What now my love

           What Now My Love

   Набухли почки. Где- то уже плавал стойкий аромат с тополиной горчинкой, как тогда, более тридцати лет назад, когда он здесь впервые появился. Солнце заглядывало с нежностью ненавязчивого влюблённого в эти окна, заменённые уже когда- то на услужливые- пластиковые, так удобно открывающиеся в любую сторону в любой степени.

   Он слушал музыку. В ушах уютно устроились эти маленькие наушники, не издающие никакого внешнего звука. В комнату вошёл пуджари в своих извечно несуразных шлёпанцах, которые приходится перешагивать скидывая сотни раз в день. Довольно было кивнуть ему в ответ, не отрываясь от музыки- всё шло обычным чередом по установленному порядку. Пуджари увидел этот вдохновенный взор, этот увлажнённый экстатический взор, подумав с сожалением, что совсем не остаётся у него самого времени для прослушивания бхаджанов, и сосредоточился на своих обязанностях, предстояла серьёзная процедура в алтарной.

   Это был тот редкий час, когда он просил его не беспокоить, так повелось уже давно: переписка, служба, лекции, встречи гостей, личные встречи,- всё переносилось на другое время, было необходимо приходить в себя, заниматься собой. Все полагают, что он слушает древние бхаджаны- песнопения на санскрите. Так и было некоторое время назад, очень долго, пока не случилось нечто странное.  Он увидел некогда знакомые образы в своём гаджете и по- музыкантски ревностно захотел проверить, сколь сильна и возвышенна эта музыка для него сегодня. Это случилось около двух месяцев назад. Он увлёкся темой: музыканты прошли непростой путь, оставшись музыкантами, сохранив свой социальный и отчасти семейный статус. Поменялась и музыка- новые альбомы.

   Особенно его привлекли альбомы бывшей солистки, обладавшей удивительным голосом…  Дело даже не только в голосе, видеосюжеты предлагали ему образ, врывающийся в его сознание, в его сердце светлой неоглядной волной. Это явление было так знакомо ему из богослужений, что он даже не пытался сторониться или сопротивляться.

   Огромный свод или кодекс брахманических знаний и опыта говорил, почти цитируя некий популярный в своё время советский фильм: «верить людям можно только в самом крайнем случае». Иначе говоря, общение вообще предполагалось очень избирательным.

   Вот этот член музыкального коллектива виделся ему опытным дельцом, а тот- неизлечимым романтиком; ещё одна солистка- очень замкнутой на себе. И лишь одна из них не экспонировала в пространство НИЧЕГО, кроме глубочайшей внутренней радости и преданности звукам, пению. Он не мог в это поверить. Пересматривая снова и снова клипы и её новые альбомы, не находил ни единой зацепки для строгого анализа и идентификации. НИРГУНА- без определения материальных качеств. «… А у него нет недостатков»,- пронеслась где- то всхлипывающая цитата ещё из одной всеми любимой киноленты. Наше Евангелие- это фильмы, книги, поэзия,- все они комментируют общеизвестные постулаты, делая их понятными и насущными, это так называемая комментаторская традиция, существовавшая всегда. Не каждый даст сноску на некий первоисточник, но процитировать удачное высказывание полюбившегося киногероя никому не составляет труда.      

   Сегодня, утопая или исчезая в звуке, перелистывая образы своей памяти, своей некогда мирской жизни, понимая, что она не стала другой даже после длительного обучения, посвящений, практик и прочих обрядов. Будто качаясь на волнах, как тогда во время многих клинических уходов из жизни, он готов был «махнуть рукой»  на всё, что было до сего момента как недоразумение или бессмыслица. «Я есть талант (полезный навык) в человек»- один из важнейших постулатов так и оставался не озвученным до конца, предлагая лишь- «Я есть… Я есть…» Он слушал, и вся его миссионерская деятельность, аскезы, посты, воздержания, праздники, паломничества,- вся последовавшая отречению жизнь казалась такой же предварительной, неумелой, пустой. Он сделался будто таким же звуком- чистым, тонким, бессловесным… «What Now My Love?»- он не знал уже точно. Будто подобно исполнительнице, стряхивая с себя дурман собственных заблуждений, оставаясь духом, врывающимся куда- то безоглядно и недвусмысленно, не рассчитывая ни на что, ощущая только нечто вроде «Я есть…»

   Снова распахнулась дверь, на этот раз это был секретарь. Несколько смущённый увиденным, он хотел было что- то напомнить, но хозяин комнаты лишь кивнул и коротко вымолвил: «Я скоро». Поднявшись, он вышел на улицу. Ему необходимо было убедиться, что улица существует, что стоят дома, что ходят люди, иногда с удивлением взирающие на него, как на подобие Старика Хоттабыча, чтобы вспомнить- кто он, зачем здесь и что должен делать далее в этом сомнительном мире, так нуждающемся в Откровении.
05.06.25