О любви к искусству. Часть 3

                СИБИРСКИЕ ЗАБАВЫ

                Часть третья

        Зимой в Канск, в гости к Саше и его друзьям часто приезжали староверы. Приезжая по делам, прикупить запчастей или разжиться соляркой да ещё чем-нибудь другим так необходимым в натуральном староверческом хозяйстве, гости позволяли себе иногда отступить от отеческих заповедей. В такие минуты не чурались они выпить в компании Сашиных друзей рюмочку-другую, и даже выкурить папироску. Чего в своей деревне делать им категорически запрещалось. Выпив и закурив, начинали вести длинные разговоры, где бы им раздобыть по сходной цене топлива и запчастей, обещая взамен летом показать богатые ягодные и рыбные места на Бирюсе и щедрые кедровые угодья.
        Канцы, чем могли, всегда помогали. Да и сами нередко наведывались на берега Бирюсы и по нескольку дней гостили в староверческих деревнях. Водили в реке с молодыми не всегда ещё бородатыми староверческими мужиками неводом, выуживая в иные заходы даже стерлядку. Собирали ягоды и добывали шишку.
        Иногда приезжали на Сашином «шестьдесят шестом», переделанном под дизель, в те времена, когда дизельное топливо было ещё гораздо дешевле бензина и стоило копейки. Когда Саша первый раз прибыл на нём в небольшую и аккуратную деревню Луговая, казалось, всё мужицкое население посёлка сбежалось посмотреть на легендарную машину. Наслышанные заранее о конструкторских изменениях в автомобиле, сошедшем когда-то с заводского конвеера, «аки мухи на мёд», облепили они газик. Кто забрался на капот,  и свесившись вниз головой по пояс вверх «опой», заглядывал под тракторный двигатель, который  Шурик умудрился воткнуть вместо заводского. Другие изучали неожиданные инженерные решения, обернувшиеся таким желанным результатом в экономии топлива, лежа на траве прямо под машиной. Кто вертелся в кабине на месте водителя.
        Одновременно с десяток бородатых мужиков увлечённо, проявляя неподдельный интерес, изучали и спереди и сбоку, и снизу и сверху, как подрезана рама и крепится не родной для газика двигатель, как подсоединяются карданы и мосты. Удивлялись, примиряя под себя на будущее,  и нахваливали, как хитро и умно всё продуманно и сделано. Надо сказать, что Шурик долго вынашивал и обдумывал свою идею, прежде чем воплотил её в жизнь. Зарегистрировав в ГАИ свой улучшенный автомобиль, немало удививший инспекторов, он в полной мере стал извлекать, ставшими очевидными, выгоды от этой авторской реконструкции заводского автомобиля. Особенно заметны они были зимой. В крепкий сибирский мороз, двигатель могли не глушить по несколько суток. Пока канцы гостевали у своих добрых друзей старообрядцев, парились в бане, пили меды, водили разговоры,  отсыпались, дизель молотил бывало по трое суток не останавливаясь. Топливо тогда стоило дёшево, расход был маленький и не бил по карману. Каждый понимал, что заглушив двигатель и оставив дизель на пару дней на морозе, потом ты его уже не заведёшь без горелок, мучений и тёплого гаража.
       Однажды летом приехали на двух уазиках  «буханке» и «четыреста шестьдесят девятом» набрать в тайге черники. Компанию составили Саша со средним и младшим братьями Витей и Эдиком, дядя его Витя Куль, все из Канска. Двоюродные братья Толик Рудых из Зеленогорска ровестник Андрея, учившийся с ним в параллельных классах шестой Канской школы, игравший с ним в футбол и ставший в своё время «лучшим вратарём города» в турнире «Кожаный мяч». Да Володя Комляк из деревни Астафьевка под Канском, ещё более здоровый и крупный, чем Рудяк, словно своими габаритами оправдывающий свою фамилию. Да ещё стайка из четырёх мальчишек Сашиных племянников, отроков лет десяти-двенадцати увязалась за взрослыми в тайгу на промысел. Андрея тоже позвали, и он примчался из Красноярска, чтобы присоединиться к развесёлой компании.
