Колокол-60. Zвон по мечте

Громов с грустью посмотрел на фотографию сына. Прошло уже три года, как его не стало. Он так и не смирился с потерей.

Не так много смыслов остаётся в старости. Активная жизнь была позади. Из науки он ушел, понимая — его эпоха осталась в прошлом. И хоть его до сих пор приглашали на лекции в лучшие вузы страны, он был уже не тем Андреем Дмитриевичем, чья воля была непоколебима, как сталь, и кого как руководителя многих проектов побаивались коллеги и уважали на самых верхах.

А в будущем… в будущем — лишь возможность созерцать жизнь, пробегающую рядом, как поезд, с мелькающими из окон молодыми лицами, быстро уносящийся вдаль. И бороться. Бороться с тем, с чем бороться уже не имеет никакого смысла. Когда бессильны лучшие врачи, а сам организм намекает ежедневным мучительным преодолением — пора, брат, всё когда-то заканчивается.

Громов разорвал пожелтевший от старости конверт. Маленький кусок картона размером с визитную карточку выглядел почти как новый. Он тихо прочитал написанные несколько слов. Сейчас бы это выглядело как ключ от кошелька с криптой… Щелчок зажигалки, и «визитка» занялась оранжевым огоньком, превращая написанное в пепел.

«Всё когда-то станет тленом», — мелькнуло в голове Громова.

Громкий хлопок выстрела через открытое окно спугнул голубей, с шумом улетевших в небо.

***

Пол Накасоне внимательно перечитал принесённый ему в синей папке с золотым тиснением «TOP SECRET» документ.

«Что там, чёрт возьми, происходит у русских?»

Будучи главой АНБ, он хорошо понимал — не всю информацию стоит передавать президенту. Будет много шума, а потом всё окажется пшиком. И он будет выглядеть глупо. А коллеги из «дружеских» ведомств станут пожимать ему руку при встрече с серьёзным лицом, спрашивать, как дела, и беззвучно смеяться глазами, с немыми возгласами: «Такой бюджет, паникёр, засиделся».

Оставим пока.

***

Лев Ганин бывал на Лубянке и раньше. Это место не внушало ему особого восторга, но он относился к нему с должным уважением. Здесь переплелись светлые и тёмные страницы истории — его истории, истории страны, которую он любил и ради которой остался в самые тяжёлые годы, отвергнув неоднократные предложения уехавших коллег.

Его друг Максим Пронин встречал его в холле. В строгом костюме, но с широкой улыбкой он обнял старого друга. Лев немного смущенно улыбнулся и пожал протянутую руку. Друзья прошли по широкой лестнице наверх.

— Солидный кабинет, Макс. У нас такие не положены, — Лев с интересом оглядел помещение, отделанное панелями из темного дуба и устланного старомодным персидским красным ковром с узорами из брежневской эпохи. Запах старых гаванских сигар казалось не покидал это место со времён кубинской революции. Взгляд ненадолго остановился на бронзовом бюсте Дзержинского в углу кабинета, а также на шкафах с книгами, среди которых основу, видимо, составляли произведения марксистско-ленинской классики, в скучном коричнево-сером тканевом переплёте.

Максим вновь расплылся в улыбке:

— Ну давай, присаживайся, дружище, — и, обняв за плечи, подвёл к столу с массивными кожаными креслами.

Максим Пронин был старым другом Ганина. Они сблизились ещё на первом курсе физфака МГУ. Его привлекали рассудительность и аналитический ум Льва. Сам он был другим — общительным, энергичным, но обоих объединяла любовь к науке. После университета их пути разошлись: Пронин пошёл на службу по протекции друга отца. Теперь они виделись редко.

— Ну что, вспомним старые добрые времена, Лёв? – Максим достал из шкафа бутылку выдержанного армянского коньяка.

— А ты смотрю так и не отказываешь себе по утрам. – Подколол его друг.

— Как в том фильме — по утрам пьют либо аристократы, либо дегенераты? К какой категории ты меня причисляешь? А главное — себя? — Пронин весело рассмеялся, разливая коньяк по хрустальным бокалам.

Ганин с горечью выслушал рассказ о смерти его научного руководителя Андрея Дмитриевича Громова. Лев знал, что у того не осталось родных и была неизлечимая болезнь. Его уход являлся лишь вопросом времени.

— Но знаешь, что самое интересное, дружище, — Пронин прищурился, глядя в окно. — Громов был фигурой государственного масштаба. Мы... скажем так, немного изучили его вещи, — Лев невольно поморщился, — в том числе компьютер, и нашли кое-что любопытное.

***

Безбрежная морская гладь простиралась до горизонта. Весёлые барашки волн играли солнечными бликами. Можно было подумать, что это Карибы, если бы не знать, что эти серо-зелёные воды были частью Баренцева моря, сегодня как никогда гостеприимного, но известного своим суровым характером.

Елена Абрамович с любопытством вглядывалась в иллюминатор вертолета, низко пролетающего над водной гладью. В меру известная, немного гламурная журналистка.  Эту фамилию она взяла не от бывшего мужа — при разводе поменяла, но не обратно на свою прежнюю, а оформила совсем другую. Да, возможно, с намёком, но не более того. Хотелось начать жить заново и жить красиво.

Экстрим заряжал её адреналином. Столичная тусовка давно наскучила — ночные клубы по пятницам, знакомства с обдолбанными детишками олигархов, вечно пьяными и избалованными. Псевдоработа в будни. Трижды в неделю фитнес, где сальные взгляды посетителей зала уже давно начали подбешивать.

Разве что тренер Виктор... Симпатичный. Можно было бы влюбиться, но он женат на пустышке, чей мозг способен лишь на то, что бы взбить протеиновый шейк. "Остаётся только наш с тобой маленький секрет, Витёк", — думала Лена.

Есть ещё инста, заблокированная в России, и возможность выехать в ни разу не заблокированный Дубай, выставив соответствующий прайс, на основе своих блистательных фотографий. Но это не то. Верблюды не её слабость.
 
Хуже всего была та история, которая должна была обеспечить финансовую независимость, хотя бы на пару лет. Не срослось, не получилось — тачку, битком набитую кокаином, случайно остановили гаишники. Светила десятка, но нашёлся покровитель из сильных мира сего. Именно ему Лена была наиболее благодарна.

***

— Ну что, ты готов к этому телу, кхм, т.е. делу. – С паузой хохотнул Макс, отхлебнул из бокала и затянулся сигарой.
 
Лев откинулся в кресле, чувствуя, как коньяк разливается тёплой тяжестью по венам. Солнечный блик скользнул по бюсту Дзержинского. На мгновение показалось, что Железный Феликс прищурился и шепчет: "Ну что, Лёва, попался? Ты же знаешь – отсюда только одна дорога… вниз".

Лев моргнул — тень снова стала просто тенью. Но осадок остался.

Пронин, заметив его взгляд, усмехнулся:

— Что, Феликс Эдмундович одобряет? Не волнуйся, он тут всем подмигивает... особенно после третьего бокала.

Но шутка прозвучала сухо, будто даже воздух в кабинете сжался.

— Мы же оба понимаем, что выбора у меня нет? Да? Когда мне туда выдвигаться?

— Да, Лёва, выбора у нас, у нас дорогой друг нет. Прямо сейчас и быстрее, чем ты думаешь.

Максим подошёл к шкафу с литературой и дёрнул за книгу с позолоченной надписью, которая, как ему показалось, напоминала аббревиатуру "SNUFF" в яркой кроваво-красной обложке. Томик не поддался, лишь слегка сдвинулся с места. Через несколько секунд шкаф с тихим гулом начал отходить вглубь стены и в сторону, открывая за собой кабину лифта. Она была выдержана в оранжево-коричневых тонах, с пластиковой ПВХ-обшивкой, имитирующей дерево, и освещалась тусклыми жёлтыми лампами. Внутри витал лёгкий запах табака.

— Лёв, буду ждать вестей, — бодро сказал Пронин. — Все детали обсудили. Тёплую одежду тебе выдадут. Удачи!

Лифт с мучительным стоном нырнул вниз. Около двух минут протяжного воя и кабина остановилась с небольшим толчком. Ганин почувствовал себя в старой советской многоэтажке. Эти дома заполнили его детство в восьмидесятых. Только сейчас он находился глубоко под землей.

Двери лифта разъехались в стороны, и Ганин увидел тоннель, похожий на метрополитеновский. Тут же неподалеку находилась покрашенная синей масляной краской вагонетка, стоящая на рельсах уходящих вдаль под тусклым светом старых желтых фонарей, закрытых плафонами из толстого стекла. Она была похоже на автоматическую.

— Лёгкой дороги, Лёва - раздался где-то из динамика далекий голос Пронина.

Вагонетка набирая скорость устремилась вперёд и Ганин ушёл в свои мысли, простимулированные изрядной дозой коньяка и информацией, полученной от старого друга.

Плавная остановка и через проём открывшихся в конце пути ворот, Ганин  увидел хорошо освещённую взлетную полосу с белоснежным самолётом. Суперджет ярко сверкал на солнце.

***

– Здравствуйте! Вы, наверное, Лев Ганин? – Молодая женщина шагнула навстречу, протягивая руку. Ее голос, звонкий и уверенный, резанул слух в полярной тишине.

Ганин вздрогнул. Машинально пожал тонкую, прохладную руку и кивнул. Перед ним стояла стройная, загорелая женщина лет тридцати. Короткая белая пуховка, прямые светлые волосы до плеч, миловидное лицо. Но больше всего поражали глаза – глубокие серо-голубые, с пронзительным, оценивающим взглядом. На ней словно лежал легкий флёр глянцевой нереальности, столь неожиданный здесь, на краю земли. Так близко Ганин едва ли видел подобный шик раньше.

