Афган. Первый бой. Глава из романа Жизнь как война

В Афган попали в мае…
Первое впечатление - горы, жара, пыль, красота и мощь природы, уныние и тоска подневольной жизни, и хотя бы капелька дождя! 
Тугой тревожный ветер шевелит на крутых склонах предгорий рыжую выжженную солнцем траву. Лавина летящего спрессованного воздуха, выжимает из человека последнюю влагу, поднимает на воздух мелкие камешки и песок, остро и больно колющие руки и лицо. Горы гудят и кажется, что под неослабевающим давлением ониавот-вот сдвинутся со своих мест. 
Из маленького окопчика на горе - над казармами, видны речка и дорога и все окружающее, словно гигантская декорация спектакля вечной жизни, освещена с утра до ночи палящим, беспощадным солнцем. Дополняя картину, черные вороны, планируя спускаются на землю и расклевывают остатки гречневой каши и черного хлеба, на краю военного городка, за кухней.   
А еще выше парят орлы, словно бумажные змеи на невидимой верёвочке, неуклонно описывая круги, - они явно боятся приблизиться к нашему лагерю и черными запятыми плавают в выцветшем, блекло-голубом небе...
 
И так день за днем: та же жара, то же стрекотанье кузнечиков, песчаный ветер и та же неутолимая жажда иссушенного ветром тела. Кажется время жизни неостановимо уходит и с ним, утекает талант, молодость, лучшие годы…
 И вместе с тем, каждый день превращается в вечность: под вечер уже с трудом припоминаешь, что было утром - все идет по кругу без начала и конца...   
После обеда поехали на речку. В тряском газике по пыльной дороге спустились вниз и, выставив оцепление, на открытом месте устроили постирушки, беготню и купание. Серега, осторожно и с удовольствием перебил вшей засевших в швах воротника гимнастерки, окунулся в холодную горную речку, и погружаясь в воду блаженно булькал, пускал пузыри, ерошил под водой пересохшую кожу под волосами, а когда вылез на берег и обсох, то учуял приятный запах молодого чистого тела. Мышцы рельефно натягивали кожу рук и плеч, все лишнее улетучилось за эти месяцы службы и он, ощущая необыкновенную легкость и силу, несколько раз подряд сделал выход в стойку на руках. 
А неподалеку, на берегу, стояли деревья шелковницы и ликуя, сослуживцы, после купания, с удовольствием наелись незрелых, но сочных уже ягод...
   
Под вечер вернулись в лагерь и все были почти счастливы, а Сергей с восторгом ощупывая обдуваемое свежим ветерком лицо думал, что все не так плохо на белом свете, если хоть иногда, в военной жизни бывают такие дни. 
К тому же и вечер был чудесным - луна золотой плоской монетой взошла над ломаным силуэтом хребта и ласково улыбалась Сергею в полные щеки.   
«Было бы так всегда как сегодня - подумал он - когда все вокруг кажется приветливым и знакомым. Буду об этом рассказывать там, дома, и вряд ли кто поймет красоту и очарование этих мест... 
Эх! Сейчас бы на Родину – в очередной раз подумал он!
Пройтись по знакомым улицам, посидеть на скамье в парке, почитать свежий журнал, вдохнуть воздух свободы - ведь вот же, ко всему человек привыкает, только несвобода страшно тяготит! 
Заснул он со счастливой улыбкой на лице...
    
Утром всех разбудил сигнал тревоги. Построились и объявили, что днем едут на операцию - вчера, примерно в километре от их поста, "духи" напали на колонну автомашин - сгорел 43-й БТР, убито двое наших, ранено пятеро.
Деды матерятся и начищают оружие - у местного населения разведка узнала, что душманы по ночам спускаются с гор за продуктами, а утром уходят - вот и решили их встретить!
   