        Когда приехали, староверов на месте не оказалось. Все были на покосе, на другом берегу Бирюсы, куда дорог не было, и на машинах перебраться было невозможно. В деревне были одни бабы. На все вопросы они отвечали уклончиво, не говоря точно, когда мужчины возвратятся в деревню.
        - Когда же появятся ваши мужья? – спрашивали гости.
        - Ой, не знаем. Там покосов много и пора сейчас горячая. Пока они всё не сделают, они не вернуться. Они и ночуют там, да и косят с раннего утра, лишь роса сойдёт и до самого темна. Днём только в самую жару не косят. Покушают, да где-нибудь в тенёчке под берёзкой прилягут часа на два-три, чтобы жару переждать да сил набраться. И снова литовку в руки, и пошёл по лугу косить. Зима то большая и скотины много. Так что пока не заготовят достаточно сена не вернуться.
        - А давно они на покосе?
        - Да уж несколько дней. Могут, конечно, приплыть, чтобы запасы пополнить или если когда закончат покос.
        - И когда они всё закончат?
        - Да кто ж его знает. Могут и завтра прибыть, и послезавтра. Но никто точно не скажет, может ещё несколько дней понадобится. Покос то он каждый год немножко разный.
        - Как жаль, что мы их не застали. Они обещали нас по ягоды сводить. А черника-то уродилась в этом году? – спрашивали городские.
        - Вроде есть немного, - опять уклончиво отвечали женщины, - но возле деревни вы ничего не соберёте. Местные тут уже всё выбрали. Дети и женщины ежедневно тут бегают по окрестностям, и всё выбирают. А вам надо подальше ехать от деревни. Ягодники-то есть, только без проводника вы их не найдёте.
         - А можно нам к вашим мужикам на другой берег Бирюсы перебраться?
         - Это никак не возможно. Если бы покосы напротив деревни находились, переправиться на тот берег можно было бы. А так они вверх по течению на моторных лодках уходят километров за десять-пятнадцать. И дорог туда нет, только рекой можно добраться.
       - Как же нам быть? Они же обещали, - изнывали таёжники от безделья, уже  поблуждав по оборванным у деревни ягодникам, и в лучшем случае набрав и отведав лишь по паре горстей спелой черники.
       - Это покос! Ничего не поделаешь,- отвечали староверки, но видя, что те уже второй день торчат в деревне и уезжать не торопятся, сделали вид что сдаются, чтобы спровадить гостей прочь:
       - Ладно, мы вас проводим. Мы знаем несколько дальних ягодников. Собирайтесь, поехали.
       Все не мешкая, в радостном возбуждении, быстренько собрались и расселись по машинам. Тут же в «буханку»  сели две молодые бабы с большими вёдрами для ягоды. Показывая  дорогу, через десяток километров, они привели к первому большому ягоднику, который, правда, оказался уже обобранным чьей-то прилежной рукой. Все разочарованно загудели. Но женщины постарались их успокоить:
        - Вы пока здесь походьте, посбирайте, а мы сбегаем тут недалечко. Есть ещё один ягодник, если там ягода, мы кликнем за вас.
        Делать было нечего, все подчинились этому плану, достали совки и вёдра и стали бродить по оборышам, стараясь хоть немного разжиться желанной ягодой. Удивительно быстро молодухи вернулись с полными до краёв вёдрами. Собирая ягоды руками, с удивительной сноровкой, без всяких приспособлений и совков, они не задерживались на ягодниках, но наполнив тару почти каждый день, спешили уже по другим делам. У остальных же в вёдрах было немного. Каждый успел лишь чуть прикрыть дно. Увидев полные спелой и крупной ягоды вёдра товарок, обрадовались:
       - Ура, кажется мы нашли ягодные места! Видите нас скорей туда.
        Но радость оказалась преждевременной. Молодухи её тут же остудили:
       - Туда идти не стоит, там черники нет.
       - Как нет? Вы же набрали! Вот полные вёдра!
       - Там была маленькая полянка, мы собрали, что было. Больше нет.