– Приятно познакомиться. Я - Елена Абрамович. – Она легко встряхнула волосами. – Но для друзей – просто Алёна. Журналистка. Мне о вас рассказывали. Ее губы тронула едва заметная улыбка, обнажая сверкающие белые зубы. – Честно говоря, польщена. Не каждый день встречаешь именитого ученого. Вы же физик?

– Ах, да, спасибо… – Ганин смущенно улыбнулся в ответ. – Рад знакомству, Елена. Алёна. Но "именитый" – это про моего учителя, Громова. Я же… Он развел руками, словно ища слова. – Так, увлекаюсь. Помню, в детстве чуть гараж не спалил с опытами… Он нервно рассмеялся, поймав себя на мысли, что как-то суетливо держится рядом с этой самоуверенной женщиной.

– Пойдемте к машине? – Алёна кивнула в сторону внедорожника. – Лето на Новой Земле – это наша зима в гостях. Болеть нам точно ни к чему. Она посмотрела на него прямо, и в этот раз улыбнулась открыто, широко, чуть прищурив свои пронзительные глаза.

«Интересный… Непривычный типаж», – мелькнуло у Елены. Интеллигентный, с виду простой и немного… наивный? Полная противоположность тем, кто обычно окружал ее в столичной тусовке. Это незнакомое чувство – любопытство, смешанное с легкой иронией – неожиданно её заводило.

***

— Пол, чёрт тебя подери, когда ты собирался мне рассказать об этом? – президент встал из-за стола и подошел к большому окну овального кабинета, задумчиво посмотрев в небо. Там сгущались серые тучи.

— Господин президент, я должен был перепроверить информацию. К сожалению, она подтвердилась. Данные дальнейших перехватов подтверждают полученную ранее информацию.

— Ладно, я позвоню ему, в Москву. Думаю, я всё улажу, он меня уважает и расскажет мне как есть, всю правду, что там у них на самом деле. Наверное придётся заключить ещё одну сделку.

Накасоне вышел из Белого дома с двойственным чувством тревоги и облегчения.

***

Пронин затянулся сигарой, и густой дым заклубился в воздухе, пока он продолжал изучать текст на экране монитора. Это были восстановленные мемуары с компьютера Громова. Он удалял там информацию серьезно и профессионально. Но, специалисты с Лубянки восстановили и достали всё. Всё, что было можно, но лишь то, что не стало пеплом.

Громов отвечал за проект «Периметр». Советское руководство осознавало, что до 70-х годов XX века СССР обладал значительно меньшим ядерным потенциалом по сравнению с США. Тогда родилась идея – нужно сделать так, что бы ущерб для них был абсолютно неприемлем, даже в случае неожиданной успешной атаки, уничтожавшей всё военно-политическое руководство страны.

Используя множество датчиков, расположенных по всей необъятной территории, система «Периметр» непрерывно мониторила уровни радиации, сейсмическую активность, температуру, наличия связи с Генеральным штабом и множество других засекреченных параметров. В случае фиксирования массированного нападения на страну и невозможности связаться с руководством, система делала вывод, что уже некому отдавать приказ об ответном ударе и в автоматическом режиме запускала специальные командные ракеты 15П011. Те в свою очередь являлись сигналом для всех оставшихся ядерных сил в стране и активировали протоколы ответного удара всем, чем было возможно.

В США знали о системе, называя её «Мёртвая рука». Однако всё красиво было на бумаге, но на деле оказалось сложно реализуемо. Возникало множество неустранимых на первый взгляд проблем, над которыми команда Громова работала долгие годы. Ситуация осложнялась ценой ошибки, результатом которой мог быть ядерный апокалипсис на планете.

Тогда у Громова возникла мысль не торопиться с разработкой «Периметра», доведя её спокойно до совершенства, оперативно продублировав более простой и надёжной как автомат Калашникова системой, которую можно было развернуть в кратчайшие сроки.

Так появился абсолютно засекреченный проект «Колокол-60», о котором в стране знали единицы.

***

Ганин вошёл в кабинет Громова, расположенный в бункере недалеко от ядерного полигона на архипелаге Новая Земля. Обстановка была спартанской: простая кровать, шкаф, комод, письменный стол с лампой под зелёным абажуром, кресло, укрытое пледом, и книжные полки, заставленные научной литературой. Было заметно, что здесь недавно провели тщательный обыск — полки комода приоткрыты, книги стояли неровно, кровать немного отодвинута от стены. Но в целом помещение дышало запустением, словно время здесь остановилось десятилетия назад.

«Как же давно не использовали этот бункер?» — подумал Ганин. Он не представлял, как сможет найти здесь что-то ценное. Оставалось ещё взглянуть на изделие, но там подсказок, скорее всего, быть и не могло.

***

Северное летнее солнце низко катилось над горизонтом, описывая круг в течение суток. Полярный день был непривычным явлением, но давал возможность много работать.

Ганин и Абрамович вышли из машины на старую бетонную дорогу. Порыв солёного ветра с мелкой водяной пылью ударил им в лица. Температура едва достигала +5 градусов — что для этих мест было совсем неплохо летом. Порывами летели низкие клочья тумана и казалось, что весь архипелаг окутан дымкой, сквозь которую проступают угрюмые очертания скал, покрытых местами глубоким льдом и снегом, поблескивающем на солнце. Вид был необычным и напоминал фэнтезийные пейзажи каких-то далёких мест, где обитают темные силы и незримое зло ощущается даже кожей.

