Сандалии праведников

Настройщик сунулся в такси у  рынка. Примостив портфель с выглядывающим из него комельком веника на колени, поторопил Лешку:
- Давай, шеф, гони! – И дыхнул густым перегаром: - Устал я чего-то после баньки… На Мыс!
- Погоди, – Халатов окинул торопыгу скептическим взглядом, - рассчитайся сначала! А то приедем домой, а денег - нет...   
Хоть и тяжеловат был пассажир, но нашел в себе силы возмутиться:
- Грубишь?! Нас ведь настройщиков, - ткнул таксисту под нос два пальца, выказывая малое количество столь оригинальных мастеров в городе. – Ну, трое от силы… Сколько надо?
- Рублей двести! - прикинул Лешка дорогу от центра до поселка речников.
Пассажир долго выискивал в карманах ветровки деньги и выудил-таки три сотенных купюры:
- Гони сдачу! 
Это можно… И Лешка сунул в пассажирову пятерню голубенькую пятидесятку. Для пробы, так сказать…
Настройщик ткнул купюру в карман и сурово взглянул на водителя: езжай!
        И чего он там настраивает? …Поди, рояли! Первый раз Лёшке такой чудак попался. Это же самый, что ни на есть, музыкальный верх! …Знать, долго учился?
А настройщик и не скрывал: да, он «музыкалку» окончил!  Выгодное дело… Пианино отладил – полтыщи рубликов! Еще пианино: еще пятьсот. Но тут заковыка – больше пары инструментов за день не осилишь. В башке звенит от настройки. Картошку дома чистишь, а в голове пам, да пам!
- Пусть жена чистит! – перебил Лешка. -  Ты деньги зарабатываешь, она - по хозяйству.
- Один живу… - пассажир расстроено воздел над портфелем худые руки. – Как сторож на посту! …Да ещё и в хоре пою. - Его портфель при той добавке съехал с колен и встал на попа, опираясь боком в полик тачки. Словно бы хотел подчеркнуть столь нелепой позой бесперспективность хорового пенья.
Да-а, Лешка согласно поерзал на сиденье - без жены, как без шапки. И загорелся:
- А орган настроишь? – Орган казался ему чем-то божественным и никак не доступным человеческому пониманию.
Настройщик кончиком пальца поскреб затылок: 
- Настрою… Неделю провожусь, а настрою! Я такой…
Настройщикова пятиэтажка переростком  торчала среди  деревянных домишек, и возле крайнего её подъезда  стоял жёлтый, как банан,   «Запорожец». Одна  из фар легковушки была  подмалевана  черной  краской и от того словно бы подмигивала.   
-  Вот он,  мой одноглазый! – ткнул рукой в  его сторону настройщик. – Я бы и сегодня на нём заруливал, да в баню пошли…  –  И встрепенулся: - Заплатил тебе, нет?
Эге, друг,  Халатов испытующе взглянул на пассажира, если уж забыл, так почему бы еще раз не пошуршать  деньгами?
- Нет! Поговорили о деньгах и все…
- Вот, растяпа! – Настройщик звучно хлопнул  себя ладонью  по лбу, показывая, что память его от нынешней жертвы пивному ларьку совсем некудышная, и сунулся в ветровку. Но  денег  не было. Тогда  полез в карман рубахи:  - Вот  они,  - и вытянул пятисотрублевую купюру, - давай  сдачу!
Только заметил Лешка,  что в скомканной купюре была еще одна. И так те купюры едино ерошились, что  за  пару-то их никак не примешь. Потому  и сунул настройщику лишь три сотельных в ответ. Тот, не глядя, пихнул «сдачу» в карман и вышагнул из салона.
Девятьсот рублей,  как нашел… Но такое везенье не часто бывает. Основной-то доход работой добываешь. И Халатов  вымахнул из мишуры домов на трассу: такую же вроде бы улицу, но утонувшую в березняке. …Далеко за рекой, таяла в жарком мареве Тюмень, задыхались в пробках автобусы и легковушки, а здесь верещали птицы и шуршали вдоль асфальта листвой редкие пешеходы.
Но где это видано, чтобы подобное любованье природой до добра доводило?! И потому, когда заметил Лешка за перекрестком   жезл гаишника, то даже и не мог припомнить на какой сигнал светофора проскочил он ту дорожную закорючку. А сержант мало того, что указал на обочину, да ещё и кулаком погрозил.
      Мужик он  был так себе: метр с шапкой, но это-то и было плохо. Маленькие гонором берут!      
Халатов перескочил колесом бордюрный камень, чтобы не мешать проезду другим машинам и сунулся навстречу инспектору:
- Так я ведь на желтый ехал… – начал привычное. 
Но инспектор смотрел уже совсем не на него:  уперся взглядом в переднее колесо «Волги», откуда с шипеньем вырывались остатки воздуха, потом его взгляд ткнулся поверх бордюра, из которого торчал арматурный пруток. 
Решив, что таксист уже никуда не денется, гаишник направился к предыдущему нарушителю дорожных правил:  уляпанному болотной жижей грузовику.