       Разочарованные таким поворотом, друзья вскоре вернулись в деревню, доставив обратно и женщин. Они так и не показали им свои потаённые места. Таёжники поняли, что их просто водят за нос и обещанных щедрых ягодников им не видать. От такого расстройства раздобыли в местном магазине водки и, выехав за деревню, стали пить. Место было красивое. На высоком песчаном берегу стоял чистенький, просторный и сухой сосновый бор с прекрасным таёжным воздухом и зелёной травой. Здесь и расположились. Но пить не особо хотелось, никто заранее и не собирался. Пили от расстройства, как-то вяло, без желания. Больше обсуждали, что делать дальше. Смысла ждать староверов не было. Они могли вернуться лишь через несколько дней, которых у таёжников не было. Так что все склонялись к тому, чтобы ехать в другие места, где бывали раньше и предполагали, что там они найдут то, чего не нашли здесь у староверов.
 
       - Давай поборемся, - предложил вдруг Андрей глядя на Комляка. Предложение было настолько неожиданным, что Вовчик не сразу откликнулся. Уж больно разные весовые категории были у потенциальных бойцов. Если художник был килограмм семидесяти, да и то с натяжкой, то Комляк тянул на всю сотню, а то и более. Во всей компании он был самый здоровый. И дело даже не в килограммах - это был молодой и энергичный сибиряк. Видя, что Андрей смотрит на него, скептическим тоном он уточнил:
       - С тобой, что ли?
        - Ну а с кем ещё? – продолжал упорствовать Андрюха. Все, забыв свои дела, улыбались и ждали продолжения. Комляк, упав на четвереньки начал неумолимо надвигаться на стоящего художника, словно тяжёлый танк, бороздя коленками и громадными ручищами песчаную почву соснового бора. Как только эта туша приблизилась почти вплотную к худенькой фигуре своего оппонента, тот резко отпрыгнул в сторону. Комляк медленно развернулся, и снова, не меняя тактики, двинулся на художника. Всё повторилось, как только один приближался, другой словно кенгуру отпрыгивал в сторону. На что Комляк густым басом произнёс:
        - Ну что мы прыгать будем или бороться?
        - Бороться, бороться, - быстро ответил Андрей. После этого они встали, обхватив руками друг друга, насколько это было возможно. Комляк не спешил, как бы давая фору своему худощавому сопернику, и желая удовлетворить своё любопытство, сможет ли этот прыщик с ним что-нибудь сделать. А художник, хотя и пытался провести подсечку или ещё какой приём, оставшийся с армии, но всё было тщетно, противник его крепко стоял на ногах. Вдруг Андрюха понял, что он сам уже падает на спину, а сверху на него летит эта стокилограммовая туша. Но даже это казалось не самым плохим. Ужасно было то, что у него вывернулась нога. И падая, Андрей лихорадочно думал:
         - Надо успеть  её выдернуть в естественное состояние, иначе, если этот мастодонт упадёт, в таком положении я точно останусь без ноги.
         К счастью удалось это сделать, до того как Комляк грохнулся на него сверху. Художник ещё трепыхался под ним в тщетных попытках, а тот орал:
       - Сдаёшься? Сдаёшься?  - не слыша ответа, придавил его окончательно к траве и взревел нешуточным басом, дыша ему прямо в лицо и выпучив глаза:
       - Сдаёшься, я тебя спрашиваю?
       - Сдаюсь, сдаюсь, «от греха подальше», - отвечал смеясь Андрей. Этот опус и шутливая борьба раззадорили остальных. Бороться стали не только мальчишки. Теперь уже Саша Рудяк стал мериться силой с Комляком, а когда-то лучший вратарь Канска Толик Рудых, решил устроить потасовку с художником, но был им побеждён. Наконец все пары, накувыркавшись на песке и траве, сняв азарт, угомонились, и только Саша с Володей продолжали мутузить друг друга. Им как будто мало было этой борьбы. Они сидели на траве, упёршись ногами в ноги, и продолжали пыхтеть и колошматить друг друга. Пока кому-то из них под руку не попал кирзовый сапог. Ухватив за голяшку этот сапог, тот со всего маху хлестанул своего соперника, да так, что сапог, по инерции от силы удара, выскочил из руки и отлетел в сторону. Теперь уже второй схватил его таким же манером и со всей силы отвесил сопернику кирзовую оплеуху. После каждого удара сапог вываливался из рук одного и тут же оказывался в руках другого. Они добросовестно и честно дубасили друг друга, не выбирая, куда ударить, чаще попадая по голове и лицу, и при этом смеялись каким-то звонким, детским, заразительным смехом. Наконец и они устали от этой забавы. Все расползлись в разные стороны и уснули.