Перед Львом и Еленой возвышалось куполообразное строение из серого железобетона. Учёный и журналистка прошли внутрь.

***

— Генерал Раймонд Томас, сэр! – представился в трубке бравым голосом командующий сил специальных операций.

— Поднимай своих ребят, генерал. Настало прекрасное время. Мы сделаем Америку снова великой в эти дни! Помни, там нет плохих парней, там все нас уважают! Надо просто прийти и узнать, что там чёрт побери происходит. Идите туда и сделайте эту великолепную работу, крутые парни!

— Так точно, сэр!

***

Пронин подошёл к шкафу и достал ещё одну бутылку коньяка. «Арарат находится в Турции, а армяне назвали свой национальный напиток в честь этой горы. Вот уж где усмешка истории. Для наших закавказских друзей — это священная рана. Говорят, где-то у вершины до сих пор лежат обломки Ноева ковчега. Если бы они могли говорить…» — подумал Максим, пока он устраивался в кресле перед монитором, затягиваясь сигарой. Дым заклубился в воздухе, сплетаясь в причудливые кольца — будто тайные символы неведомой азбуки. На экране светились восстановленные записи Громова — текст, который тот старательно уничтожил, но который теперь, как призрак, вернулся из небытия, чтобы напомнить о прошлом.

Андрею Дмитриевичу не составило труда убедить руководство страны в необходимости создания дублирующей «Периметр» системы. Время было напряжённое: в школах проводили учения на случай ядерной войны, а политики говорили о взаимном уничтожении. Тогда и родился «Колокол-60» — временное решение, которое должно было стать грозным предупреждением.

Политбюро считало такие проекты приоритетными. Финансирование текло рекой, и вскоре близ ядерного полигона на Новой Земле началось строительство.  Пробурили шахту глубиной в триста метров, а в её сердце поместили массивную металлическую трубу. Инженеры в шутку называли её «колоколом» — в ходе строительства удары по металлу отдавались очень низким, протяжным гулом, который вызывал у людей необъяснимый страх. Место было безлюдное, и странные звуки остались лишь частью местных легенд. На дне «колокола» разместили адскую машину – дверь в преисподнюю.

***

Капитан Андерсон всмотрелся в монитор мультикоптера. Серый, безжизненный берег, кое-где припорошенный снегом, медленно проплывал в кадре. Ветер сносил дрон в сторону, заставляя изображение дрожать, но капитан не сводил глаз с экрана. Внутри него клубилось беспокойство — неясное, но настойчивое, как предчувствие бури. «Последний раз я так нервничал, когда нас отправили с заданием на Алькатрас…» — мелькнуло у него в голове.

Пейзаж напоминал северную Норвегию, где Андерсон недавно проводил учения, но здесь всё было жестче, безжалостнее. Острые скалы, покрытые льдом, блестели под низким полярным солнцем, словно обнажённые зубы какого-то древнего чудовища. Даже облака, тяжёлые и свинцовые, казались частью этого безмолвного, враждебного мира.

Отряд «Браво» подразделения сил специальных операций SEAL, или просто «тюлени», оперативно высадился с подводной лодки на неприветливый берег острова и рассредоточился. Каждый боец отряда представлял собой автономную боевую единицу, обладающую всеми необходимыми навыками и снаряжением для выполнения задач любой сложности в любых условиях. Все они укрылись маскировочными накидками с блокировкой инфракрасной сигнатуры.

Полковник Дегтярев отреагировал на доклад своего сотрудника едва заметной улыбкой. Сигнальная система засекла высадку диверсионно-разведывательной группы противника. Гидроакустический буй зафиксировал американскую подводную лодку типа «Вирджиния» в территориальных водах близ архипелага.

Как долго он ждал этого момента в этих местах, где время, казалось, остановилось. И только теперь слегка сдвинулось... Сознание заработало совершенно иначе. Он чувствовал, как вся его сущность встрепенулась в невероятном победном порыве. Сторонний наблюдатель мог бы заметить лишь его неуставной шеврон с черепом - тот самый, что, под стать офицеру, ухмылялся дьявольской улыбкой, играя светом и тенью северного солнца. Дегтярев потянулся за тактическим планшетом.

***

— Проблема в том, что это, по сути, исполинская мина, и она создана как неизвлекаемая, — произнёс мужчина, представившийся Иваном. Его внешность никак не соответствовала образу высокопоставленного военного: двухдневная щетина, мешки под глазами выдавали в нём скорее уставшего вахтовика, мечтающего о возвращении на «большую землю».

— Но так не бывает, — нахмурился Ганин. — У нас же есть лучшие сапёры страны. Разве они не справятся?

Проблема, которую ему описал Пронин, казалась абстрактной, пока он не оказался здесь, лицом к лицу с реальностью. Теперь же она обрела чудовищные очертания.

— Сапёры уже пытались, — Иван тяжело вздохнул. — И потерпели фиаско.
Он сделал паузу, словно давая Ганину осознать тяжесть ситуации, затем продолжил:

— Объект создавался в Советском Союзе лучшими умами — военными и учёными. Техническая документация уничтожена, но кое-что нам удалось найти. Внутри — система датчиков, реагирующих на свет, звук, вибрации, металл и даже перепады давления. Это не просто бомба, Лев. Это ловушка, которую невозможно обезвредить.

Иван достал из кармана потрёпанную фотографию: настенный плакат с предупреждением на трёх языках — русском, английском и китайском.

— Видите? Даже предупредили. Проникнешь во внутренний контур без кода — активируется взрывное устройство. А перед этим система выпустит сигнальные ракеты: сначала жёлтые, потом красные. После красных — конец.

— И что, сапёры уже спровоцировали предупреждение? — спросил Ганин, хотя по выражению лица Ивана уже догадался о ответе.

— Жёлтые ракеты взлетели, когда они даже не успели просверлить отверстие в стене внутреннего контура, — Иван понизил голос. — Мы отступили. Теперь всё зависит от вас. Если коды есть, их нужно найти. Иначе...

Ганин сглотнул. Он знал, что скажет дальше, вызовет шок.

— Мощность заряда — 50 мегатонн. Почти как «Царь-бомба».

Иван замер, его глаза сузились.

— Но это ещё не самое плохое, — добавил Ганин.

Военный молчал, но в его взгляде читался немой вопрос: «Что может быть хуже?»

***

Капитан Андерсон приглушил жужжание мультикоптера, выводя его из зоны сильного ветра. На экране мелькнуло движение - едва заметная тень среди валунов. "Или показалось?" - подумал он, но инстинкты спецназовца заставили мгновенно передать сигнал отряду.

- Браво-1, возможный контакт, сектор 4-5. Проверяю.
Ответа не последовало. Только треск в наушниках - помехи, которых не должно было быть. Андерсон почувствовал неестественную тишину. Ни птиц, ни ветра - только далёкий гул прибоя.

- Браво-1, приём! - снова попытался вызвать командир.

Внезапно в эфир ворвался хриплый голос на ломаном английском:

- Полковник Дегтярев на связи. Добро пожаловать в Россию, дружище. Ваша прогулка окончена.

***

Пронин посмотрел на бронзовый бюст и поднял бокал в его сторону: «Ваше здоровье!» Максим готов был поспорить — Железный Феликс улыбнулся ему. Но он не удивился. Удивительно было читать мемуары Громова, которые казались каким-то старым историческим очерком. До сих пор не верилось в их актуальность.

На дне шахты, в стальной трубе, поместили термоядерное устройство высокой мощности. Материала для дейтериевой оболочки не пожалели. Мощность составила порядка 50 мегатонн. Поверх устройства по специальной схеме были размещены слитки, похожие на кирпичи из кобальта-59 — тяжёлого серебристого металла. Их было около двух тысяч тонн. По расчётам, в момент подрыва мощнейший поток нейтронов превращает металл в крайне радиационно-опасный изотоп кобальт-60.

Термоядерный взрыв выбросит кобальт из шахты в стратосферу, где он быстро рассеется мощными ветрами, характерными для арктических широт.

В течение нескольких дней кобальт начинает оседать в северном полушарии. Через несколько месяцев он покроет всю планету, а уровень радиации повысится до смертельных значений для всего живого.

Это оружие Судного дня. Убийца планеты. Которое, конечно, не было рассчитано на применение. Победителей оно не предусматривало. Зная это, предполагалось, что американцы никогда не рискнут нанести обезоруживающий удар по СССР, даже имея подавляющее преимущество в стратегическом вооружении.

Оставались некоторые технические сложности с организацией охраны объекта. Поэтому было решено сделать его принципиально неразминируемым. Только обладая кодом доступа, можно было пройти во внутренний контур и деактивировать устройство.

Для американцев устроили контролируемую утечку информации об этом проекте, чтобы остудить пыл их ястребов. Само устройство решили регулярно взводить и деактивировать до тех пор, пока не будет создан более совершенный «Периметр». В случае удара по стране просто некому было бы деактивировать «Колокол», и он сработал бы. Просто и гениально. Ожидаемые потери: 95% биомассы планеты в течение 10 лет. Остаточная радиоактивность: 300 лет.

***

– Есть какие-то новости? Что ты обо всём этом думаешь? – Елена подула на горячий чай, налитый в железную кружку. Обстановка была настолько непривычной, что Абрамович ощутила какой-то давно забытый вайб из детства. И взгляд Лёвы сейчас показался ей удивительно знакомым, родным – совсем не таким, как у тех, с кем ей доводилось встречаться глазами раньше.

