Раздел 5. Глава 5. Цель и результат

Цель системы образования: нравственная и технократическая

В завершение книги опять вернемся к необходимости сформулировать цели образования, и начнем вот с чего. В начале 20 века русский философ  Сергей Иосифович Гессен написал обширный труд «Основы педагогики. Введение в прикладную философию». Название книги которую вы читаете созвучно с названием книги Гессена не случайно. И в книге Гессена и здесь сделана попытка посмотреть на проблемы педагогики сверху, с позиции философского осмысления главной задачи. Но есть большой вопрос, что считать главной задачей и как ее определить. Гессен подходил к решению этого базового вопроса с нравственной позиции. Стержневая линия его прикладной философии – это педагогика как процесс обретения человеком свободы, но не через отрицание механизмов принуждения, а через их изживание.

Человек согласно идее Гессена станет по настоящему свободным, только тогда, когда он станет для этого достаточно сильным, что возможно только через приобщение к культуре национальной и общечеловеческой. Отсюда в последней главе книги Гессена дается наиболее общее определение задачи образования, как задачи вхождения в культуру. От его неприятия простого отрицания принуждения исходит критика принципов свободного воспитания Руссо и педагогики Яснополянской школы Льва Толстого, как систем исходящих из невозможного. Гессен настойчиво, последовательно и в высшей степени убедительно развивает свое понимание свободы личности, как постепенного освобождения, проводя его через все ступени системы образования, от дошкольной, до университетской.

Отлично  выстроенная логика и большой фактический материал прокладывают путь к окончательному выводу столь твердо и уверенно, что будет трудно найти контраргументы, если таковое желание и появится. Точная формулировка вывода и безупречная цепочка рассуждений  Гессена хороши, но остается некоторое послевкусие. А точно ли свобода первых глав Гессена и свобода последних глав это одно и тоже. Не выхолащивается ли это понятие изживанием такого большого количества препятствий. И как соотносится необходимость вхождения в культуру с понятием свободы. Может быть более точно было сделать вывод о том, что хорошо образованный человек культуры становится просто  способным подстраиваться под внешнее влияние. А это  – еще свобода или уже ее суррогат? И вообще, насколько содержателен и осмысленен этот термин – свобода.

Возникает ощущение, некоторой недоговоренности в посылках нравственной цели. Образно говоря, есть некий устав и человек получает шишки и тумаки пока не научится действовать согласно устава, но когда устав выучен и понят, то человек получает ощущение свободы от шишек и тумаков, уже не замечая того, что фактически он начинает просто ходить в едином строю. Это конечно очень сильное упрощение философии Гессена, но действительно ли приобщение к культуре и выучивание устава это совсем разные процессы? И насколько? Отличие между ними количественное или качественное?

Ведь в конечном итоге и общечеловеческая культура и устав, пусть даже строевой устав устанавливают рамки поведения человека, в этом их цель. Широта рамок культуры вещь достаточно обманчивая. Культура велика потому, что она описывает всю жизнь и все способы взаимоотношения человека с миром, в этом ее отличие от воинского устава, военнослужащий вышедший за ворота воинской части становится другим человеком, без последствий, выйти же из культуры практически невозможно. Свобода же термин, в принципе описывающий состояние отсутствия рамок. И если человек необразованный не знает рамок и от этого зарабатывает тумаки, а человек образованный приобщился к культуре, знает рамки и от этого успешен и живет в безопасности, то нужен ли термин «свобода» для описания его состояния. Мы говорим о свободе, но одновременно и о массе разных необходимостей. Есть необходимость базовых традиционных ценностей без которых общество погибнет, необходима культура общежития, необходима профессия и она обязательно должна иметь общепринятую общественную полезность. Список очень длинен и все в этом списке с приставкой «Необходимо», но тогда повторим вопрос – причем же здесь свобода? И где она здесь?