        Проснувшись, отдохнувшими и протрезвевшими, решили ехать на новые места напрямую через тайгу по малоизвестной дороге. Но не через Почет, чтобы не делать крюк и пока не стемнело. Хотя ту дорогу все знали, а по этой ездить никому не приходилось, посовещавшись, решили, что она приведёт их в конечном итоге в знакомые места к Долгому Мосту.
        Почти заросшая дорога шла по тайге. По всему видно было, что пользовались ей давно и крайне редко. Витя Рудяк Сашин брат пасечник по жизни ехал впереди за рулём «четыреста шестьдесят девятого». Остальные взрослые, кроме Андрея были профессиональными водителями. Рядом с Витей за штурмана сидел его дядя, самый старший из компании Витя Куль. С ними же в салоне ехал и Комляк. Немного отставая от них вёл «буханку» Саша. Андрей с мальчишками расположились в салоне, а Толик Рудых за штурмана, рядом с Шуриком. Иногда, встретив незнакомую развилку или ответвление лесной дороги, останавливались. Дождавшись вторую машину, взрослые выходили из машин. Стоя гурьбой, таёжники сверялись с оказавшейся у Вити Рудяка картой. Окружив его плотным кольцом, обсуждали в каком направлении двигаться дальше. Полной уверенности, что они на правильной дороге не было. Ехали уже долго и от дороги все заметно устали.
       Неожиданно выехали на посёлок «Перспективный». Хорошие, уютные, крепкие дома, построенные во времена «Брежневского застоя», и предназначенные для жизни лесозаготовителей были пусты. Посёлок «Перспективный» оказался брошенным. Ни одной живой души не встретили путешественники в этом, когда-то, по-видимому, многолюдном, населённом пункте, ни человека, ни собаки, ни кошки. Только лесные птицы залетали сюда, да может быть медведи и волки бродили там, где раньше паслись коровы.
      На дворе стоял тысяча девятьсот девяностый год. Уже был выведен ограниченный контингент Советских войск из Афганистана. Мы закончили войну там, в Афганских горах, чтобы она в будущем перекочевала к нам, и к нашим границам. Уже все чувствовали на себе искусственно организованный Горбачёвым товарный и продуктовый дефицит. Уже разгоралось противостояние Эльцина и Горбачёва. Но ещё никто не догадывался о предстоящих «Беловежских соглашениях», подписанных предателем Эльциным. О расстреле танками парламента и развале Советского Союза. О предстоящей войне в Чечне и Грузии, о Специальной Военной Операции на Украине. Ещё никто не знал, что вместо наших лесозаготовительных контор и посёлков, повсеместно будут работать китайские артели, вырубающие под корень наши леса, и вывозящие лучшую часть деловой древесины из страны в виде бруса, брёвен и доски.
      Дело было к вечеру. Сумерки окутывали улицы посёлка, а в тайге и подавно было темно. Решили дальше не ехать и заночевать здесь. Приготовив ужин и накормив пацанов, отправили их ночевать под крышу небольшого, но крепкого домика, видимо бани. Мальчишки ловко забрались по забору и стене на потолок, через не обшитую досками боковину крыши. На случай дождя это было хорошее сухое место. Не нужно было сооружать навес или шалаш. Мальцы, расстелив спальники, дружно улеглись спать. Стояла прекрасная тихая летняя ночь. Взрослые решили посидеть у костра. Языки пламени весело играли на берёзовых дровах, потрескивая, перескакивали с полена на полено, зажигая драгоценные красно-рубиновые угли. Неспешно рассуждали о предстоящей дороге на завтра, о брошенном посёлке, о долгожданных староверах, так и не вернувшихся с покоса, о лукавых молодухах, не выдавших таёжникам свои потаённые ягодные места.