– У них ничего не выходит. Эту чёртову машину невозможно отключить без кода доступа. – Ганин перевёл взгляд на Алёну. Казалось бы, в такие моменты, когда катастрофа неминуема, глаза должны выражать ужас, но её взгляд оставался спокойным, как безмятежная гладь океана. – Поиски кода тоже ни к чему не привели. Я просто не понимаю, что это может быть. Честно говоря, я в отчаянии. Времени остаётся совсем мало.

– Ты меня пугаешь, Лёва. Так не бывает. Что я напишу в сюжете? – она нервно рассмеялась. «Сапёры не могут обезвредить бомбу в Арктике, поэтому давайте собирать донаты на спасение северных оленей?»

– Всё гораздо серьёзнее, Алёна. Намного. – Он сжал виски пальцами. – Я не могу раскрыть тебе детали. И уже с ума схожу, пытаясь понять, какой код мог использовать Громов. Знаешь что? Сегодня я останусь ночевать в его комнате в бункере. Звучит глупо, но, может, атмосфера что-то подскажет? Других идей у меня нет.

***

Ганин ещё раз обвёл взглядом скромное помещение. Здесь всё наверняка было обшарено и не раз. Что было в голове у Громова, когда он проводил тут свои дни в командировках? Не верилось, что Андрей Дмитриевич мог создать такое бесчеловечное изделие. Он был гуманистом. В личных беседах с теплотой всегда спрашивал о жизни, о проблемах, немного делился своими мыслями, хоть и не любил говорить о себе…

Полуторная кровать скрипнула, когда Лёва прилёг на неё, закинул руки за голову, закрыл глаза и расслабился. Может, эта ночь даст какие-то ответы. Но это абсурд — хотя какие ещё могли быть надежды?

Тревожные мысли в полудрёме пробегали в голове Ганина, когда дверь в комнату открылась. Елена проскользнула внутрь и закрыла за собой.

— А ты знаешь, тут повсюду патрули, Лёв. Они появляются неизвестно откуда — даже у меня проверили пропуск.

— Алёна, что ты тут делаешь? — Ганин приподнялся на локте, чувствуя, как сердце учащённо забилось. Холодный арктический воздух за окном контрастировал с теплом, которое вдруг разлилось по комнате. Абрамович стояла у порога, одетая в тонкий свитер цвета морской волны, облегавший её стройную фигуру, и узкие джинсы, подчёркивающие худобу ног.

— Не могу уснуть, мне страшно после последнего нашего разговора, — прошептала она, делая шаг вперёд. — И подумала… может, тебе тоже нужна компания?

— Алёна, здесь не место для… — начал он, но она перебила его, мягко положив палец на его губы.

— Ты слишком много думаешь, Лёва. Иногда нужно просто… чувствовать.

Её пальцы скользнули по его щеке, затем опустились к воротнику рубашки. Запах её духов — лёгкий, с нотками свежести, цветов и чего-то неуловимого — смешался с запахом старых книг и пыли. Ганин почувствовал, как его дыхание стало глубже, а мысли, которые ещё минуту назад казались такими важными, растворились в тишине.

Он взял её за руку и притянул к себе. Их губы встретились в поцелуе — сначала нерешительном, потом всё более страстном. Алёна уронила свитер на пол, открыв плечи, покрытые лёгким загаром. Ганин провёл ладонью по её спине, ощущая под пальцами тепло кожи.

Где-то вдали, за толщей бетона, снова прозвучал тот же низкий гул — словно Колокол звонил по ним обоим.

Но сейчас это не имело значения.

***

Лифт с лёгким толчком остановился. Пронин вышел в свой кабинет, и секция книжного шкафа с привычным гулом закрылась за его спиной. Когда мысли путались, а проблемы казались неразрешимыми, он любил бродить по прохладным тёмным подземным коридорам, где ощущалась вечность. Время там словно застывало, а история теряла начало и конец, лишь отражаясь глухим эхом шагов в каменных стенах. "Наверное, эти коридоры сродни лабиринту Амбера", — мелькнуло у Максима в голове.

В целом мозаика складывалась. Хотя и напоминала мрачный витраж, выложенный в склепе старого кладбища.

После создания "Периметра" проект "Колокол-60" закрыли. Стартовые системы деактивировали, но сам объект остался — памятник яростной мощи инженерного гения. Дорогостоящий. Чудовищно эффективный. Построенный на века, как Колизей или пирамиды фараонов — чтобы пережить своих создателей.

В поздние советские годы о нём забыли. С перестройкой, а затем с распадом страны, архипелаг превратился в музей забытого военного могущества. Все забыли — кроме Громова. Он знал каждый сантиметр этого полигона и сумел вновь приоткрыть адский портал, пробудив демонов прошлого.

Оставалось непонятным одно: как Громов — великий учёный и гуманист — превратился в человеконенавистническое чудовище? Что в нём сломалось? Зачем он снова активировал «Колокол»?

Пронин взглянул на сообщение в защищённом мессенджере: "Ганин не смог. Никаких зацепок. Он не врёт. Белова".

***
 
Полковник Дегтярев торжественно прошел вдоль строя военных, одетых в непривычные камуфляжи с анти-тепловизорными накидками. В конце строя он встретился взглядом с капитаном Андерсоном. Тот стоял с серьезным выражением лица, внимательно следя за полковником.