Но у Гессена, есть и чисто технократический подход следующий из его же общей логики. Оказывается огромное значение имеет то как работает механизм системы образования, то как учат, чему учат, как организованы учреждения образования. А необходимо это все для того, чтобы человека ввести в общественные процессы, сделать его их полноправным участником. Так может быть нравственную цель вполне можно так и сформулировать как переход из состояния чужеродности культуре через состояние ее принятия в статус ее творца, без неопределенного термина «свобода»
Состояние чужеродности означает полную зависимость, так как если человек игнорирует культуру, это не означает, что культура будет игнорировать его, как минимум в пределах гражданского и уголовного законодательства. Состояние принятия  означает относительную зависимость, так как принятие норм культуры заключается в  принятии всевозможных рамок. Статус творца означает относительную свободу, так как у процесса творения культуры, есть своя внутренняя логика, свои внутренние законы развития. Конечно творец поднимается в определенном смысле над рамками предписанными культурой, но не над законами ее развития.

Поэтому подход к основной задаче, излагаемый здесь принципиально иной. Свобода личности в рамках культуры это что-то очевидное и не вполне интересное, так как понятие, значение которого ограничивается многочисленными рамками, выхолащивается и теряет свой смысл, но остается гессеновская задача приобщения к культуре, как цель образования. Задача реальная, вполне понятная, можно даже сказать задача технического характера. Поэтому цель педагогики с точки зрения излагаемой в этой книге состоит в решении технического вопроса, необходимо показать, что означает приобщить к культуре, и как это происходит. 

Приобщение к культуре, не сам факт а процесс, предполагает овладение интеллектуальными инструментами познания достижений культуры. Далее, человек должен получить нечто называемое нравственным воспитанием. И наконец вспомним, что человек составлен не из «пара души», у него есть вполне ощутимая и много что определяющая физическая основа – его тело. Впрочем педагогика отдает эту часть заботы о человеке под ответственность спорту и медицине, что вполне понятно, так как для заботы о теле все же нужны специальные знания. Но с другой стороны больной, физически слабый человек есть неблагодарный объект для педагогических усилий, поэтому совсем уж отказываться от этой важной темы было бы неправильно. Но начнем все же с интеллекта.


Четыре способа познания
 
Человеку свойственно экспериментировать, задавая окружающему миру вопросы, формулируя гипотезы и оформляя их в случае подтверждения в теории, позволяющие предсказывать будущее. Это проявление научного метода мышления. Человеку свойственно эстетическое восприятие мира, дающее ощущение целостности и гармонии. Познание через восприятие красоты окружающего мира несомненно способ интегрального познания.

Далее, вокруг человека очень много того, что он воспринимает, но не может понять сейчас, или даже в принципе. Отсюда возникает идея высших сил, на которые, образно говоря, списывается все непонятое наукой, и составляет познание религиозно-мистическое. И наконец, в процессе выстраивания полученных знаний в систему, человек поднимается все выше и выше по лестнице обобщения и абстракции и приходит к уровню на котором все способы познания вливаются в общую картину, описание которой уже называется  философией.

Четыре способа или формы познания формируют соответственно способы поведения, взаимодействия с внешним миром природы и миром человека. Необходимо также отметить, что все сказанное присуще каждому человеку. Не надо быть ученым, для того, чтобы в какой-то степени использовать научный метод. Эстетическое восприятие очевидно присуще каждому из нас, вопрос только в его смысле и функции. На мистически религиозное познание у верующих в бога нет монополии. Если внимательно подойти к этому вопросу, то в интеллектуальной картине мира  у каждого человека есть области заполненные действием высших сил. Их можно называть по разному, но они есть. И наконец философию в самом общем смысле можно понимать как способ краткого описания самых общих принципов интеллектуальной картины мира, а значит мы все неизбежно философы.

Все мы владеем в той или иной мере четырьмя способами познания. Это важное замечание. Также необходимо отметить, что это не есть независимые и отдельно определяемые способы, а лишь четыре проявления одной общей познавательной способности. Попробуем осмыслить эту общую познавательную способность и то, каким образом она распадается на четыре различно определяемых.
Можно с уверенностью предположить, что природа нашего интеллекта синтетическая. Есть в нас какая-то конструктивная особенность заставляющая видеть вокруг цельную картину, в которой все присутствует в явном виде и все имеет свое объяснение. Даже органы чувств поставляют интеллекту уже синтетическую картину. Слушая музыку мы воспринимаем ее целостно, а не как группу отдельных звуков, такова же ситуация и со зрительной картиной. Мы видим цельно, поэтому и появляется необходимость в специальных практиках концентрации внимания на отдельных предметах.