А Халатов принялся менять колесо... Но сначала, чтобы ещё кто-нибудь не напоролся на ту клятую арматурину, решил подошвой сандалии  пригнуть книзу. Да вот попался ему не какой-то там слабак, а штырь незаурядного качества: он проскочил через подметку и впился в ступню.
                *   *   *
И вот прошло полтора месяца после того случая, и забыл Халатов и пьяного настройщика, и глазастого гаишника, все забыл, …лишь пораненную ногу забыть не мог. Не заживала, собака, и всё тут!  Знать, какой-то болезненный зверь прятался внутри ноги и никак не хотел сдаваться.
Так ему жена и сказала:
- Доиграешься, Халатов… Будешь потом без ноги по воздуху летать, как лебедь!
И он пошел в поликлинику. Не с утра, конечно, днем-то самая работа на линии, к вечеру. Бросил машину в гараж и похромал в   зданье на углу.
У нужного ему кабинета стояли две дерматиновые банкетки и из-под одной сиротливо торчали разношенные фетровые боты.
Дверь в кабинет  приоткрылась и оттуда, опираясь на лыжную палку, выхромал седой старичок. Усевшись рядом с Халатовым, он   принялся натягивать обувку на непослушные ноги. А Лешка сунулся   в дверь.
Кабинет был невелик: в одно окно, напротив которого возвышался стол. Чуть в стороне от него плоская, как доска, кушетка.
А вот хирург и вправду был велик. Сидел на табуретке этакий краснорожий громила и корпел над бумагами. Кивнув на кушетку,  опять ткнулся в листки.  …Может быть, врач был не таким  и краснорожим, но на белом фоне халата да кушеточной простыни, любой румянец рдеет, как кирпич.
- Ну, хвались! – хирург отложил ручку и  повернулся  к Лешке: - С чем пожаловал?
- Да вот… - Халатов поелозил в воздухе забинтованной  стопой: - Ещё летом проколол штырём через сандалину и не заживает. Хоть отрывай!
Из стопки больничных карточек доктор выискал нужную и, вроде бы как себе под нос, буркнул:
- Добегался, значит…
Но Лешка расслышал его ворчанье:
- Чего добегался? – возразил. – Я же на работе проколол.
Хирург ловко чикнул ножницами, освобождая стопу от бинта, и толстыми мягкими пальцами потыкал вокруг ранки:
- Ну, милый мой, сандалии-то праведников легки! – И крепко нажал на ранку.
Лешка даже подпрыгнул. Предупреждать надо! 
- А я чего, грешник, что ли?
Да доктору было уже не до разговоров. Буркнув лишь: «Стало быть…» он принялся строчить чего-то в карточке.
- Чьи тут туфли полдня валяются?! – раздался за дверью бабий голос, затем из коридора послышался глухой стук.
- Твои что ли? – Хирург поднял голову от стола: - Выручай, у нас тут строго!
Опираясь на пятку, Лешка выскочил в коридор, и увидел в середине его тетку: в одной руке она держала швабру, в другой   туфли.
- Ты чего – окликнул Халатов.
- Того, - огрызнулась тетка. - Столько времени валяются, а хозяина - нет. Может, его уже в больницу положили, да на операцию и увезли. Всякое бывает.
- Ну, старая…
Вырвав из руки бдительной няньки обувку, Лешка опять ковыльнул в кабинет и застал там уже другого посетителя: коротко стриженого черноволосого паренька, прикорнувшего на краю кушетки напротив доктора.
А тот взял со стола голубенькую четвертушку бумаги, видать, больничный лист черноволосого:
- Шварц, говоришь? - уперся взглядом в паренька. – Немец что ли?
- Ну!
- Чего позавчера больничный не закрыл? …Гулеванил?
- С чего бы это?! – паренек возмущенно дернул головой. – Бригадир прибежал с утра: «Край-конец нужно холодильник в магазине запускать!» Я и вышел на работу.
- Ясно… - больничный улегся на стол, а доктор уже хотел было   проставить на нем конечную закорючку, да заметил стоявшего в дверях Халатова: - Завтра с утра приходи: резать надо, а у нас - воду отключили. …Знать, от подошвы чего-то в ранку попало! Вот тебе и сандалии праведников…
Лешка уселся на банкетку в коридоре и принялся осторожно совать разбухшую от свежего бинта ногу в туфлю. Затвердил! …Сандалии праведников, да сандалии праведников! Сам-то кто?
- Чего с ногой-то? – черноволосый плюхнулся рядом с Халатовым. – Топором рубанул?
- Да нет, откуда в такси топор? …А ты и вправду немец?
- Батька немец, мамка - нет. Они давно в Германию уехали, а я не хочу: тут лучше!
- Ну и дурак! – возразил Халатов. – Там не такой бардак, как у нас. …То воду отключат, то туфли уволокут.
- Х-ху! Рябой оспы не боится… Зато здесь делай, что хочешь! Я вот уже с утра пьяный, а в Германии нет,  рано не выпьешь. …Даже в гости друг к дружке не ходят. Ездил туда как-то… А что он тебе про сандалии плел? – вспомнил паренек слова хирурга.
- Кто  его знает! - отмахнулся Халатов. – Тут хоть сандалии надевай, хоть сапоги: кругом штыри торчат. …А сначала-то классно шло! Сел, понимаешь, ко мне настройщик…