Дегтярев размашисто протянул и пожал ему руку.

— Капитан Андерсон, ваши люди, конечно, выбрали не самое удачное место для прогулки, — сказал он с иронией в голосе, слегка наклоняя голову. — Но раз уж вы здесь, предлагаю вам немного отдохнуть. У нас есть всё необходимое: тёплые помещения, еда и даже немного развлечений. Думаю, вам это не помешает после долгого морского путешествия.

Андерсон нахмурился.

— Полковник, мы не нуждаемся в вашем гостеприимстве. Нас ждёт командование.

Дегтярев рассмеялся, словно услышав шутку.

— О, не торопитесь, капитан. Ваше командование уже в курсе ситуации. Мы связались с ними через дипломатические каналы. Всё под контролем.

Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание американцев.

— А пока… Пока вы будете нашими гостями. Не волнуйтесь, условия вполне комфортные. У нас тут есть небольшой лагерь неподалёку от полигона. Вы сможете отдохнуть, привести себя в порядок, а заодно… — его голос стал чуть тише, — увидеть кое-что интересное. Вы ведь за этим здесь?

— Что именно вы хотите нам показать? — спросил капитан, стараясь сохранить хладнокровие.

Дегтярев улыбнулся ещё шире.

— О, это сюрприз. Но могу сказать одно: вы станете первыми иностранцами, которые увидят это своими глазами. Думаю, ваше руководство будет… заинтересовано.

Он повернулся к своим людям и кивнул.

— Проводите наших гостей в лагерь. Пусть отдохнут. А скоро… скоро начнётся самое интересное.

Андерсон огляделся. Всё выглядело слишком… мирно. Слишком гостеприимно.

— Что они задумали? — прошептал один из его бойцов.

Капитан не ответил. Он смотрел в сторону полигона, где в сером свете полярного дня виднелся массивный бетонный купол.

Что-то подсказывало ему, что "интересное", о котором говорил Дегтярев, изменит всё. И не только для них.

***

Лев Ганин стоял у окна бункера, вглядываясь в серую пелену полярного дня. Где-то там, под слоем бетона и вечной мерзлоты, тикал «Колокол-60» — махина, способная превратить Землю в радиоактивную пустыню.

«Я подвёл всех», — думал он, сжимая виски пальцами. «Громов не оставил нам шанса. Ни намёка, ни ключа…»

Он перебрал всё: даты великих побед, шифры из старых лабораторных журналов, даже детские воспоминания учителя — ничего не срабатывало. А время утекало, как песок.

За спиной раздался шорох — Елена, завернувшись в плед, наблюдала за ним. Её глаза, обычно такие живые, теперь отражали ту же безысходность.

— Может, его вообще нет, этого кода? — прошептала она. — Может, это всё было рассчитано на то, чтобы никто…

— Нет, — резко оборвал её Ганин. — Громов не был маньяком. Он верил в логику. Должен быть ключ. Мы его просто не нашли.

За окном беззвучно вспыхнула зарница. Где-то вдали, у Колокола, в небо взмыли красные сигнальные ракеты, окрасив низкие свинцовые тучи кровавым заревом.

***

Засекреченный бункер класса "Омега" под Женевой, Швейцария. Зал заседаний напоминал центр управления полетами NASA — гигантские экраны с картами Земли, тихий гул серверов, запах стерильного воздуха. За столом из черного мрамора — десять человек в одинаковых темных костюмах без опознавательных знаков. Все общаются на английском с едва различимыми акцентами.

На главном экране — архивные кадры: тоннели под Швейцарскими Альпами, гигантские лифты в недрах австралийской пустыни, подземные фермы с искусственным светом.

— Наши объекты в Дакке и Гренландии готовы принять 12 тысяч человек. По протоколу «Феникс» — ротация элит каждые 20 лет.

— У вас слишком открытые списки. Мы ограничили доступ до 800 человек. Чистота генофонда — приоритет.

— А вы уверены, что это сработает? Даже если избежим прямого удара.

 — Вы всё ещё думаете, что это про «выживание»? Речь о контроле. Когда на поверхности останутся лишь те, кто достоин служить ресурсом.

***

Времени не оставалось. Надежды - тоже. Абрамович прижалась к плечу Ганина.

— Лёва, я не могу в это поверить... Но во мне столько изменилось. Ты единственный, с кем я почувствовала себя настоящей. Спасибо тебе. - По её щеке скатилась слеза. - Знаешь, наверное, важно не сколько прожить, а как. Кажется, до этого момента я и не жила вовсе, только мечтала когда-нибудь измениться по-настоящему.

Ганин сглотнул комок в горле. Он не находил слов. Абрамович продолжила тихим голосом:

— Твой друг Пронин... Это он спас меня тогда. Помнишь историю с наркотиками? Спас - и прибрал к рукам. Будучи журналисткой, я выполняла его задания. Последним заданием... был ты.