Можно даже сказать, что любая наша наука, любой раздел образования – это своего рода йога, учащая концентрироваться на частном, выделяющимся из общей картины. Анализ вторичен, он есть средство упорядочивания и достраивания цельной синтетической картины.
Но есть проблема. Полная, прозрачная, абсолютно ясная синтетическая картина мира невозможна. Мы ее хотим, но она невозможна. И вот тут то и проявляется  религиозно-мистическое мышление. Мы приходим к единственно возможному выводу о том, что все что нами не понято есть действие высших сил. Но высшие силы всего лишь термин. Понятно, что они есть, если их определить, как что-то очень мощное, способное создавать то, что мы наблюдаем. Это не обязательно идея бога. Можно верить в единую теорию поля,  Большой взрыв протокапли, компьютерную матрицу и т.д.

Главная идея высшей силы это моментальное и простое объяснение всего наблюдаемого. Тем самым человек удовлетворяет свою базовую потребность в мировоззрении, чем создает душевный баланс, так как у него уже есть синтетическая картина на построение которой нацелен интеллект, а значит уже есть что анализировать, есть что-то такое на чем можно концентрировать внимание, совершенствуя и усложняя такую простую, но не слишком детальную картину. А если окажется, что существование высшей силы реальность, то психологически мы к этому уже готовы.

Вторая проблема в том, что человек обязан действовать, активно строить свой мир, отдельный от природы, для чего необходимы знания, позволяющие прогнозировать результаты своих действий. То есть возникает потребность в детальном описании мира увязанном причинно-следственными связями, так мыслящий человек неизбежно приходит к научному методу. Работая как ученый он создает гипотезы, развивает их в теории, теории дают следствия, или можно сказать предсказания событий остоящих от своих причин во времени, что дает возможность их проверки. Если проверка дает положительный результат то теория становится истинной в определенных пределах.
Знание получаемое научным методом развивается в направлении обобщения и абстракции, для чего реальные явления и объекты замещаются понятиями о них, то есть реальность выражается в символах, а связи между символами реальности это связи логического следования, замещающие причинно-следственные связи. Таким образом научное познание, - неизбежно познание не мира, а его модели, поэтому не существует абсолютной научной истины, об этом даже некорректно говорить. Существует только модель, которая в той или иной степени чему-то соответствует в реальности.

Расширение научного знания порождает целый ряд серьезных проблем. Нас начинают интересовать критерии истинности научных теорий, границы познания, насколько вообще мир познаваем научным методом, и что остается вере в высшие силы. Второй вопрос это вопрос окончательный, вопрос завершения науки и естественно он не решается в рамках научного метода. Вопрос критериев выглядит проще. Частные вопросы истинности решаются экспериментом. Но насколько выстроенная нами теория соответствует чему-либо в реальном мире? И здесь, может быть для кого-то это окажется достаточно неожиданным выступает чувство прекрасного, чтобы под этим словом не заключалось.

Это действительно удивительное чувство, оно присуще в той или иной степени каждому человеку, а его странность состоит в том, что оно как кажется совершенно не имеет прикладной направленности. Наша жизнь прежде всего жизнь материальная, и в этой материальной жизни нет места произведениям великих художников, композиторов, вообще нет места красоте и гармонии открывающейся искусством. Поэтому искусство воспринимается как надстройка, появляющаяся тогда, когда материальные потребности удовлетворяются достаточно полно и можно заняться чем-то, что не очень нужно, но как бы выражает собой высокий уровень духовного развития.

На самом деле, восприятие красоты имеет вполне прикладное значение, как познавательный инструмент. Не случайно же чисто математическое «Золотое сечение» есть основа красивого человеческого тела. И не просто так скульптуры древних мастеров идеально подчиняются этому соотношению. И не просто так математики – представители самой абстрактной области знания совершено серьезно говорят о красоте математических законов. А математика, давайте вспомним, это язык научного метода, то есть язык описания модели мира. 
По видимому между законами устройства мира и принципами эстетики есть глубинная связь, то что истинно в каком-то смысле, воспринимается нами как проявление красоты и гармонии. И это проявление настолько сильно, что мы готовы принимать его как критерий истины. В общем, чтобы быть истинными - закон, формула, теорема должны быть красивыми. Почему так?

