Б10. Шаман по прозвищу Жёлтое Ухо

Как шаман по прозвищу Жёлтое Ухо написал своё первое стихотворение


Ветер, дующий в горах, не похож на равнинный. Несётся по узкому ущелью со скоростью кабарги, преследуемой снежным барсом. Вьётся, сворачивает много раз, меняя высоту своего положения. И будучи поддержан эхом в горах, становится многоголосьем. Становится вольным пастухом, поющим свои песни охотнику, снежному барсу и дикому коту манулу.

Шаман Эркемен, прозванный людьми Жёлтым Ухом, совершал обряд очищения в горах. Стояли осенние простудные дни, и берёзовые дрова в охотничьей избушке горели с раннего утра. Печка гудела своим брюхом, сложенным из камней, и отбрасывала через открытую дверцу тени.

Жёлтое Ухо – будем в дальнейшем называть его так – совершал в избушке охотника обряд, который у монгольских буддистов зовётся ретритом. Монголия, дружественная Алтаю страна, располагалась за горным хребтом, и общение с ней позволяло перенимать её привычки. В конце концов, важен результат, а не кем ты зовёшься. Шаманом, буддистом или христианином!

Ретрит, привезённый из Монголии, длился неделю, и приносил человеку, совершавшему его, пользу и тепло. Благодаря ему всё вокруг оживало. Стена, сложенная из брёвен лиственницы, вёдра с водой, грубо сколоченная лавка и лошадиное седло, висевшее на гвозде при входе в избушку, начинали заявлять о себе, как полноправные жители земли. А труба выла так, словно желала что-то сообщить. О скопившейся внутри копоти, об одиночестве, когда избушка охотника пустовала до весны, о приближающейся старости, наконец. Что ни говори, а забот хватает и у трубы, помогавшей согревать избушку охотника!

В один из дней этого ретрита ветер разыгрался не на шутку. И труба выла как русская баба, потерявшая своего сына на войне. Выла ещё днём, а с наступлением темноты обрела какое-то новое звучание. «Мы-ы-вы» – неслось из трубы, заставляя вспомнить немого человека, когда тот пытается говорить. И Жёлтое Ухо, совершавший ретрит, стал невольным свидетелем этого события.

В какой-то момент наш герой отложил в сторону листы с буддийскими текстами и ясно понял, что сострадает трубе. «Пусть она оживёт», – решил Жёлтое Ухо и улыбнулся. И голосом, которым обычно разговаривают с ребёнком, сообщил:

– Госпожа труба, вам не стоит беспокоиться. Я с вами в этот осенний вечер, и я вас люблю. А это значит, что вы можете воспользоваться моими голосовыми связками, как своими. Пожалуйста, говорите. Я запишу на бумаге всё, о чём вы хотите сообщить!

Достав из походной сумы тетрадку и карандаш, Жёлтое Ухо прислушался к звукам, доносившимся из трубы. И стал писать буквами, похожим на детские каракули:


Пустая, чёрная внутри,

зато снаружи я чиста!

Я тоже делаю ретрит

безъязыковой трубкой рта.

Стремлюсь я к свету и добру,

дарю тепло осенним днём

в холодном сумрачном бору,

средь листьев, крытых серебром.


Закончив свой ретрит, Жёлтое Ухо попрощался с печной трубой как с близким ему человеком. И спускаясь в долину, всё время думал о ней. При этом запах копоти, щекотавший ему ноздри, казался ему и сладким, и родным.
 
Прошли суровые месяцы зимы, утекли за обычными занятиями. Настала поздняя весна, а Жёлтое Ухо не уставал вспоминать о встрече с трубою. С обычной печной трубой, сделанной безымянным мастером из кровельного железа!

Прежде Жёлтое Ухо стихов не писал, шаманил только. Зарабатывал себе на жизнь и помогал другим избавиться от напастей. А тут такой подарок судьбы, пахнущий столичной жизнью! Далёким Петербургом и Москвой. Пахнущий балами у русского царя, духами и шампанским! И всё в такие минуты мешалось у нашего героя в голове: балы, труба и буддийские мантры, звучавшие в избушке охотника.

Стихи, продиктованные трубой, или лучше сказать, вдохновлённые ею, лежали в дорожной суме и были при нём всегда, как паспорт или нож. И если случалось выпить с приятелем арачку, Жёлтое Ухо всегда вспоминал о трубе. Заводил речь о литературе и прочих житейских пустяках, далёких от алтайской жизни. И надо было видеть, как светились при этом его глаза! Жёлтое Ухо доставал листок, на котором было написано стихотворение, и читал его нараспев, как буддийскую мантру, ведущую человека к просветлению.