       Андрей, отойдя совсем недалеко, нашёл стопку длинных метров семи круглых жердей, приготовленных видимо для устройства изгороди, но оставленных вместе с брошенным посёлком. Прихватив с пяток жердей, он потащил их к костру. У костра лежал, наслаждаясь теплом огня, Комляк:
       - Ты что тащишь, - увидев Андрея, спросил он.
       - Это жерди. Для костра, - отвечал тот.
       - Дай мне одну, - попросил Вовчик.
       - Зачем тебе? – удивился художник.
       - Это моя зажигалка будет, - добродушно пробурчал исполин. Андрей отложил одну рядом с ним, а тот тут же придвинул её к себе поближе, разворошив концом комля костёр. Это незначительное происшествие заставило всех улыбнуться:
       - Чудак-человек, - думали таёжники, - у него же в карманах полно хороших зажигалок, которые ему в виде сувениров постоянно присылают его родственники из разных стран мира: из Австралии, Европы, Северной и Южной Америки, и ещё бог знает откуда. Он сам, неоднократно хвастался ими и щеголял, а тут, видишь ли, ему жердь подавай для прикуривания. Но Комляк ни на кого не обращал внимания. Он периодически подбрасывал конец этой жерди в костёр, ждал пока он займётся огнём, а затем, притушив о траву пламя, подносил конец семиметровой зажигалки к лицу и смачно прикуривал.

        Утром, позавтракав, и тщательно затушив костёр, двинулись дальше. Ехали не спеша. Лесная дорога не располагала к быстрой езде, да и места были не знакомые, но красивые. Чтобы лучше всё рассмотреть, Андрей откинул крышку люка и выбрался на крышу уазика. Теперь ничто не мешало обозревать местные пейзажи на все стороны. Потянуло дымком, сначала слегка, а потом всё сильнее. Стали попадать участки сгоревшей тайги. Ехали уже долго и чем дальше углублялись в тайгу, тем сильнее чувствовался запах гари и по всему видны были признаки пожара. Наконец выехали к большому участку выгоревшего леса. Пожар прошёл как-то странно. Слева от дороги лес стоял нетронутый. Густой подлесок плотно окружал молодыми тонкими побегами и стебельками  стволы взрослых сосен и кедров, и весь клубился наполненный сизым дымом.
        Справа же от дороги не осталось ни одного стебелька, ни травиночки, ни веточки. Всё выгорело. Вместо весёлой пушистой зелени, везде, куда проникал взгляд, лежала чёрная выгоревшая почвенная подложка из золы, пепла и углей. По всему пространству догорали и дымились большие пни, да стояли, словно чёрные колонны, обгорелые стволы крупных мачтовых сосен, уходящих в плотное дымное марево и растворяющихся в нём вместе с дорогой. Слева из подлеска неожиданно выбежал глухарь-альбинос. Он не был черно-сизым, как его собратья. Но и белым его назвать тоже было нельзя. Скорее он был желтоватым, цвета застарелого сала, тех времён, когда деревня ещё не знала холодильников. Словно оплавленный с подпалинами огарок свечи, слегка распушив в стороны крылья, похожий на небольшого круглого поросёнка, переваливаясь с ноги на ногу, неторопливо бежал перед уазиком глухарь-альбинос. Андрей сидел на крыше уазика, свесив ноги в салон, и смотрел, на бегущего впереди перепуганного пожаром грязно-жёлтого глухаря, на отдельные, ещё ярко-горящие пни, на исчезающую в сизом дыму дорогу и думал:
     - Что нас ждёт? И сейчас, и завтра и потом. И нас и всю страну в целом. Что ждёт впереди? Не попадем ли мы прямо в пожар? И назад уже не вернёшься.
     Шёл уже третий час, как они ехали по этой дороге. А там сзади, за спиной в местах, которые они проехали час или два назад, вполне вероятно уже бушует безжалостная, беспощадная, всё пожирающая огненная стихия.