Записка 33 На досках

Записка №33
На досках
Михаил Салита

До приезда в Америку я свято верил: среди евреев алкоголиков не бывает. Ну, максимум — рюмка за субботу, за маму, за здоровье народа Израиля. А тут — Бруклин, четвёртый Брайтон, семь утра. Ресторан «Волна». На лавочке сидят. Молча. Свои.

У одного на голове кипа, у другого — капюшон. У третьего — ни кипы, ни капюшона, только тоска в глазах. У всех — пластмассовые стаканчики, и в каждом, кажется, немножко памяти, немножко боли, и чуть-чуть надежды.

Кто-то приехал сюда с дипломом инженера, кто-то с тетрадкой стихов, кто-то — просто с мечтой. Но Америка — не всегда «Goldene Medina». Иногда она — бетонная доска и морской ветер, что дует сквозь пальто и прошлое.

С другой стороны бордвока — те же лица, только другие имена: Педро, Сальвадор, Вано, Саня из Винницы. У них — свой язык, своя боль, и всё та же скамейка под навесом. Они не делятся выпивкой, но делятся одиночеством. А это, знаете, куда крепче.

Бывает, кто-то уходит, а на его месте сидит новый. И ты понимаешь: бордвок — как еврейская память, всё хранит. И боли, и разговоры, и запахи. Он ничего не забывает, просто жжёт это солёным ветром.

Иногда я здороваюсь с ними. Иногда молча прохожу. А иногда ловлю себя на мысли: а вдруг кто-то из них был когда-то учителем математики? А может — шофёром скорой? Или писал стихи?
Каббала учит: в каждом — искра. Даже если её не видно — она там. Даже если человек сам про неё забыл — она всё равно жива.

Америка бывает разной. Но скамеечка у «Волны» — это тоже её часть. Грустная, но настоящая.

И всё же — не всё потеряно.

Как говорят мудрецы, раскаявшийся грешник стоит выше даже совершенного праведника. Потому что тот, кто падал и встал, знает цену света.

Мы все — овцы Всевышнего. Иногда сбиваемся с пути, иногда заплутаем в бурях. Но для каждого открыта дверь Тшувы. Главное — захотеть вернуться.

И тогда даже бордвок может стать началом новой жизни.