Попробуем выдвинуть разумное предположение. Во-первых, еще раз повторим, наш разум устроен синтетически и стремится воспринимать мир как единое целое. Во-вторых, истина относится к понятийному знанию,  то есть знанию довольно высокого уровня абстракции. То есть истина это не непосредственно воспринимаемая сущность, а сконструированное разумом понятие и сконструированное на основе принципов заложенных в структуру интеллекта. Так вот разумное предположение заключается в следующем – красивым считается то, что соответствует принципам построения интеллекта. Эстетика это своего рода вкусовое качество. Удовлетворить потребность в еде можно по разному, но организм каким-то образом чувствует, что ему надо и правильная пища ощущается как вкусная. Также и  наиболее качественное знание - оно «вкусное» то есть наиболее соответствующее внутренним предпочтениям разума. И еще один момент – чем более глубокие закономерности охватывает знание, чем оно лучше охватывает большую панораму мира, тем оно «вкуснее». В этом пункте проявляется глубинная, генетическая связь между развитием ума и эстетикой. Чем более развито мышление, тем больше сложных явлений оно может воспринимать, тем больше появляется объектов для эстетического восприятия.

И наконец философское осмысление. Человек исследует различные области знания и в каждой из них находит закономерности, законы, выводит общие понятия, выходя на все более и более абстрактный уровень. В этом процессе появляются смысловые связи между областями знания, которые, таким образом, постепенно сливаются в одну общую и вполне закономерную картину мира. С какого-то момента человек обнаруживает, все более и более ясно, что существуют общие принципы на которых строится его личная картина мира, выявление этого общего и становится его философией. Конечно, как есть профессиональные ученые, так  есть и профессиональные философы, но есть уровень на котором каждый из нас ученый и каждый из нас философ, ровно настолько, насколько мы ощущаем в себе потребность в научном и соответственно философском осмыслении наблюдаемого.

Замечание о педагогической задаче. Выше были рассмотрены способы познания мира. Каждый из них является необходимой частью мыследеятельности и чувствования развитого человека. Отсюда появляется желание выделить педагогическую задачу, разработать методы обучения и т.д. Но педагогика здесь есть, а отдельной задачи нет, в силу того, что развитие способности к познанию в любой его форме – это одна из самых общих педагогических задач решаемых общей постановкой дела, а не применением каки-либо специальных методов. Все наши педагогическая усилия – это в определенном смысле – развитие способности к познанию, к развитию единого познавательного метода, в его четырех проявлениях.
 
 
Нравственное и духовное воспитание

Возможно самый неопределенный вопрос, который ставится перед педагогикой. Процесс интеллектуального развития очень сложен, более чем сложен, но там вполне понятно с чего мы начинаем и куда движемся. Преимущество интеллекта в том, что он инструмент. Необыкновенно сложный, но все же инструмент. Что же касается нравственности и вот еще есть хороший термин «духовность», но здесь мы входим в сферу очень могущественных интересов: общества, государства, идеологии и интересов зачастую подчиненных конкретной задаче, в силу чего понимание того, что такое нравственный человек меняется и очень сильно в зависимости от решаемой обществом и государством задачи. А если еще вспомнить, что государство – это не абстрактная сущность, а в какой-то степени (и иногда очень высокой степени) продукт группы людей, а гражданское общество может оказаться аморфным образованием, то эти два понятия «нравственность» и «духовность» могут оказаться навязанными массе народа очень узкими группами лиц и не иметь под собой никакой культурной и исторической базы.

Однако пытаясь определить историческую и культурную основу нравственности мы только ухудшим ситуацию, так как и эти понятия составляют собой цель идеологической борьбы между общественными и государственными системами. В общем вопрос не педагогический, а идеологический. Если человек определился на какой он баррикаде и в каком окопе, то есть, если он определился на чьей он стороне, то вопросы нравственности можно считать решенными, но это так только в отношении высоких понятий, ведущих к высоким целям.

Но понятие высокого полета это еще не все. Далеко не все. Существует простое и можно сказать меркантильное понимание нравственности, которое говорит о том, что человек должен, если принять только то обстоятельство, что он должен жить и работать в обществе, делать свой вклад в жизнь этого общества и претендовать на свою долю общественного блага.

