Где я их нахожу?

          В качестве саркастического эпиграфа к нижеприведенному повествованию я использую название песни "To all the girls I've loved before". Это классика, вы, наверняка, ее слышали. А если - нет, то послушайте, худо не будет. Только я, к сожалению, не смогу согласиться с теми строками из этой песни, в которых утверждается, что бывшие подруги помогли "повзрослеть", что они "живут в моем сердце", "наполняли мои ночи экстазом" и т.п.

Мне за ночи экстаза пришлось платить месяцами долготерпения при выслушивании женских истерик и оскорблений. Если мои бывшие подруги и помогли мне, то не моему самосовершенствованию, а усилению моего цинизма и повышению уровня разочарования в женщинах вообще. К несчастью, они пока живут в моем сердце. Хорошо, что уже не занимают комнаты ностальгии, а помещены в чулан, у помойки, куда я выкидываю душевредные воспоминания. Надеюсь, скоро освободится и чулан, заодно и вонь на помойке уменьшится.

Некоторым из бывших подруг я посвятил стихи - на армянском, русском, английском, греческом. Моя глупость - меркантильным людям стихи ни к чему. Хочу сделать признание - кроме сожаления о потерянном времени бывшие подруги у меня не вызывают. Но стихи, им посвященные, я не уничтожил. Во-первых, большинство из этих стихов удались, во-вторых, это лишние страницы в моем очередном поэтическом сборнике. Такой вот утилитарный, прагматический подход. Совсем как у моих бывших подруг в моем отношении. А теперь - основное повествование.


 Для меня первый день в детском саду стал днем, когда я впервые поцеловал представительницу противоположного пола. Причем сделал это спонтанно, не контролируя себя. А дело было так: поскольку рос я не по годам начитанным и пугал окружающих вопросами типа "А ты знаешь, кто такой Архимед?", "Чем знаменит Исаак Ньютон?", "Какая самая знаменитая фреска да Винчи?", то взрослые дома решили помочь мне социализироваться со сверстниками. Хотя сделали это довольно поздно - мне уже шел шестой год. Парадокс заключался в том, что мне с моими одногодками было неинтересно. С другой стороны, без общения с ними в жизни мне пришлось бы плохо. Так, вероятно, рассуждали старшие.

           Свежим, пахнущим мокрым асфальтом, солнечным майским утром бабушка привела меня в расположенное неподалеку от нашей улицы учреждение для временного пребывания детей моего возраста, в котором учили лепить фигурки и ракеты из пластилина, готовиться к утренникам, кушать ненавистную манную кашу (извращенки-воспитательницы запрещали даже ложечку варенья к ней), рисовать цветочные горшки и петь песни о великой родине.

          Черноволосая женщина в синем платье и со стрижкой каре приветливо встретила нас, взяла меня за руку и отвела в круглую беседку красного цвета. Я уселся и был удивлен тем, что меня не представили группе, а группу - мне. Более того, дети разучивали песню об известном картавом революционере, основателе СССР, а я, хотя и знал ее слова и мелодию, был вынужден подпевать своим новым товарищам. Черноволосая стояла в центре беседки и дирижировала. Мне это было в новь и не понравилось: "И совсем не похожа на дирижера. Дирижер должен быть во фраке, а тут какие-то белые каемочки на синем фоне и завитушки у ушей". Я осмотрелся - справа сидели незнакомые мне мальчики, слева - девочки. Рядом со мной сидела брюнетка, из местных, смуглая, разумеется, со злым, напряженным взглядом ябеды-доносчицы, дальше - русоволосая веснушчатая, светлокожая и сероглазая незнакомка. Я надавил на спину сидящей рядом брюнетки правой рукой, она подалась вперед. Тогда я вытянулся за ее спиной, притянул к себе сероглазую, с веснушками, и поцеловал ее в щеку. Я рассчитывал на ответную реакцию или, хотя бы, на вербальное общение, но объект моих любовных притязаний, вскинув голову, продолжил участвовать в хоровом пении. Брюнетка гневно посмотрела в мою сторону, а воспитательница спешно пересадила меня.

Обе девочки, впоследствии, окажутся в моем классе. Местная страшила будет издеваться надо мной восемь лет подряд, а сероглазая, с веснушками, покинет нас через три года. Потом, через девятнадцать лет, я найду ее в соцсети, мы начнем переписываться. Она и в школе не была красавицей, а повзрослев, стала похожа на кусок теста, налепленный на виолончель. Однажды я напомню ей о происшествии в детском саду, и она вычеркнет меня из списка друзей - видимо, из-за страха перед мужем.

     Примечательно, что в школе девушки либо не будут меня интересовать, потому что, помимо того, что "первым делом - самолеты", подсознательно я начну осознавать, что не в состоянии конкурировать с одноклассниками (правда, так и не пойму - по каким причинам),  мне будут интересны лишь длина их юбок, цвета бюстгальтеров да размеры растущих грудей. (Вслед за Робертом Герриком, с которым мы родились с разницей в один день и в триста восемьдесят восемь лет, я повторял: "Срывайте розы поскорей!", распространенные у аборигенов традиции на вечную любовь и запрет на добрачные половые связи бесили меня). Потребительско-эксплуатационный подход, одним словом, который проявился в полной мере в студенческие годы, когда я стал посетителем борделей, одновременно лелея в душе встречу с идеалом "единственной и неповторимой". Вот такой циник-романтик. В жизни всякое бывает, на то человек и живое существо, а не биоробот. 

Кроме того, для того, чтобы тебя любили, следует что-то отдавать любимому человеку, а отдавать мне было нечего. С проститутками же все было просто: никакой ответственности и большой выбор.

...Влюбиться в дочь местного олигарха в последнем классе школы, да еще перед экзаменами - поступок так себе. Правда, той влюбленности я обязан извержению стихотворной лавы под влиянием действия вулкана моей страсти. Эти поэтические потуги я назвал поэмами и не жалею, что уничтожил их. Написаны они были на двух языках - классики были бы шокированы тем, как я коверкал язык ради рифмы. Нечто подобным, впрочем, занимались и более именитые поэты в XIX-XX веках. Должен признаться, что свои первые шаги на ниве поэзии совершал я с потными ладонями и раскрасневшимся от повысившейся температуры лицом. Как-то мы организовали парти, но в самый его разгар, когда танцевали танго, выключили электричество. Я как раз осмелился пригласить ту, ради которой извел пару десятков листов формата А4. Вот ведь везение.... Но мало того, что мы продолжили двигаться без музыки, так еще подошел ко мне громила из параллельного класса, исполняющий функции вестового и телохранителя нашего общего знакомого, сына другого олигарха, и передал мне, что от меня требуется конкретную девушку на танец не приглашать. Поскольку сын олигарха мне симпатизировал, громила даже пояснил мне причину: "он сам с ней хочет дружить". Разумеется, вся моя влюбленность мигом испарилась: у меня не было своего громилы, а боязнь возможной физической расправы действует безотказно и не в таких случаях. Время показало, что сын олигарха спас меня от большой беды  - девочка та оказалась на деле ограниченной занудой с массой комплексов.

...После школы было уже не до большой и чистой любви, ибо финансовая возможность делала женское тело доступным. Я, все же, успел поиграть в любовь с одной толстоносой и голубоглазой крупнотелой блондинкой, после которой страстно полюбил одну семитку (во избежание домыслов уточню, что она не была еврейкой), которая была старше меня на пять лет. Глубина страсти чуть было не довела меня до ограбления магазина, выбила меня из учебной колеи и стоила мне долгов в три тысячи.

Смешно, но параллельно я был безответно влюблен (боялся признаться) в свою сверстницу, милое создание с длинными вьющимися волосами и глазами, сверкающими как звезды. Помню, как я попытался ей намекнуть на то, что неравнодушен в ее отношении, а она испуганно-пронзительно, с брезгливым пренебрежением, воскликнула:

 - Даже не думай и не смей!

И я было уже и не смел, как в мою жизнь вторглась похожая на штангистку девушка. В первый раз особь женского пола проявляла ко мне повышенный интерес: грубила мне, задавала неудобные вопросы из личной жизни, милое создание с длинными вьющимися волосами и глазами, сверкающими как звезды обзывала "тараканом", подсовывала в карман моего пальто полевые цветы, сорванные для нее ее же бойфрендом. Наконец наше общение переросло в нечто большее - ее чрезмерное любопытство к моей личной жизни довело нас до секса. При этом за день до нашего соития она заявляла:

- Я не путана, спать с двумя парнями не стану!

Наше расставание было вопросом времени - ведь она себя считала святой, а меня - "какямоглавотэтополюбить - чтоявтебенашла"-ем, который был обязан реагировать на ее требование:

- Ну, сделай что-нибудь!

Было непонятно, что я должен был сделать: снять отдельную квартиру, купить ее, приобрести автомобиль или поменять статус студента на пост исполнительного директора крупной транснациональной компании?

В любом случае, наши отношения напоминали историю с Достоевским, Розановым и Сусловой. Какую гениальную характеристику дает Достоевский своей любовнице:

- Аполлинария — больная эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважении других хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязанностей к людям.

Подписываюсь под каждым словом, только в моем случае имя "Аполлинария" следует сменить на другое, более короткое.