Луна светила желтым мертвенным светом, когда тихо и незаметно рота окружила кишлак. Сквозь трели цикад, сухо щелкая доносились клацанье затворов и сдавленное дыхание множества людей. 
Не доходя до домов метров сто Серегина рота остановилась, и в кишлак двинулись спецназовцы, шагая мягко и неслышно, вдоль замерших в ожидании, узких улиц - тишина стояла первобытная и только монотонный шум речки, явственно слышный здесь, нарушал ночной покой… 
Вдруг на окраине кишлака что-то грохнуло, столб пламени и дыма вырвался из выбитых взрывом дверей и ночная тишина мгновенно превратилась в ад: застрочили автоматы, несколько раз бухнул гранатомет и через паузу прозвучали взрывы.
Затем часто-часто зачавкал крупнокалиберный пулемет, а из темноты, кто-то матерясь командовал заходить правее.
Несколько человек-афганцев, петляя и припадая к земле, выскочили из-за глинобитного дувала, как раз напротив Сергея.  От волнения у него пересохло в горле, и вспотели ладони держащие теплый металл автомата.
Командир взвода вскинул автомат к плечу и коротко, зло ударил очередями трассирующих по беглецам.  Пули, рикошетя о плоские спины камней, с противным воем уходили в сумерки горной ночи.
Одна из автоматных очередей нашла бегущего и словно бич подсекла белеющую на сером фигурку и та, стремительно переломилась и ткнувшись головой вниз замерла. 
Шквальный огонь автоматов, казалось осыпал каждый сантиметр земли перед взводом - трое афганцев остались лежать на месте, четвертый уполз умирать в тень стены дома!
  И тут из кишлака раздался громкий крик женщины и чуть позже плач ребенка - казалось, что звуки боя так громогласны, что ничто не может перекрыть его грохота, и все же... 
Сергея передернуло, но когда, вслед за причитаниями, над сумятицей ночной атаки взмыл вой боли и страха умирающей молодой женщины, он задергался, заскрипел зубами и попробовал заткнуть уши.    
- Соловьев, салага! - вдруг услышал он визгливый голос сержанта Передирия - ты что, сука, сморщился?
Вперед! Команду не слышал, молодой! - и пнул Сергея сапогом под зад.
Сергей даже не огрызнулся и стараясь не оставаться одному, вслед за остальными побежал в кишлак.  Пробегая мимо одного из домов, он увидел полуразвалившуюся стену с вырванной из косяка дверью, какие-то тряпки, выброшенные силой взрыва изнутри, и шевелящуюся в углу двора под обломками, стонущую фигуру не то старика, не то старухи...
   
Все закончилось быстро... 
Солдаты их роты, столпившись кучкой около мечети, громко, захлебываясь от возбуждения рассказывали друг другу подробности боя и что-то пили из нескольких бутылок, передавая их из рук в руки. На площадке перед мечетью, испуганно дрожа, жалось в угол несколько худых мужских фигурок, а напротив, уже спокойно сидели на корточках и курили спецназовцы... 
Гул боя затихал и только не переставая, скулила где-то под забором раненная свобака, да изредка с противоположной стороны, за кишлаком, раздавались автоматные очереди и шипя взлетали осветительные ракеты - там искали беглецов... 
Сергей не чувствовал ни усталости, ни страха - волна брезгливости и безразличия захлестнула его с головой. Во рту накапливалась горьковатая, тошнотворная слюна и непонятно - от страха или возбуждения задергалась мышца под глазом. 
Деды привычно курили, сидя на корточках, молодые торопясь рассказывали друг другу кто что видел, и кто в кого стрелял. Сергей вдруг обнаружил, что половину своего боезапаса он тоже расстрелял, а ствол автомата нагрелся и чуть обжигал влажные пальцы...
   
Назавтра, на построении, командир роты капитан Тетеркин объявил, что операция прошла успешно, что убито восемь душманов, и захвачены трофеи. Сказал он, что и у нас потери, убито двое разведчиков. 
Капитан по привычке через слово матерился и расхаживая вдоль строя, потирал впавшие от бессонницы глаза...   
После обеда, лежа на раскладушке и пытаясь заснуть, Сергей думал, утешая себя, что на войне как на войне: 
"Вот и я становлюсь мужчиной, уже третий десяток годков распечатал, и пора бы привыкать, что армия - это место для настоящих мужчин". 
И еще он с грустью подумал, что юность кончилась, увяла под этой афганской жарой.   
Это было начало службы в Афгане...


                2006 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно- историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal