела. Не красной жидкость человеческая была — почти чёрной. Марье… было плохо. И плохо — очень слабо сказано. Она могла бы убежать, могла бы по деревне пробежаться, да соседям правду рассказать… могла бы… и наверняка так она и сделает, но… для начала нужно убедиться во всём окончательно. И хотя кажется, что всё и так очевидно, Марье этого было мало. Она потянула мертвеца за руки, и чуть не надорвала спину, пока из сугроба вытягивала. Осмотрела целиком. Теперь всё ясно… высокий и крупный, словно медведь бурый. Вот куда пропал Антон…

Долго она смотрела на тело мертвого соседа. Долго боролась с отвращением к виду этому. И как оно случилось? Пьяный Антон пошёл на разборки к Константину… и что же? Тот его… убил? Убил… но… как? В драке ли? Да разве старик-священник с таким бугаем справился бы? Марья перевернула тело. На затылке увидела рану. Нервный смешок сорвался с губ — рана такая же, как у его сына. Какое же отвратительное совпадение… а совпадение ли? Выходило, либо Антон — как и сын — упал, и на что-то напоролся, либо… Константин его чем-то ударил по голове. Оба варианта были похожи на правду, но правда отныне не успокаивала сердце лекаря. Значит… вот на что Константин ночь потратил — убил, а следом и оттащил труп в лес. Резкая чистка снега, кровь, обморок его… всё встало на свои места. Марья закрыла глаза, и… прочитала молитву за упокой. Но поможет ли она? Поможет ли молитва во времена, когда священник на такое способен? Убийств в их деревне раньше не случалось… Может, оболгала она Константина, и на деле умер Антон иначе? Было бы неплохо… но почему бы его тогда достойно не похоронить? Марья отвернулась. Вернулась к большому сугробу, и только сейчас заметила лопату… Черенок её был испачкан заледеневшей кровью. Значит, убил… Она убрала лопату в сторону, и… продолжила копать. Наверняка там есть что-то ещё — кучка-то меньше не стала. И уж лучше бы это было «что-то», а не «кто-то»! Но сегодня Марье определённо не везло. Или же…?

Кусочек шерстяной ткани первым удалось откопать. Сердце замело. Не-ет… только не это… Руки её тряслись, были липкими от крови, запах плоти заставлял голову кружиться, а взгляд мутнеть. Из снега выглянула шерстяная юбка. Ноги подкосились, она отшатнулась, рвота подступила к горлу вновь. Марью вырвало чем-то горьким, связь с реальностью была окончательно утеряна. Она даже не сумела отойти — её стошнило прямо в… сугроб. Она не устояла на ногах, и упала. К счастью, не на труп Антона… Марья узнала бы эту юбку безошибочно — уж слишком внимательной к деталям была. Ах, вот, куда ты пропала, Тамара… Неужели… и тебя он убил?

Темень медленно наступала. Марья никак не могла что-то сделать — не прочь уйти, не тело осмотреть. Могла лишь только… молиться. Что же за мир такой, где священник на такое способен? Что за мир, в котором, в принципе, человек на такое способен? Марья всегда верила в Бога, но в демонов… никогда. Но теперь… Марья отказывалась осознавать, что человек на такое способен быть может. Нет! Его околдовали! Заманили!Чёртов лесной демон, гори ты в аду! Не желая думать дальше, она-таки поднялась. Вытащила из сугроба тело Тамары, с ужасом увидела, что тело старушки было разодрано куда сильнее, чем мужчины. Кажется, органов у неё не хватало… грудная клетка была сломана, от лица и названия не осталось. Что же за сила способна грудную клетку сломать? Нет-нет… Константин бы точно не смог! Как бы странно это не было, но Марье стало чуточку легче. Как только увидела она состояние тела Томы, то сразу поняла, что Константин бы такое чисто физически не провернул! И хотя он очевидно причастен… всё-таки, облегчение погладило Марью по плечам. Оттащив тело, она вернулась к сугробу. Неужели есть что-то ещё? Принялась копать, и… нашла странный кулёк с органами, а под ним, прямо из земли… Рос гриб «сулонко». Странно это всё…