К концу опустошающих отношений с моей, фактически, первой девушкой, я познакомился с жительницей крупнейшего города Гессена. Она была старше меня на двадцать два года, расторопна, домовита и боялась любого упоминания о Третьем рейхе. Дочь ее была моложе меня и являлась супругой одного из директоров Федерального банка. С присущей своей нации непосредственностью и легковерностью  она сразу же призналась мне в любви и изъявила желание забеременеть от меня и познакомиться с будущими сквером и свекровью.  Меня такая перспектива не прельщала. От землячки Гете следовало избавиться, и я потребовал выгнать из дома собаку - представительницу с детства ненавистных мне болонок. К моему удивлению и вящему восхищению просьба была выполнена. Однако участились просьбы жениться и зачать ребенка. Тогда я решился на крайнее средство: попросил денег в долг. Разумеется, мне было отказано и было заявлено, чтобы я так больше не поступал. И с легким сердцем я покинул свою вторую подругу. Она некоторое время писала мне эсэмэски: сначала уверяла в том, что сходит с ума, потом стала спрашивать, была ли любовь между нами, а потом вообще перестала писать. Не знаю - жива ли она еще, но одно точно - никогда и нигде в жизни не встречал я такой сексуально активной женщины.

...Желтокожая представительница далекой азиатской страны любовных чувств у меня не возбуждала. Познакомились мы случайно, и я испытывал к ней простое желания приобщиться к экзотике. Ее больше интересовал вопрос моей финансовой стабильности. Сама она жила на деньги отца, которого ее мать выгнала из семьи. Крепко же я сконфузился, когда услышал, как моя луннолицая подруга критикует своего родителя.... Секса с ней не было. Однажды я попытался овладеть ею в подъезде, она было согласилась, но потом застеснялась соседей. Я предложил подняться к ней, но она заявила, что дома у нее ночует "друг". Разговор шел на английском, которым она владела из рук вон плохо. Под словом "друг" подразумевалась подруга..... Только понял я это довольно поздно. С плохо владеющей английским подругой пришлось расстаться - дальше поцелуев дело никак не шло. Через несколько месяцев она позвонила мне:

- Мы с подругой неподалеку от твоей квартиры.

Стояла жара, я дремал.

- Точно с подругой? Может, с другом, - поиздевался я, напоминая азиатке случай в подъезде. Встречаться, разумеется, не стал: мне от нее хотелось только одного, и без присутствия подруги.

....Последовали ничего не значащие встречи с узкоглазой девушкой, готовящейся эмигрировать в Канаду и готовой шагать по городу всю ночь напролет, с представительницей Закавказья, осведомившейся, как у меня обстоят дела с гражданством Европейского союза, с наследницей газетного магната, которая, увидев меня в первый раз, раздраженно произнесла: "А, ну все понятно". Была шепелявая дама бальзаковского возраста, хитрая и несчастная одновременно. От нее я узнал, какого это - защищать дверь комнаты в общежитии с топором в руках от группы алкашей-рабочих, требующих водки. А в комнате - дочка с сыном малолетние. Аферистка-эмигрантка из Причерноморья сразу назначила встречу, потащила меня на банкет в честь дня рождения шефа, а после объявила, что не может пустить меня к себе, ибо этажом выше проживают мать и бабка. Помимо дорогущего букета, мне пришлось тогда раскошелиться на виски и вино - банкет был платный.

...Две толстухи, одна спортсменка, другая - владелица строительной компании и сети аптек, меня никак не заинтересовали, на предложение об одноразовом коитусе заявили о своей порядочности. Первая упомянула дом, автомобиль, стиральную машину  в обмен на легкую половушку, вторая разыграла из себя саму невинность (на самом деле врала).  Ее подруга, узнав о неудаче своей товарки, попытала свое счастье и оказалась в одной постели со мной. Я искренне хотел жениться на ней, но наши отношения не выдержали испытания обстоятельствами. Да и она сама любила постоянно сравнивать меня с другими. В конце концов мы расстались по ее инициативе. Мой вам совет, парни: не думайте, что на женщин действует фраза: "Я хочу детей только от тебя". Холодильник оказывается важнее, даже если у вашей избранницы в глазах сверкают изумруды и сапфиры, даже если вам все равно, кто и когда сделал ее женщиной.

... Отношения с последней моей пассией, поэтессой-преподавателем физики, прошли под песню Эрика Клэптона "Change the world".Плохой знак, когда в унисон скрипу кровати во время движения ваших тел звучит песня нелюбимого тобой певца. Поэтесса, во многом, повторила судьбу своей предшественницы из крупного гессенского города. Правда, соревноваться с ней она могла лишь на кухне, но сценарий оказался общим: женитьба, ребенок. Мне было приятно слышать, как ее спрашивают, от чего она так расцвела? Уж не появился ли друг? И она, улыбаясь, отвечала, что все может быть. Но становилось скучно, и уже я всматривался в лицо официантки, похожей на актрису Элис Гамильтон из мини-сериала о Мерлине. К счастью, социальной деградации моей влюбчивости (ведь все начиналось с дочери академика!) не произошло (нам известно лишь имя той официантки), но после моего признания в потере интереса к поэтессе, последняя наградила меня звонкой пощечиной на виду у всего честного народа, в самом сердце столицы, перед мраморными ступенями перманентно недостроенных террас. За публичную пощечину она извинилась - так ей велела логика, ведь, может, встретимся потом? Чтобы без обид....

С высоты прожитых лет я обозреваю этот паноптикум уникальных представительниц женского пола и спрашивая себя:

- Где я их нахожу?