На этом уровне понимания нравственности все имеет разумное обоснование. Почему убивать безнравственно – потому что это разрушает систему безопасности и всю социальную структуру общества. Почему воровство и коррупция безнравственны – потому что разрушают общественную экономику. Почему гомосексуализм это безнравственно  - потому что создает демографические проблемы и есть граница за которой возможна угроза вымирания народа или даже всего человечества. Разумное объяснение возможно подвести под любое базовое нравственное требование, потому что всегда существует общественная потребность и следовательно нравственность это максимальное абстрактное требование устойчивости социума, а нравственный человек это человек признающий главное требование общества – быть эффективным и способным к выживанию и развитию.

Отсюда следует еще одна функция нравственности. Она прямым образом определяет отношение общества к своему члену и следовательно косвенным образом справедливость его претензий на часть общественного блага. Ведь чтобы мы не говорили о нравственном человеке высокого, мы все согласны, что безнравственный член общества не имеет права на эти блага. И этот вопрос никогда не игнорируется, хотя говорить об общественном признании нравственного человека говорить как-то не принято, а принято считать, что это человеческая ценность - вещь в себе, перед которой мы просто снимаем шляпу, но ни в коем случае ее не анализируя.
Такая нравственность вполне материальна, имеет строгое разумное обоснование и подразумевает вполне понятную педагогическую задачу – дать человеку интеллектуально обоснованную систему того – что такое хорошо и что такое плохо. Что же касается высокого понятия нравственности, то это скорее сфера идеологии а не педагогики, но есть важные коррективы.

Вообще, разумно использовать два понятия: нравственность и духовность. Можно нравственность понимать в таком прикладном смысле, как описано выше, то есть как силу удерживающую людей вместе, как эффективно работающее и существующее сообщество. Тогда духовность приобретает  более высокий смысл.
Очевидно, что эти два понятия – нравственность и духовность должны иметь разное значение, ведь и звучат они совершенно по разному и под разным звучанием я конечно имею ввиду не фонетику. Нравственным человеком мы определили человека способного жить в обществе, умеющего согласовывать свои личные потребности и желания с общественными требованиями. Нравственные нормы не требуют отказа от личного, вполне достаточно соответствия желаемого возможному и заслуженному личным вкладом в общественные дела. Если мы согласны с таким определением, то  духовность можно определить как отказ от личного ради общественной цели или идеи из области искусства, науки и т.д. Или еще точнее, духовный человек – это человек для которого высокая идея становится содержанием его личности.

Есть большой вопрос, может ли такая личность быть продуктом педагогического процесса? Возможно на это необходимо иметь талант от природы, но талант желателен в любой сфере человеческой деятельности и тем не менее, для любой сферы существует набор желательных качеств которые вполне поддаются воспитанию. Поэтому целесообразно спросить, какие качества предшествуют человеку духа и отсюда можно будет вполне последовательно получить педагогическую задачу и как бы это ни кощунственно звучало – определиться с воспитательными методиками. Кстати возможность такого положения дел следует из простого наблюдения. Люди способные полностью отдать себя служению идеи крайне редки, да может быть это и не нужно, так как очень уже здесь начинает проглядывать фанатизм. С другой стороны состояние полного, беспросветного эгоизма тоже встречается как крайность, то есть тоже не слишком часто.  Крайности антипедагогичны, но любая массовая задача общественного устройства включает в себя педагогику.

Итак, качества человека способного работать на идею. Смею утверждать, что некоторые из них имеют вполне себе понятную интеллектуальную природу. Чтобы воспринять идею, необходимы два качества. Во-первых, широкое мировоззрение, позволяющее человеку осознавать различные идеи науки, искусства, общественной жизни. Во-вторых, развитые интеллектуальные способности дающие возможность идею понять. Принятие идеи без ее глубокого понимания –  уже фанатизм.
Далее, любая идея – это абстрактное понятие и это утверждение выводит на необходимость развития способности к абстрактному мышлению, что уже вполне методически понятно.

Еще два важных момента. Первое это чувство долга. «Я делаю это потому что должен». А собственно почему должен. Нет ли у чувства долга вполне воспитуемой основы. Смею утверждать что есть. Для того, чтобы проникнуться долгом по отношению к большой идее, на которую потребуются значительные личные усилия, человека с ранних лет необходимо приучать к долгу в мелочах. Убрать за собой личные вещи, помыть посуду, выполнить в определенное время школьные уроки, взять на себя домашние обязательства по просьбе родителей. Большой долг взрослого человека прежде всего потребует исполнительского навыка, а не душевного порыва, порыв может вполне раствориться в физической лени или неумении сконцентрироваться на выполнении нужной задачи.