Ганин крепко обнял Елену. Они вышли из бункера на холодный арктический воздух.  До «Колокола» было километров двадцать.

"Будет зрелищное шоу", - промелькнуло у Ганина в голове. "Вертикальный поток раскалённой плазмы, бьющий в небо... Будет так близко, что можно протянуть руку и коснуться. По крайней мере, всё кончится быстро".

Елена огляделась. Из бункеров вышли почти все - учёные, военные, техперсонал. Особняком держались бойцы SEAL. Сейчас их уже никто не охранял. Все взгляды были прикованы к месту, где вот-вот откроются врата ада.

***

Пронин поднял голову и выпустил вверх плотную струю ароматного дыма. Сигарное облачко медленно поднялось к потолку, начав расплываться причудливыми клубами. В кабинете стояла гробовая тишина - только едва слышное гудение вентиляции напоминало, что мир за этими стенами ещё существует. Его взгляд скользнул к бронзовому бюсту Дзержинского, угрюмо темневшему в углу. Пронин усмехнулся.

— Ну что, старина, — прошептал он, — похоже, мы проиграли.

Экран монитора перед ним погас, оставив лишь тёмное зеркало, в котором отражалось его усталое лицо. Все попытки найти код доступа к «Колоколу-60» оказались тщетными. Ганин не справился, не справился никто из них. А времени уже не оставалось.

Максим потянулся к бутылке армянского коньяка, налил себе полный бокал и поднял его в тосте.

— За гениальность и безумие, — произнёс он, делая глоток. Горечь напитка смешалась с горечью поражения.

Он знал, что где-то далеко, на Новой Земле, Лев и Елена уже вышли на свою последнюю прогулку. Скоро всё будет кончено. Но странно — страх не приходил. Лишь холодное спокойствие, как перед прыжком в пропасть.

Вдруг дверь кабинета тихо открылась. На пороге стояла женщина в строгом чёрном костюме, её лицо было бесстрастным.

— Товарищ генерал, — сказала она, — пора.

Он кивнул, отпил большой глоток коньяка и раздавил сигару в пепельнице в виде пятиконечной звезды.

— Да, пора.

Пронин встал, поправил пиджак и бросил последний взгляд на кабинет — на книги, на бюст, на бокал с остатками янтарной жидкости.

— Жаль, — прошептал он, — мог бы получиться красивый финал.

Пронин открыл секцию шкафа, жестом приглашая женщину войти в проход лифта первой. Двери закрылись, и кабина устремилась вниз.

***

Ганин почувствовал лёгкий гул. Пронизывающий ветер набирал силу. Он приобнял свою боевую подругу. Она повернулась к нему и их взгляды встретились. Алёна улыбнулась и обняла Льва ещё сильнее. Их губы слились в тёплом поцелуе. Где-то далеко, на горизонте, небо осветила вспышка света.

***

На личный адрес Proton Mail Ганина, который знали единицы, пришло письмо:

Дорогой друг! Лёва!

Это письмо с отложенной отправкой — послание из прошлого, которого уже нет.

Я знаю, тебе будет сложно меня понять. Но если ты читаешь эти строки — значит, зелёные ракеты уже взмыли в небо, а "Колокол" остался немым. И это хорошо.

Я не маньяк. Я всегда любил жизнь — её краски, запахи, детский смех, шум леса, даже глупые споры на семинарах. Но я также знал: человечество, как ребёнок с зажжённой спичкой, играет у бочки с порохом. "Колокол" был спичкой в моих руках — не чтобы поджечь мир, а чтобы доказать: бочка реальна.

Его отключили ещё в восьмидесятых. Все эти годы он был лишь тенью — злым мифом, который я недавно воскресил. Утечка информации... Всё это был спектакль. Спектакль для тех, кто верит, что Третью мировую можно выиграть. Нет, Лёва. Такую войну не выигрывают. Её только проигрывают. Все.

Ты думал, код — это цифры? Нет. Код — это страх. Страх, который заставит их сесть за стол переговоров. Страх, который напомнит: даже у "Мёртвой руки" есть сердце. Моё письмо — последняя часть кода. Теперь оно у тебя.

Твой старый учитель,
Андрей Громов.

***

Вспышка окрасила облака в призрачный изумрудный свет. Лёва и Алёна замерли, вглядываясь в даль. На расстоянии сигнальные ракеты напоминали россыпь мерцающих звёзд, плывущих по ночному небу.

***

Накасоне дочитал перехваченное письмо и замер, уставившись в бетонную стену бункера поверх светящегося монитора. Его лицо застыло в оцепенении.

Тишину внезапно разорвал резкий телефонный звонок. Он знал — по этой линии не звонит даже президент.

— Ну что там, Пол? — раздался в трубке тихий прокуренный хриплый голос.

— Они блефовали, сэр. Вернее, блефовал Громов.

— Да... Так я и думал. Что ж, это их выбор. Наш проект остаётся активным. Президенту... об этом знать не обязательно.

Гудки в трубке плавно перетекли в навязчивый ритм «Stan» Эминема, засевшего в голове Накасоне.