Второе – эмоциональная составляющая. В требованиях к ребенку часто просвечивает
идея – «Ты это должен сделать через не хочу». Наверное это правильно. Наше общество и наше общественное производство в течении очень короткого времени развалятся если люди утратят способность работать через «не хочу». Этот важный навык должен быть привит, но такая идея хороша при условии провала более лучшей идеи. А более лучшая идея заключается в приучении человека позитивно относится к деятельности вообще, еще лучше к деятельности приносящей пользу, и наконец получать радость от деятельности соответствующей личной природе. Но деятельность не должна нести в себе эмоциональный негатив, потому что иначе остается работа через не хочу.

Вот такой небольшой набросок личности будущего человека духа. К тому времени, когда идея захватит его и он будет готов, без фанатизма, но целеустремленно отдать значительную часть своей энергии какому-то делу, которое вполне возможно решит и его эгоцентрические задачи, но не они будут стержнем всех его движений, человек должен быть к этому готов интеллектуально, эмоционально и кстати физически.      

Воспитание тела

Организм человека точно также требует внимания к своему развитию, как и ум, как и нравственность. Это настолько очевидно, что похоже для многих эта тема считается закрытой и полностью разрешенной и даже более того не вполне педагогической. Однако это все же наша задача, так как здоровое, крепкое тело способное много работать и получать от жизни радость - это база любой педагогики, а разве можно игнорировать то, что составляет основу педагогического успеха. Поэтому повторимся, это вполне наша задача.
Что же касается ее разрешенности, то можно вспомнить, что человек вообще пока задача не завершенная и неразрешенная, поэтому любые педагогические вопросы имеют начало, путь развития, но вряд ли они имеют окончательное решение. Это же самое с полным правом относится и к вопросу воспитания тела. 

Антипедагогическая задача

Мы все знаем, что в здоровом теле, здоровый дух. Но что на самом деле это означает и самое главное, как воспитывать по настоящему здоровое тело. Начнем с критики, так как в современном  мире понимание здорового тела сильно искажено совершено безумным креном в сторону спорта и даже более того, спорта профессионального. В пользу спорта приводятся следующие аргументы: спорт раскрывает возможности человеческого тела, спорт – есть пропаганда здорового образа жизни.
Этот, как кажется железный  аргумент в защиту спорта вызывает большие сомнения. О каких возможностях идет речь – наверное о том, что может тело в условиях пожизненных непрерывных тренировок и о особом стиле жизни исключающем всякую другую разумную деятельность, а может быть о том, что может человеческое тело в условиях экстремальных нагрузок при работе всего организма на износ? Где тут здоровый образ жизни? Надо ли это нормальному, среднему человеку имеющему семью, занимающемуся содержательной работой, дающей пользу обществу и государству и приносящей необходимый доход его семье?

Видимо нет, не надо. Видимо спорт на самом деле – это просто самое массовое шоу когда-либо придуманное людьми. Задайте себе вопрос. Если из спортивных соревнований убрать кубки, медали, гонорары за участие и за победу, убрать многотысячные стадионы так ласкающие зрение человеческой амбиции и жажды славы, то много ли останется желающих этим заниматься?
А пока продолжается погоня на кубками, медалями, во что уже полностью втянулась и система дополнительного образования в лице своего спортивного компонента. Надо признать, что сегодня хороший тренер – это тренер сумевший поставить на поток подготовку чемпионов, а спорт это стремление к победе над возможно большим количеством соперников и признании себя самым сильным, самым ловким, самым быстрым. А все разговоры о том, что важно участие а не победа, довольно лицемерны. Ни один спортсмен не стремится к чистому  участию, все хотят победы, пьедестала и всеобщего восхищения. Конечно это все не про педагогику и не про подготовку человека к реальной жизни.

Поддержание и восстановление энергетического потенциала 

Что же на самом деле нам всем необходимо от своего организма. Ответ очень простой – выдерживать определенную нагрузку в течении рабочего дня. Не запредельную и стрессовую, а достаточно обыкновенную, но выдерживать ее ровно, хорошо, без чересчур большой усталости к концу дня. Человек должен войти в свой вечер не падая с ног, у него должны остаться силы и энергия, для личных занятий, для общения с семьей, тело должно обеспечивать своему хозяину нормальное жизнеобеспечение от пробуждения до следующего сна.

Организм должен уметь полностью восстанавливаться во время сна и достаточно хорошо во время небольших отдыхов в дневное время. На длительном периоде совершенно необходимо уметь не болеть, а если уж это случилось, болеть как положено здоровому человеку, по плану – значит так, сегодня мы начали болеть, завтра у нас планируется кризис и через несколько дней мы опять на ногах. Идеальная задача - полностью изжить тяжелые и хронические заболевания. Человек должен войти в свою  старость с запасом энергии и здоровья не проводя остаток жизни на таблетках и в больницах. Артистка Ольга Аросева как-то сказала очень хорошую мысль – «Старость – это благо которое дается не каждому». Это действительно так, а жаль, что пока мы не умеем по другому. Такова задача воспитания тела – прожить достойно, сделав все, что человек может и умеет.

Конечно это не задача традиционной педагогики, так как мы ее понимаем. По традиции педагог обращает свое внимание на интеллект, нравственность, государственную и общественную потребность, но никак не на тело, отдавая это медицине, гигиене, и спорту. Но проблема в том, что педагогические идеи и методы не работают на хилом, больном теле, даже в теле может быть и относительно здоровом, но не имеющем достаточной энергетики для активной деятельности. А любым процессам, даже глубоко личностным нужна энергия. Образно говоря, нам необходимо, чтобы человек, особенно молодой вставал с постели бодрым, жизнерадостным и готовым к борьбе за свое светлое будущее, и непонятно на каком основании педагогика отнекивается от того, что является пусть не достаточной, но совершенно необходимой базой успеха.

Конечно я не том, что педагоги должны заниматься изобретением оздоровительных методик, я о том, что люди которые умеют это делать профессионально, должны стать педагогами, для чего необходимо сформулировать явно педагогическую задачу в отношении состояния организма.
Для этого необходимо ответить на многочисленные вопросы. Что требуется для развития мозга вообще, как сохранить зрение, слух, что необходимо для бодрого начала своего дня и спокойного его завершения, какие вещества нужны телу и в каких пропорциях. Это вопросы питания, гигиены, и специальных разделов медицины. Но лучшие методики окажутся пустым звуком, без большой воспитательной работы. Человеку необходимо разъяснить, что питание не есть универсальный способ получения удовольствия, что сон нужен в определенном размере, что гигиена это непрерывная работа и т.д. Это то, что делает специалистов по организму и его потребностям – педагогами. Поэтому есть смысл заняться разработкой раздела педагогики описывающей процесс воспитания тела, в интегральном смысле, и со стороны чистой физики и физиологии и конечно все это должно стать непременной частью образования человека. 


О человеке созидающем

Итак, человек воспитанный и образованный должен владеть способами познания и построения картины мира выработанными коллективным разумом человечества, он должен быть нравственным в том смысле, как это понимается в его обществе, должен иметь физически здоровое тело, способное обеспечить длительную, продуктивную жизнь. Такой человек - своего рода продукт нашего образовательного конвейера, как бы грубо сие не звучало. Но на таком педагогическом производстве и стоит общество. Если это производство начнёт сбоить и выпускать «недокомплект» или хуже того «брак» начнёт рассыпаться и культура во всех её проявлениях, и производство и государственный аппарат.

Успешное педагогическое производство необходимо для стабильного существования общества. Если же есть желание развиваться, то необходимо нечто большее. Нужны люди, которые могут взлететь немного выше (а лучше намного) и пролететь дальше (и чем дальше тем лучше). Есть два литературных примера которые как бы о том же. Это проблема Родиона Раскольникова в философской книге «Преступление и наказание» Достоевского и сверхчеловек Фридриха Ницше - идея идущая через всю ницшевскую философию и достигающая предельного выражения в его Заратустре.
Достоевский своего «великого» человека пытающегося выяснить не «тварь ли он дрожащая» доводит до печального финала - почти сумасшествия, поражения и затем раскаяния. Возможно Достоевский этим хотел показать ущербность и невозможность идеи. Доказать ущербность с точки зрения христианского, православного идеала, а Достоевский был глубоко православный человек, ему удалось, но отсюда не следует невозможность. История ведь знает людей строивших государства и империи на крови.
Сверхчеловек Заратустры еще не появился, сам Заратустра только предвестник несущий идею о том, что человек со своей моралью, своим мышлением это то, что должно быть побеждено. Человек для ницшевского героя это мост к сверхчеловеку и только.

Заметим, что оба варианта человека поднявшегося над обществом - это разрушители. Они почему-то в обязательном порядке отбрасывают общественную мораль, общественную культуру для создания чего-то совершенно нового. Но ведь «ломать – не строить» как говорит народная мудрость.
Такие деятели были, есть и наверное будут появляться ещё долго. Но заметим следующее. Во-первых, говоря о ярких людях внёсших позитивный, или негативный вклад в историю, и кстати иногда о знаке такого вклада можно спорить, всегда вспоминают политических деятелей, завоевателей. Это во-первых. Во-вторых, их вклад в историю считается безусловным, не подлежащем сомнению.

А собственно почему так? А что если запоминание в народной памяти ярких политических лидеров, полководцев, создателей империй просто имеет большую  психологическую основу. Эти люди повлияли на историю здесь и сейчас и не так важно каковы были последствия на длительной перспективе. И не важно, насколько действительно влияние революционеров и завоевателей на мировую историю или на отдельное государство и общество, главное для психологического восприятия то, что они смогли, это были яркие люди, которые отвергли общественный закон и общественную мораль. Масштаб их действий поражает воображение и разуму отказано в анализе действий великих.

Я не историк и не могу слишком уж глубоко копать в изучении роли великих, но замечу одну важную деталь. Такие люди появляются лишь в двух случаях. Первый, когда можно создать новое общество и государство на пустом месте, что было вполне возможно в древности, на пустом месте в прямом, географическом смысле этого слова. Или вторая более частая ситуация – это период кризиса общества существующего. Но тогда, если основатели империй и разрушители государств действительно имеют решающее слово в истории, то чтобы быть последовательными надо принять, что кризисы это наше все и история движется вперед только через кризисы и нет никакого движения вне общественных катастроф.

Однако это не так. Развитие культур идет непрерывно и поступательно. И надо отметить, что этот процесс не абсолютно определяется актами разового разрушения и создания. Есть глубинные процессы роста культур не требующих решения вопроса «тварь ли дрожащая или право имею». А значит существуют люди – творцы цель которых построение здания культуры, его совершенствование, непрерывное изменение, поиск путей развития без наскоков на белом коне с шашкой наголо.
Некоторый сарказм предыдущей мысли не направлен против императоров и борцов с ними, просто есть желание донести мысль, что слом старого здания и возведение новых голых стен еще не постройка здания.

Иван Грозный начал ломать патриархальную Русь, Петр Великий довершил ее разгром и начал строить империю, а построили российскую культуру, которая только и стала новым обществом совсем другие люди: инженеры, ученые, писатели, поэты, философы, общественные деятели, государственные управленцы. Без них все что может получится - это военная машина, своего рода государство - ОПГ (организованная преступная группировка), которая сможет некоторое время грабить окрестные народы, и затем исчезнет без следа. Поэтому не умаляя роли завоевателей и создателей империй, обратим внимание на людей создающих культуру, как пчелы создают соты. Ничего не отрицая, не ломая, стараясь построить новое и мягко демонтировать одряхлевшее.

Еще хотелось бы отметить, что возможно кризисные явления порождающие революционеров возникают только от того, что «мягкая сила» пока еще не набрала должной мощи и не справляется с возникающими историческими задачами. А значит возможно время когда люди научатся строить, развивать и преобразовывать свою культуру без катастроф и радикальной ломки. И возможно наша страсть устраивать общественные катастрофы не от неизбежности такого хода истории, а от неумения находить новые пути мирным способом. 

И это будет время совершенно новой педагогики, потому что такого созидающего человека можно воспитывать или что тоже самое приобщать его к культуре, понимая задачу педагогики точно так  как понимал ее Сергей Иосифович Гессен. Человек создающий должен стать человеком культуры. А его созидающее начало заключается в том, что он должен видеть это здание целиком, со всеми его недостроенными и ветшающими частями. Он должен быть способен принимать решение о степени и возможности своего участия в строительстве и возможной перестройки на основании точного понимания своих способностей и возможностей а не амбиции - «я право имею». А его возможности будут определяться уровнем интеллекта, нравственным развитием, духовной силой и энергетикой здорового крепкого тела.